Апрельская ночь, или Панночка - Чук 8 стр.


Позади, за спиной короля согласно шумят гномы, потом хлопает входная дверь и раздается звонкий голосок отставшего вместе с Ори Бильбо:

- Что за шум, а драки нет?..

Торина, наконец, ставят на пол, Ганна поворачивается к мистеру Бэггинсу:

- Я каменюшку потеряла, вот голова садовая! - ещё один тяжелый вздох, и Беорн приобнимает дивчину крепче. - А без каменюшки теперь всё не так устроится!

Мистер Взломщик восклицает “О! А я-то думаю, что плечи тянет!” и на глазах изумлённой Компании извлекает (не достает, а именно извлекает, очень артистично) довольно большой булыжник, как раз с панночкин кулак, тяжелый даже на вид. Одна сторона переливается змеевиком, другая серо-чёрным минералом неопределимого вида, чем до невозможности поражает Торина - что это за порода, которую он, гном, не в состоянии определить? Судя по шепотку среди других гномов, их волнует тот же вопрос.

А вот Ганну волнует обнаруженная пропажа: девушка мягко и быстро поднимается, принимает камень из рук хоббита (слышится отчетливый вздох облегчения последнего), потом спокойно передает оборотню только что невероятно важный камень и подхватывает Бильбо на руки, подбросив пару раз аж до потолка.

И под нежное воркование “славный внимательный чертёнок!” Торин понимает, нет, не Аркенстон.

========== Чертям тошно ==========

После возвращения законной владелице “каменюшки” Ганна повеселела опять, на радостях переобнимала всех “чертеняк” и “славного маленького чертёнка”. В финале она обняла Беорна, и вот тут уже оторвали от пола саму счастливо и удивленно вскрикнувшую панночку.

Компания оккупировала почти все комнаты пустовавшего постоялого двора, изрядно напугав хозяина разницей в росте. Как понял Торин, больше всего хозяина смутили седые бороды “великаньих детей”. Да, прошло не так уж и много времени, а люди уже забыли, как выглядят порядочные гномы. Бильбо, впрочем, повезло меньше - его без всяких оговорок записали в пострелы Беорна и Ганны. Хоббита, однако, это нисколько не смутило, и он, вместо того, чтобы качать права, стал дёргать панночку за юбку, очевидно, напрашиваясь на объятия. Торин завистливо вздохнул и продолжил знакомство с новым Эсгаротом.

***

Эсгарот производил на Короля гномов чем дальше, тем более удручающее впечатление. Он, конечно, ожидал, что без торгового пути в Эребор, Дэйла и постоянного каравана путешественников и купцов город захиреет, но чтобы так быстро! Чтобы настолько! Торин отказывался понимать, как благословенный, в общем-то, край, полный возможностей для жизни и источников дохода, превратился в совершенный медвежий угол.

Впрочем, Махал сжалился над своим сыном, и Торин понял всё довольно скоро, ровно в тот момент, когда увидел ратушу, по совместительству - резиденцию местного бургомистра. Столько вычурности и дороговизны было в самих стенах оскорбительно праздничного на фоне общей нищеты здании, что хотелось отвернуться, умыться (начиная с ушей) и прополоскать рот.

Стоит ли говорить, что присланных заинтересовавшимся бургомистром гонцов Торин завернул с порога. Стоит ли говорить, что потом ему пришлось выдержать непростой воспитательный момент, основной мыслью которого было: “Правила хорошего тона ещё никто не отменял, особенно для таких больших величеств, как ты, чертеняка Торин!”

Поэтому второе посольство бургомистра, возглавляемое им самим, было принято.

Но не сказать, чтобы добившийся своего бургомистр был так уж этому факту рад: напротив него сидел до невероятия прямо мрачный небольшой человечек с ненормально светлыми волосами, мощными руками и широкими плечами. Гном. И руководствовался гном какой-то нечеловеческой логикой - входить в долю не хотел, к себе не пускал, одолжений не просил, вежливо, но непреклонно отклоняя даже самые обольстительные предложения. Вместо компенсации городской казне затрат на помощь их походу предложил забрать Смауга - сколько весу, мол, в целом живом драконе, именуемом Золотым?

Но худшее поджидало бургомистра впереди.

