Музыка и песнь лилась отовсюду, отражаясь от стен пещеры. Это было совсем другое ощущение, чем там, на сцене. Слушатели находились в центре музыки, она их окружала, обволакивала, наполняла собой, они становились соучастниками всего действа, о котором пел певец. Идеальная акустика пещерного зала заставляла слушателя тонуть в звуках мелодии, нестись в волнах голоса, быть в центре всех разворачивающихся событий. Создавалось ощущение, что мир зарождался именно вокруг тебя, и ты был не сторонним наблюдателем, а каким-то незримым его элементом.
Яська перевёл взгляд на поэта. Он бы никогда не подумал, что этот бугай может думать о таких глобальных вещах, и как думать… Илька сидел, вытянувшись в натянутую струну, он словно сливался с певцом, отдавая ему всего себя, все свои силы, всю свою жизнь ради этой песни. И чем дольше пел Павка, тем безжизненнее становился Илька, теряя свои силы.
Голос певца раскрылся полным диапазонам, представляя на суд слушателей все открывшиеся миры и временные спирали. Песнь галактики соединилась с песнью земли и полностью вылилась в пещере. Когда голос певца утих, вокруг тяжёлым покровом опустилась тишина. Илька, прикрыв глаза, откинулся на спину сиденья. Фифа взял его за руку. Только потом разразились аплодисменты. Павка присоединился к ним счастливый и довольный, как объевшийся сметаной кот.
Жалко, что на конкурсе они не выиграли. Место победителя давало бы право бесплатного обучения в храме Муз. Победа досталась мальчишке с тенором.
В этот же вечер Мерван проводил сына на новую Родину.
Пока ещё, правда, Яська не знал, что эта земля и эти мальчишки будут с ним всю его долгую жизнь, и лучше и надёжнее друзей у него никогда не будет.
1 глава
Эги. 344 г до н.э. От Ясона.
Яська сидел в рогатине кривого толстого раскидистого дерева, разглядывая Эги со стороны. Данка разлеглась внизу на траве.
Ясон хотел было пойти следом за мальчишками, но в последний момент их потерял: как назло, в это мгновение, когда он тайком хотел прокрасться за ними, его окликнули барсы, чтоб шёл размещаться. И вот теперь Ясона сжигал интерес, куда это они тайком подались.
До Эг они добрались благополучно. Корабль эгейцев с высокой осадкой летел, как чайка. Он был богато убран, в носовых и кормовых каютах разве что статуй не было, борта обиты дорогим ливанским кедром, источающим тонкий аромат. Рельефная резьба, изображала танцы земной богини. Объёмные светильники нояд были, словно живые. Внешняя белая обшивка лёгкого корабля оттенена пурпурными тонами. Узкий волнорез скользил по волнам с изящностью и силой гордой птицы. Огромные нарисованные над ним глаза, отгоняющие зло, игриво подмигивали стайкам весёлых дельфинов.
Перед Пиреем эгейцы замедлили ход и ползли мимо Афинского порта, красуясь своим великолепием на зависть афинянам. Чёрный пузатый корабль барсов охранял их с моря.
В Эгах их встретили. Мужчина, похожий на Аминтора, в жреческой повязке и пурпурном плаще привлёк Яськино внимание. Это явно басилевс Филипп: волосы тоже русые, только темнее, глаза с зеленью, лицо хищное, но красивое и приятное. Как ни странно, Филипп был при полном параде. Яська не понял, разоделся басилевс именно к их приезду, или его оторвали от каких-то государственных дел.
Вообще, Эги – древняя столица, но есть и новая, Яська ещё дома об этом слышал. Новую столицу возвёл Филипп, и, как говорят, отстроил её в эллинском стиле. Эги же, чистый лесной город, стал сакральным центром. Здесь проводятся ритуалы и хоронят правителей. Здесь ещё дремлет сила старых культов и древних сил, выходящих из земли и лесов. Город вызывал сонное, ленивое чувство, из-за своей древности. Это был свободный, свежий, светлый и чистый град. Город был выстроен в форме подковы. В центре административное здание, огромное и мощное, из гранита. Больше каменных построек тут Ясон как-то не заметил. Даже рядом находящийся театр имел деревянные сидения и, тонкую деревянную облицовку, в качестве декораций. И всё это утопало в зелени раскидистых деревьев. Центральная улица, мощёная мелким белым камнем с двух сторон, скрывала желоба с канализацией, наглухо упрятанной в трубы. По сторонам росли подстриженные ровно кусты, создавая зелёную стену. Вокруг домов были разбиты сады. Во двориках разбиты огороды. Центральная площадь для общественных мероприятий окружена толстыми старыми деревьями, за свою жизнь повидавшими не одного правителя, молчаливо взирающими на их потомков, снисходительно наблюдая быстротечность окружающей их жизни.
