Они оба, исследуя все, двигались очень медленно, стараясь ничего не пропустить. Слава снимал буквально все, что попадалось на глаза. Рогозина поежилась, чутьем чувствуя смерть.
Она медленно водила лампой по колыбели. Сняла отпечатки — явно женские, небольшие, значит касалась мать. А потом снова нашла пятна крови— дерево впитало ее и хранило все эти годы.
Сделав соскоб в пробирку, она услышала неясный шум. Обернулась — а Слава уже доставал из шкафа толстую, объемную книжицу в темно-коричневом переплете.
Альбом. Он нашел его.
Рогозина, стараясь производить как можно меньше шума, подошла к мальчику и стала заглядывать к нему через плечо. Слава раскрыл альбом и с жадностью уставился на фотографии, листая одну страницу за другой. Они все были странными — явно магическими. Люди на них двигались как на голограмме, то попадая, то исчезая с них. Но все были черно-белыми.
На одних Рогозина узнавала биологического отца Славы — действительно, красивый парень, а затем и мужчина. Тот явно был душой компании — всегда стоял в середине всех фотографий и улыбался в кадр. Часто встречался с ним тоже очень красивый парень — его улыбка была чуть ленивой, торжествующей, будто бы он знал, что он прекрасен и вовсю пользовался этим.
— Наверное, это близкий друг твоего отца. Может, на изнанке фото есть надпись?
Слава извлек фото из альбома и развернул тыльной стороной.
«Я и мой друг Сириус Блэк. Мы на квиддичном матче за кубок…» — прочитал он вслух.
— Понятно. Листаем дальше. — Хотя сама Рогозина уже не очень смотрела в альбом — она нашла на одной из лежащих игрушек ярко-рыжий, длинный волос, явно женский. Наверное, это материнский…
Они до листали до самой свадьбы. Женщина в свадебном платье, что была рядом с Поттером, счастливо улыбалась и салютировала бокалом. На ее руке сверкало яркой искоркой обручальное кольцо. А затем Поттер целовал свою жену, бережно обнимая ее за талию. Но тут Рогозина, присмотревшись, поняла, в чем причина. В бокале Поттера явно было шампанское — было видно струящиеся пузырьки. А у его жены, Лили, явно был сок или вода. И платье было чуть явно расширенное в талии… Красивая пара, очень.
— Судя по фото, они уже тебя ждали, — сказала вслух, рассуждая, женщина. — У нее в бокале не шампанское, а сок или вода. На вино не похоже…
— Да, я тоже это понял… — сказал Слава. — Моя… биологическая мама была очень красивой…
Он с любовью провел кончиками пальцев по фото…
Рогозина обнаружила в доме еще волосы, явно не принадлежащие хозяевам, и так же сложила в пакеты для вещдоков. Так же ее напряг длинный черный волос, который прицепился к колыбельке, словно кто-то сидел на полу, прислонившись к ней головой. Если бы еще можно было взять дело Поттеров и тщательно порасследовать… Но она еще не знала всех тонкостей здешних законов, и рисковать было опасно…
Будем оперировать с тем, что имеем.
Слава засунул в рюкзак альбом. Рогозина не обнаружила на нем почти никаких отпечатков, кроме очень старых, явно хозяйских. Одно фото она взяла — пусть будет у нее, да и для базы нужно.
Но нужно было идти — им еще предстоял визит к родственникам. Рогозина большей частью полагалась на то, что должны же им были сообщить, что Поттеры погибли, и принести их личные вещи! А еще Рогозину интересовало и то, почему же они не искали ребенка все эти годы…
Они трансгрессировали вместе с профессором и оказались перед красивым загородным домом. Он был чисто… английским, с лужайкой, с газонами и клумбами.
Рогозина вместе со Славой быстро стряхнула с платья пыль; Слава помог ей привести себя в порядок. МакГонагал исчезла.
— Ну, — проговорила Рогозина, оставшись довольна видом сыном, — идем знакомиться…
Парень только кивнул.
Рогозина до упора нажала на дверной замок. Раздалась приятная птичья трель. Через несколько секунд на пороге появилась миссис Дурсль, она была тощей блондинкой с шеей почти вдвое длиннее, чем положено при ее росте. Она была одета в платье клюквенного цвета и на шее красовалось жемчужное ожерелье.