***

Торин уже тихо кипел, когда в обеденную залу вплыла Ганна. Этот человек… Бургомистр выводил короля из себя, провоцировал сняться с места как можно скорее и рвануть хоть к Смаугу в пасть, только отдалиться от этого мерзкого типуса. Намёков, как водится у таких людей, бургомистр в упор не понимал. Сейчас Дубощит уже раздумывал, как бы так нахамить человеку, чтобы со стороны смотрелось исключительно вежливо и не вызывало ненужных подозрений в том, что он, Король-под-Горой, кроме “большого величества”, ещё и “бука”. Что бы это ни значило.

В этот исторический момент, когда решалась судьба - становиться ему “букой” официально и при свидетелях или сохранить видимость вежливости? - бургомистр вздумал приказать Ганне обслужить его. Не выбирая слов и выражений, а также охватив мощную фигуру весьма недвусмысленным взглядом. Дивчина нахмурилась:

- Гэть, а ты, юродивый, кто тут будешь? - в звучном голосе пряталась угроза, но человек слишком отвлекся на разглядывание фигуры девушки, досадливо отмахнувшись и схлопотав тут же по рукам. - А пальцами растыкивать не смей, раззява, не то быстро тех пальцев-то не останется - начисто с мылом сотру!

Бургомистр удивился, вылупился на Ганну и попытался повысить голос. Торин, испытавший облегчение от появления девушки, вновь нахмурился. Но великанша опять опередила намерения по её защите:

- Это ты чего тут выговорить посмел?.. - тёмные глаза блестели злым весельем, огромная пятерня загребла воротник бургомистра в горсть. - Так, к твоему сведению, юродивый, только каторжники выражаются, но это поправимо, - голос становится многообещающим и зловещим, - только не плачь, поможем, задарма даже, копеечки не возьмём!..

Эсгарот надолго запомнит полоскание бургомистра на центральной площади, с употреблением по назначению мыла и бодрящих слов.

========== У чёрта на рогах ==========

Выдвигалась Компания из Эсгарота под покровом темноты, предрассветные сумерки скрывали их фигуры, а обёрнутые тряпицами копыта пони делали этот выезд почти бесшумным. Дело в том, что отряду пора было отчаливать к Одинокой горе: впереди ещё была Пустошь - но благодарные жители Города-на-Воде не желали отпускать новообретенных кумиров.

После прилюдного окунания градоначальника на площади перед памятником поползли слухи, что это добрый знак, предвестник оживающей легенды. Ганна на такие заявления только фыркала, ужасалась сравнению бургомистра с предвестником и торопила чертеняк, чтобы уходили скорее. После того, как Бомбура накормили до полной сытости, а Фили и Кили чуть не зацеловали преследовавшие их целым табуном человеческие девушки, Торин понял, что ещё немного и их просто порвут на сувениры. Такой исход в планы Подгорного короля не входил.

***

Движение по берегу Долгого озера было похоже на приятную прогулку ещё больше, чем движение по Лихолесью: рядом постоянно была вода, лица овевал приятный свежий ветерок, дневные и ночные стоянки облагораживались прекрасными видами. Торина преследовало ощущение нереальности происходящего, сейчас ему трудно было поверить, что это всё тот же поход, который стартовал из норки мистера Бэггинса.

Сам мистер Бэггинс чувствовал, что уже совсем сроднился с гномами и великанами, больше не было ощущения оторванности от Компании, ненужности или чуждости, его слушали, принимали как равного и кормили вкуснейшими обедами! Жизнь могла стать лучше, только если бы Беорн перестал несколько подозрительно коситься на тех, кто (конечно же совершенно случайно!) подходил слишком близко к его невесте и получал внеочередные объятия.

День Дурина приближался неторопливо, Компания легко и с приятностию приближалась к Горе, и всё было просто прекрасно ровно до тех пор, пока их не нагнал Гэндальф.

Уже успевшие позабыть про мага гномы и оборотень с Ганной удивились как самому его появлению, так и внешнему виду “старого чёрта”: всклокоченный, мантия прорвана в нескольких местах, запылена, а кое-где даже виднеются пятна крови. Что показательно - орочьей крови.

Отдышавшийся и отдохнувший, загнанный в озеро и закутанный в одеяло теперь маг, придерживая на коленях тарелку с горячей похлёбкой, вещал о тёмных делах, творящихся дальше на Востоке: о пробуждении Некроманта, сборе полков орков, пугающей активности гоблинов. По всему выходило - грядет битва.