К Филиппу подскочил Павка. Басилевс поднял мальчишку над головой и закрутил в воздухе.
– Брат, мы не победили, – отбивался Павка. Филипп поставил его на землю.
– Значит дома останешься.
Аминтор с Филиппом обнялись, глаза басилевса были хитрые, весёлые.
– Тор, ты же наверняка денег судьям не дал,– Филипп костяшками пальцев постучал брата по лбу. – Честно, на это только и надеялся. Мне Павка дома нужен, а то из храма Муз не вытащишь, когда потребуется.
– Брат? … – Яська ткнул рядом идущего Фифу локтем.
– Ага, вообще-то мы все родичи, – парнишка весело улыбнулся, откидывая длинные волосы изящным жестом, – Филипп, Аминтор, Павка – по матери братья. А Менелай, Аминтор, Филипп – по отцу. Эвредика, когда их отец слёг, за Линкеста замуж вышла. А Аминтор женат был на моей старшей сестре. Правда я её не помню, она умерла через год после рождения Ильки. На Истре простыла. Мать говорит, что Тор её очень любил, так и не женился больше. А вон и девчонки бегут.
С разных сторон люди прибывали встречать прибывших. Стайка девчонок выпорхнула из рощи и неслась, словно обезумевшие вакханки. Среди них были и коротко стриженные, и с развевающимися длинными волосами, и в штанах, и в коротких хитонах, спортивные, сильные такие девушки… Начиная с семнадцати и старше. Таким бы о замужестве пора думать, а не носиться как горным ланям. Возглавляла забег стройная светловолосая девчонка с длинными сильными ногами и решительными движениями.
– Первая – ведьма Фессалоника, дочь Филиппа, – Фифа попятился, прячась за Яську, – Калка и Клеопатра – Аминторовы. Вон та, стриженная, моя сестра… рыжие – иллирийки Пармена. Барсина из Фригии. А вон догоняет растрёпанная девчонка, тоже Филиппова… А та….
Парень взахлёб тараторил, и Ясон понял, что он уже в них запутался. Да, в эгейских семьях девчонок было значительно больше чем ребят.
– Ой, мои идут! – Фифа даже взвизгнул от радости и опрометью помчался к могучему темноволосому мужчине вместе с пухленькой невысокой женщиной, подходящих к ним.
Вереща, мальчишка с разбегу повис на шее отца, дёргая ногами.
Шумная стая девушек, прорвав кордон из встречающих, окружила вернувшихся эфебов. Пятеро взрослых мальчиков, расправив плечи, подтянувшись, были польщены таким вниманием. Одна из девушек повисла на шее Алеся, другая целовала его в щёки.
Потом был обед. Столы и скамьи расставлены были прямо на улице города, под раскидистыми деревьями. Во главе стола, рядом с Филиппом и Аминтором, посадили Павку и Ильку, а ещё его, Ясона. Вокруг всё было увешено цветами и гирляндами из лент. Прибывшие с Алесем эфебы в почётном карауле стояли вокруг стола, остальные в начищенных доспехах, разливали взрослым вино, приносили блюда. Столы были накрыты посреди площади, и отовсюду к ним стекались люди, не сказать, чтобы празднично разодетые, но в чистом и добротном. Гиматии, в которые они кутались из-за прохладного и свежего воздуха, задувающего из леса, были из дорогих шерстяных тонких тканей сочных цветов. Яська с детства видел изображения эллинов и считал, что они так и ходят, как их изображали художники, но то ли эгейцы так и не стали эллинами и придерживались ванских традиций, то ли художники, когда рисовали, видели что-то своё…, но все мужчины были в штанах, как ионийцы и многие женщины по моложе тоже штанами не брезговали. Только детишки лет до семи бегали с голыми попками, которые почти не скрывали развевающие эксомисы. Мужчины и женщины постарше в длинных, до щиколоток хитонах с рукавами из плотной мягкой ткани, расшитых или расписанных набивным рисунком из ярких орнаментов. И в одежде, и в жестах читались простота и достоинство. Степенность старших совсем не угнетала и не давила веселье молодёжи. Шутки звучали за столом. Женщины кокетничали, требуя к себе внимания. Смех и беззаботность правили на празднике. За столом не было чужаков. Сюда отдохнуть от напряжённой жизни в новой столице приезжала аристократия. Тут все были равны – от басилевса и александроса, до простого эгейца. Хотя можно ли назвать простым человека древних законов, где нет раболепия и угодничества, где чтят гордость, достоинство и честь.