— Здравствуйте, — проговорила Рогозина, держа очень вежливый и вкрадчивый тон — будто бы на допросе обвиняемого присутствовала. — Вы — миссис Дурсль? Я предупреждала в письме о своем к вам визите…
Но глаза смотрящей на Рогозину женщины лгали, выдавая ее: она видела, как миссис Дурсль смотрит на нее едва ли не с ненавистью. Буквально прожигает насквозь!
— Конечно, — неприятно улыбнулась та, — мы ждем вас! Заходите!
Как только Рогозина ступила на порог, то на нее неприятно обрушился тот факт, что, судя по всему, сообщению о том, что племянник поступает в этом году в Хогвартс, Дурсли не обрадуются. Тут все буквально кричало о том, что они — слишком аккуратные, слишком чистоплотные и слишком… заурядные. Обычные люди.
Славе, судя по всему, тоже было не по себе. Эта… тетка со стороны его биологический матери была очень неприятной. Тем более, ее взгляд, которым она окинула его шикарно одетую «маму» и его самого… доверия не внушал. Ну, ничего-ничего… Сейчас английских «родственничков» матерь мигом на место поставит.
— О, я так рада… — «ага, как же,» — подумала про себя Рогозина, — видеть вас у себя…
Если бы не кислое выражение лица, с которым Петунья Дурсль поизносила эту фразу, то можно было засчитать это за дружеско-приятельский жест. Лжет — и не краснеет.
— О, а так рада познакомиться с биологическими родственниками моего приемного сына, — запустила мелкую шпильку в разговор Галина Николаевна, идя в гостиную вместе с теткой. Слава не стал оставлять рюкзак в прихожей (мало ли) и попросту снял его с плеч. — Он выражал горячее желание познакомиться со всеми вами…
Если на то пошло, то Слава никогда прежде не видел столь откровенно словесно издевающуюся, над этой женщиной, свою мать. Она открыто глумилась над этими родственниками, что ни разу не прислали ни открытки ко Дню Рождения, ни потрудились узнать, что же произошло с родным им племянником, ни как он жил все эти годы.
— Да-а-а? Но у нас было так много дел! Тем более, я тоже не бездетная, а еще у моего мужа бизнес… Садитесь. Вернон сейчас подъедет, они с моим сыном закупаются к школе…
«Та-а-ак, значит родственнички не прозябают. Замечательно.»
Через пять минут они уже сидели на узком белом диванчике. Перед ними стоял чайник со сливочником и сахарницей, пирожные (явно самые дешевые), какие-то конфеты и печенье. Рогозина тут выглядела почему-то до крайней степени неуместно — вся такая серьезная, собранная, неуловимо женственная и красивая перед отвратительно сюсюкающей и страшной как Баба Яга, высохшей и алчной Петуньей Дурсль. Ничего родственного (биологическая мать явно унаследовала всю семейную красоту, нечего не оставив сестре) и схожего в ее облике с собой Слава не увидел. Он даже слегка поражался — ну надо же!
— Позвольте угостить вас кофе! — преувеличенно вежливо обратилась Петунья к русской гостье.
— Спасибо. А Вячеслав, — подчеркнула Рогозина в разговоре, — думаю, будет сок…
Мама, ты умница. Судя по ее взгляду, кофе тут был самый отвратный и пить его не стоило. Слава вежливо кивнул — и сам налил себе в высокий стакан апельсинового сока. Сок был отличным.
— Вы, наверное, по делам в Англию? — рискнула спросить Петунья.
— Да, по делам. Вячеслав будет учиться здесь, и мы ездили смотреть его новую школу… Нам понравилось, и мы решили остаться здесь еще на пару-тройку дней… А чем занимается ваш муж?
— О, у него фирма по электро-инструментам… А вы? Чем вы занимаетесь?
— Я работаю на спецслужбы. ФСБ. — Проворковала Рогозина. — В прошлом военный хирург…
Это подействовало как красная тряпка на быка — разумеется, все западное поколение пугали сказочками про кровавую СССР, злых КГБ-шников и прочем… арсеналом сказок. Петунья явно дико испугалась, но виду не подавала. Только глазки бегали и шныряли: туда-сюда, туда-сюда…
— Чудесно…
— А теперь я хочу знать, почему мой приемный сын не получал от вас никакой весточки и почему вы даже его не искали?..