Ситуацию не улучшало то, что битва, по всем признакам, должна была развернуться у подножия Одинокой горы. Торин напряженно размышлял о способах справиться с новой угрозой ещё даже не отвоеванному королевству, необходимости всё-таки звать на помощь, а может быть, сын Трайна поморщился, ещё и влезать в долги.

Помрачневшего Подгорного короля отвлекла протянутая ему плошка с ароматной похлёбкой и тихие слова, обращённые к нему:

- Ну, не расстраивайся раньше времени, ваше величество чертеняка! - Ганна не растеряла ни доброты, ни оптимизма даже после таких новостей, поразился король. - Всё ещё устроится, будешь сидеть, как настоящее большое чертенячье величество, не на пеньке, а на троне! - девушка хитро подмигнула и потрепала гнома по голове, заставив прищуриться и слегка улыбнуться. - Не будь я панночка Ганна!

========== Сам чёрт не разберёт ==========

Компания оставила позади Долгое озеро, пересекла Пустошь и оказалась у отрогов Одинокой горы. Теперь мощная громада вздымалась над головами и занимала, кажется, не полнеба, а полмира. Даже великаны смотрелись на её склонах муравьями. Вдобавок, хоть у них и была карта, но месторасположение тайного хода в сокровищницу было обозначено весьма приблизительно - отряду пришлось изрядно полазить по круче, прежде чем дверь была обнаружена.

Возле входа Гэндальф стал бурчать что-то о преимуществах эльфийских волшебных дверей: там инструкция высвечивалась самостоятельно, а зачастую и содержала подсказку, здесь же им придётся куковать непосредственно до Дня Дурина и ждать дрозда, который может прилететь, а может и не прилететь. Впрочем, волшебник перестал ворчать, как только до него донёсся аромат приготовленного обеда. В такой компании и с таким снабжением можно было и покуковать.

По мере приближения означенного срока Торин всё меньше любовался видами, открывавшимися со склонов Одинокой горы и всё больше сверлил взглядом каменную толщу, бесстрастно укрывающую дом его предков, одно из семи Великих гномьих королевств, вместе с драконом.

А если бы Дубощит дал себе труд так же внимательно вглядеться в Компанию, то заметил бы, что за него беспокоятся почти все: и переходящие совсем на шепот племянники, и озабоченно хмурящийся Балин, и сверлящий его взглядом исподлобья Двалин, и Дори, чаще прежнего пытающийся напоить короля чаем с ромашкой, и Ори, отвлекающий какими-то вопросами по хронике, которую он ведёт… Даже Бильбо, которому, кажется, не было резона особенно переживать за гномьего короля, пытался по-своему отвлечь сына Трайна от мрачных мыслей. Пускать с хоббитом дымные колечки оказалось приятно и забавно. Но сильнее прочего короля отвлекали объятия Ганны, хотя бы просто потому, что из них невозможно было вырваться, приходилось мириться с судьбой (спасибо, если это приходилось делать не на весу!) и искать положительные стороны. Со временем это удавалось всё легче.

В один из вечеров, уже накануне Дня Дурина, Торин традиционно остался полуночничать, когда все уже улеглись, и был невероятно удивлён, наблюдая подсевшего к нему великана. Некоторое время оба молча смотрели в огонь, потом оборотень заговорил:

- Я вижу, мастер гном, что тебе нелегко, уж поверь, я не позволил бы Ганне так часто подхватывать тебя на руки, если бы не видел, что тебе это и впрямь нужно, - Торин поразился про себя, до чего же великан, оказывается, ревнив. - Я вижу, что тебя гложет беспокойство о драконе, королевстве, но больше всего - о золоте, которое ждёт хозяйской руки.

Внук Трора немного вздрагивает, а Беорн только тяжко вздыхает и продолжает:

- Но я не советую тебе забывать, мастер гном, что золото это всего лишь металл, золото не утешит тебя в горький час, не протянет руку в час трудный, не позаботится о тебе, когда ты захвораешь, золото не полюбит тебя в ответ.