Яська, сидя на дереве, усмехнулся, вспомнив, как потом пел сын Филиппа, малолетка. Это был стройный мальчишка двенадцати лет, с белой молочной кожей и длинными льняными волосами. Его лицо было мечтательное и одновременно дерзкое, утончённое и в то же время решительное. Звали его Суриком, и он действительно напоминал озорной солнечный лучик. Если бы эгейский басилевс выпустил его на конкурсе, ну и, естественно, заплатил судьям, мальчишка бы уже учился в храме Муз, а потом бы руководил военными хорами. И, судя по Филиппу, он бы с удовольствием сбагрил сыночка, да вот неприятность – тот возрастом не вышел. А через четыре года, когда конкурс повторится, ему уже будет шестнадцать и опять по возрасту не попадёт.
К закату весь молодняк расползся от стола, при взрослых остались только эфебы. Даже старших девчонок прогнали.
И вот тогда Илька с компанией куда-то собрался, и тихонько, чтобы их никто не заметил, ускользнул.
Сегодня Яська с утра сидит, наблюдает за эгейцами. Хорошо, что ещё не тормошат. Вон, мальчишки уже учатся. Хотя, почему только мальчишки? Скорее, вся молодёжь. С одной стороны, хорошо, что его пока не трогают, можно осмотреться, а с другой обидно – хочется со всеми.
Данка, развалившись на спине под деревом, подставила светлое брюхо лучам тёплого солнца. Между тем сама пыталась поймать то ли кузнечика, то ли жука в траве. Замысловато выгибаясь, она щёлкала зубами, запрокинув назад голову. Поза была настолько неудобна, что не было ничего удивительного, что никто не ловился. Фыркая и отплёвываясь, она продолжала своё интеллектуальное занятие.
Мимо проходил Филипп и отец Фифы, Яська ещё не знал, как его зовут, и какое место в иерархии он занимает. Данка насторожилась, перевернулась, тихонько легла и затаилась. Мужчины были несколько раздражены. Яська слился с деревом, пытаясь прислушаться. Ему не давал покоя глаз Филиппа. Мальчишка понял, что басилевс им не видит, но тот жил своей жизнью. Если мужчина смотрел на собеседника, то этот умный глаз, смотрел на их дерево.
Яська знал, что при таком ранении глаз всё равно не видит, но было жутковато.
– Нашли тело ахеменидского толмача, – говорил седеющий темноволосый мужчина.
– И что ты от меня хочешь? – Филипп пожал плечами, – он мне никогда не нравился, всегда был скользким. Да и переводил неточно.
– Ну, и долго ты будешь кормить ахеменидов баснями о разбойниках? Ведь начнут нервничать и устроят расследование.
– Буду кормить столько, сколько нужно. Чем больше их поляжет, тем нам же лучше. Мало ли что он успел у нас увидеть или разнюхать – Филипп приложил руку к глазу, пытаясь его успокоить – и уж конечно не выдам своих людей, в которых осталась гордость, и которые не могут терпеть их хамство.
– Вот об этом и говорю. – Мужчина вздохнул. – Опять один удар острого лезвия под сердце. И ничего не взято. Ну не действуют так разбойники. Или шею свернут, и всё – это тоже разбойники?
Филипп захихикал:
– Ты наставление напиши, по которому наши разбойники работать должны.
Мужчины отошли от дерева, Яське уже было не слышно. Значит тут разбойники денег не берут… Вот у них, в Моских горах, очень даже берут, особенно у скифов, что по соседству. Когда соседи скифы нападают на селения, “разбойники” их потом находят, вырезают, забирают ценности, а потом требуют с селения списки, что было похищено, и раздают ценности по описи. А если попадает что-то наделённое силой, то оседает у Мервана. А скифам ещё и головы отрезают, потому у москов не разбойники, а головорезы. Дахи у них тоже появляются, но Мерван с ними предпочитает не ссориться, слишком уж они близко, одни моски против них не выстоят. Так, если за скифов сочтут…, если по одежде похожи окажутся, то и поступят как со скифами. А тут вообще-то подальше от Персополя, можно этих хлыщей и резать. Эгея отдалённая сатрапия ахеменидского владычества, Скудрия. Сюда знатных и родовитых не пришлют. Вот из-за их смертей буча бы поднялась. Карьера главаря бандитов нравилась Яське всё больше.