Капкан, расставленный Галиной Николаевной, щелкнул. Добыча попала…
Несколько раз поменявшуюся в лице от этого вопроса женщину спас гудок автомобиля, доносившийся с улицы. Судя по всему, приехали ее муж и сын.
Славка морально и психологически подготовился.
Вернон напоминал жирного такого борова. Это был очень полный мужчина с очень пышными усами и очень короткой шеей, и он явно не слышал о физической нагрузке. Еще он обладал громким и неприятным голосом. Все в его облике только отталкивало. Дадли Дурсль как две капли воды походил на своего папашу. У него было крупное розовое лицо, почти полностью отсутствовала шея, маленькие глаза были водянисто-голубыми, а густые светлые волосы аккуратно лежали на большой жирной голове.
Да, Галина Николаевна смотрелась на их фоне очень уж… Как грациозный павлин, который по ошибке попал к бройлерным курам… или, точнее, к свиньям в хлев.
— У вас милый дом, — мягко проговорила Рогозина, приятно улыбнувшись, ранее поздоровавшись и представившись им обоим. — У меня в России тоже есть… Частный дом. Мы любим проводить там выходные… И мой отпуск.
«Ну, если наша «дача» подходит под определение «частного дома»… — подумалось в этот миг Рогозину-младшему. Знакомиться с кузеном ему отчаянно не хотелось, хотя мать ему это приказала в ультимативной форме.
— Вы кем работаете? — спросил Вернон, опускаясь в негодующе скрипнувшее под его лишним весом кресло. Дадли отступил в коридор. — У меня фирма «Граннингс», торгую электро инструментами…
— Ну, если быть ближе, то… полицейским. А так — я работаю в спецслужбе.
— О, — выдохнул Вернон, вмиг теряя свой обычный спокойный вид. — Вот как…
— Как я ранее спрашивала у вашей… очаровательной жены, я бы хотела услышать, почему же вы, родные по крови моему сыну, не захотели его найти или увидеть за все эти годы?.. — Рогозина демонстративно отпила из своей кофейной чашки. — Слава, — обратилась она к сыну, — быть может, ты поиграешь или погуляешь со своим кузеном? Разумеется, с вашего позволения…
Поняв намек, Слава кивнул, беря рюкзак в руки и вставая.
Судя по быстрому взгляду, миссис Дурсль возражала, но вслух сказала:
— Дадлик, будь добр, покажи дом мистеру Рогозину. Мы тут поговорим…
У матери был самый торжествующий вид. У семьи Дурсль, обоих супругов — не очень.
— Очень рад знакомству, — напыщенно произнес младший Дурсль. Слава коротко кивнул. — Пойдем ко мне наверх… Играешь в компьютерные игры?
— С огромным удовольствием, — расплылся в улыбке Слава. Хоть что-то хорошее и современное… За два дня.
Казалось, они только-только сели воевать с монстрами, как Рогозина громко позвала Вячеслава. Дадли оказался не такой уж и «паршивый» — они неплохо с ним повеселились, обсуждая компьютерные новинки, благо Слава был, что называется, «в теме». Они расстались вполне довольные друг другом.
У Рогозиной вид был что ни на есть самый довольный. У Дурслей — испуганный и загнанный. Еще в руках у Петуньи была какая-то небольшая коробка. И она протянула ее Славе со словами:
— Это вещи твоей покойной матери. Нам они не нужны, а тебе все-таки нужнее, ведь ты — ее сын… Рады были познакомиться…
— И вам спасибо, — мягко проговорил парень. — И мне было приятно с вами познакомиться, пока! До свидания!
Они вышли за ворота и Рогозина перевела дух. Показания Дурслей у нее были записаны на диктофон, их ДНК у них взято. Она тщательно и дотошно порасспросила их и о убитой сестре, и о муже сестры.
Слава сгорал от нетерпения — ему очень хотелось узнать, что это за вещи его покойной матери отдали эти неприятные родственники. Все же… Они не такие неприятные, как кажутся, коли хранили все это больше одиннадцати лет…
====== Дела семейные. Часть 3. ======
Уставшие от всех дел и походов, они оба, как только закрылась дверь в номер, устало сели на свободные стулья, чтобы отдохнуть. И тут же Рогозина вскочила — на ее стуле обнаружился толстый пергаментный конверт с сургучной печатью. Судя по всему, банк заглаживал свою вину перед ними и прислал все выписки им прямо в номер.