Беорн снова тяжко вздыхает и переводит взгляд с собеседника на огонь:

- Поверь мне, мастер гном, я знаю, что такое одиночество, долгое время я считал, что остался один такой на всём белом свете, и никому не пожелаю подобной доли, особенно тебе. У тебя есть семья и близкие друзья, подумай хорошо, прежде чем променяешь это на холодный блеск камня или драгоценностей.

Великан сидит рядом ещё некоторое время, но больше не заговаривает: Беорн сказал всё, что хотел, и большего от неизбалованного общением оборотня ждать не приходится. Торин и не ждёт. Он только думает о том, что у Трора тоже была семья - даже больше его нынешней! - дети, внуки, но колдовство камня совершенно очаровало деда, поработив его разум и заключив сердце. Торин вспоминает, и его собственное сердце, горячее и живое, глухо отзывается болью.

Внук Трора, сын Трайна, брат Фрерина и Дис, строгий дядя Фили и Кили - он потряхивает головой, уже привычно наблюдая перед лицом светлые пряди, и думается ему теперь, что слишком многое случилось в этом походе совершенно необыкновенным образом. Может, к Аркенстону тоже можно привыкнуть, как и к светлым волосам?..

========== Чёрт не брат ==========

Старая карта не подвела: Одинокая гора открыла тайный путь в назначенный день и час, после свиста дрозда и появления на небе луны и солнца одновременно. Ключ подошел, дверь распахнулась, и перед Компанией наконец забрезжил свет в конце тоннеля. Вернее, света не было, но тоннель очень даже был.

Общим решением отряд постановил никому на ночь глядя в гору не лезть, будь ты хоть трижды Взломщик мистер Бэггинс, хоть рвущийся побыть дома Балин, хоть непобедимый маг Гэндальф! Гномы, хоббит, оборотень и волшебник устраивались на ночлег, перекидывались нарочито бодрыми фразами, но обменивались одинаково настороженными взглядами. Ганна устроилась на самом пороге, заявив, что спать спокойно могут все. Недоверчивых или плохо слышащих в отряде не нашлось.

***

В самый глухой, волчий ночной час Ганна приоткрыла глаза - спали все, надо было не разбудить чуткого оборотня, лежащего ближе всех, да маленького чертёнка, который из раза в раз к утру обнаруживался под боком. Панночка усмехнулась, припомнив, как отреагировал на такое откровение Беорн: этот мистер Бэггинс подкатывается к невесте великана! Каждую ночь!

Тогда ей стоило больших трудов отстоять чертёнковы кудряшки. А сюртучок рванувшего от оборотня хоббита пришлось потом штопать - кустарник у Лихолесья больно цеплючий. Был, довольно улыбнулась Ганна. Беорн же перестал так страшно ревновать, только когда лично убедился (иначе говоря, татем в ночи расследовал!), что чертёнок Бильбо подкатывается к Ганне спиной, полностью одетым и исключительно в поисках тепла.

На следующее утро оборотень, помнится, даже извинился перед чуть не удравшим опять эсквайром: а вы попробуйте сохранить самообладание, когда оборотень в три ваших роста перехватывает вас за шиворот и поднимает на уровень глаз! К чести Взломщика стоит сказать, что великан был тут же искренне прощен, и хоббит даже попытался пожать ему руку. Ну, три пальца пожал, подумаешь, велика разница! Зато обеими руками!

И сейчас Ганна, ласково перехватив малютку-чертёнка, перекатила его от своего бока к удачно расположившемуся рядом круглому чертеняке - тоже большой и тёплый, чертёнок Бильбо проснуться не должен. Потом панночка бесшумно и плавно поднялась - ни камушек не шелохнулся под сапогом - блеснула широкой улыбкой и озорным взглядом в лунном свете, вдохнула поглубже свежий ночной воздух и шагнула во мрак подгорной тропы.

***

Бильбо проснулся от того, что коса Ганны как-то странно тянулась поперек её спины, пахла табаком и отливала, как он разглядел в лунном свете, рыжиной. Мистер Бэггинс проморгался, отбросил кошмарную мысль, что Ганна за ночь превратилась в Бомбура, и огляделся в поисках самой панночки. Не нашарив знакомую фигуру взглядом, Бильбо вскинулся, привстал, осмотрелся, заглянул за край площадки, а потом, озарённый жуткой догадкой, обернулся ко входу в тоннель.

Назад Дальше