– Ты что там как ворона уселся? – к дереву подошёл Илька, закончивший занятия по грамматике, – У тебя что, период гнездования начался?
Данка прильнула к парню, стоящему под деревом, подставляя белый подбородок ласковому почёсыванию. Тонкие сильные пальцы мальчишки ласкали кошку, она ему отвечала мурчанием. Барсиха и сама почёсывалась о его светлые штаны, оставляя на них свой запах.
Яська нехотя спустился со своего насеста.
К ним подошёл смуглый высокий мальчишка, по внешности сразу видно, что не местный. Эгейцы светлокожие, со светлыми волосами. Их обожжёная солнцем кожа была приятного бронзового оттенка, подчёркивая рельеф тренированных тел. Парнишка же был худ, высок и с загаром, напоминавшим спелый каштан. Сразу видно, что большую часть лета он ходил под солнцем обнажённым, да в общем-то, как и остальные, но солнце его любило и больше окрашивало его кожу. Яська подумал, что он скорее всего с островов, в Моских горах именно приезжие оттуда обладали таким интересным оттенком кожи. По-видимому, педагог, из домашних рабов Аминтора, из тех педагогов, кто ходят с молодым хозяином, водят его на учёбу, присматривают по жизни. А потом остаются при хозяине на всю жизнь. Есть рабы, которые стараются выкупиться, заработав на собственном производстве, и получить вольную. Среди педагогов таких мало. Они вообще при хозяевах на привилегированном положении. Такой раб и подзатыльник дать может, своему воспитаннику. И, вырастая вместе с хозяином, всю жизнь опекает такого дитятку. Яська вздохнул, вспомнив своего весёлого педагога, оставшегося дома. Сколько они вместе садов обнесли… Мерван посчитал, что сыну вполне хватит двух дядек из барсов, а его педагог перейдёт к младшему братишке, оставшемуся в Мскете.
Илька передал своему педагогу грифельную доску, забрал у него плащ- гиматий, шляпу фетровую с большими полями, и тут же всё надел.
– Лиапп, передай Атте, что обедать я к Кузьке пойду, – отмахнулся парень, когда смуглый педагог попытался помочь ему повязать тонкую шерстяную ткань с бахромой вокруг шеи красивыми складками.
– Батюшка сердиться будет, – смуглый парнишка умоляюще поднял на русоволосого хозяина большие карие глаза. – Аминтор хочет, чтоб ты дома обедал. Иль, ты и после обеда к
Кузьке сбегать сможешь, а тут сестрицы соберутся. Всей семьёй за одним столом…
Илька сапогом подкинул камешек, о чём-то размышляя.
– Ясь, ты где обедаешь? Пойдёшь ко мне? – он хитро посмотрел на моска и тут же решил.
– Передай Атте, что я с другом буду.
Парнишка кивнул и помчался видимо туда, куда послали – домой. Яська так и не успел ответить, что его и барсы неплохо кормят, как был приглашён на обед к брату басилевса, Александру, командующему всем эгейским войском.
– Перед обедом на палестры, где тренировки по борьбе проходят, зайти надо. Пошли, я всё покажу. – Илька по-приятельски похлопал моска по спине, – Не робей, тут робких не любят…
– Стеснительных, смотрю, тоже, – хмыкнул Ясон.
– Есть такое…, – рассмеялся мальчишка. Если ухмылка и усмешка у него были крайне противные, как и хихиканье, как уже заметил моск, то улыбка и смех были задорные мальчишеские и очень заразительные. Илька надвинул свою шляпу поглубже, чтобы она полями полностью скрыла лицо, и они двинулись к палестре, заодно рассматривая все достопримечательности. Данка деловито трусила рядом, причём не со стороны хозяина, выкормившего её ещё с нелепого котёнка. Чем ей так этот парень понравился?
Под склоном Алесь и Тилк тренировали Кузьку. Мальчишки остановились понаблюдать. Тилк зажимал Кузьке руки, и наносил удар, парнишка в кувырке отпрыгивал назад, но вместо того, чтобы опуститься на ноги, каждый раз плюхался на ягодицы.
Подскакивал, Алесь в очередной раз объяснял брату его ошибки.
– У него что, задница такая тяжёлая, – захихикал Ясон. Илька хмыкнул на шутку.