— Хорошо, что не села… — женщина взяла конверт и спрятала в сумку. Ей предстояло разобраться с «бухгалтерией» банка дома, в более спокойной обстановке. — Уже дома разберусь…
Слава, тем временем, вертел в руках коробку, данную Петуньей.
— Мам, может сейчас откроем? — спросил он.
Рогозина кивнула и показала на стол.
Оба пересели за стол и поставили коробку на гладкую деревянную поверхность. Мальчик открыл крышку.
Внутри находилась шкатулка из темно-красного лакированного дерева. По бокам были как попало напиханы старые фотографии — было видно, что их собирали в спешке. Слава не без труда извлек оттуда шкатулку, а фотографии начала разбирать Галина Николаевна. Почти сразу она поняла — это детские фотографии биологической матери Славы…
Двух девочек на фото различить было легко: они хоть и были кровными сестрами, но отличались друг от друга кардинально. Лили была более улыбчивая, веселая (Славка был чуточку похож на нее чертами лица), а вот сестрица Петунья… В кадре та не улыбалась и глядела прямо перед собой как истукан. Лицо как сегодня, так и тогда, было словно кислым, недовольным всеми и вся.
Слава в то время разбирался со шкатулкой. Казалось, она словно сохранила тепло пальцев — она как будто бы была нагрета солнцем. Легко было представить, что именно туда положила его мама… Внутри все содержимое оказалось не слишком-то интересным — пять женских золотых колец с разными камнями и два обручальных — судя по размерам, мужское и женское, золотая брошка в виде кошки, свернувшейся клубком. Обнаружился еще грубого плетения серебряный браслет — очевидно, отцовский. И тонкий золотой браслет (почти нитка) — явно женский. И все.
Славка продемонстрировал находку матери,
— Лучше всего положи в сейф… Безопаснее будет. Если только… — тут Рогозина замешкалась, — можешь, в принципе, взять браслет на память. Только, разумеется, не потеряй…
Парень так и поступил. Грубая, довольно широкая, серебряная цепь обернулась вокруг запястья. Но тут он легонько встряхнул коробку и понял по дребезжанию…
— Мам, дай что-то острое. Похоже, тут тайник. В шкатулке.
Рогозина схватила первое что попалось — вилку, и протянула сыну. Тот поставил шкатулку на бок и аккуратно засунул зубья в тонкую, почти невидимую щель.
Несколько секунд — и вперед выдвинулся маленький ящичек. Слава поставил шкатулку и уставился на лежащую в ней, сложенную вчетверо записку. Сверху была сделана надпись, кому она именно предназначалась для прочтения. Бумага давно пожелтела от времени, но чернила не исчезли и не распылись по ней за много прошедших лет.
— Мам… Она, кажется, тебе…
Рогозина с потрясением глядела записку десятилетней давности, адресованную ей. Потом взглянула на такого же удивленного сына.
Она развернула исписанный вдоль и поперек листок, и из него ей на колени выпала маленькая ювелирная брошь в виде перышка. Но перышко было не совсем обычным — сделано под современные мотивы — геометрические треугольники были очень органичны. Брошь была серебристая, очень похожая на стальную. Но Рогозину больше заинтересовало письмо, адресованное ей:
«Здравствуйте, меня зовут Лили Поттер, и я являюсь родной матерью Гарри Джеймсу Поттеру. Наверняка, через столько прошедших лет, его имя будет немного иным, но… Меня это ничуть не пугает. Главное, что я сохраню ему жизнь.
Я знаю, что мой сын сейчас находится в надежных руках. Знаю, что его будут любить и заботиться. Нужно иметь мужество, я всегда это считала, чтобы полюбить чужого ребенка как родного. Но вы им обладаете в полной мере. Я восхищаюсь вами.
Я знаю, что моя жизнь вот-вот оборвется, как и жизнь моего мужа. Я не боюсь смерти, так как ее нет. Я всегда буду рядом со своим сыном, что бы не случилось, буду оберегать его, как могу… Я никогда не покину его… никогда… Передайте это ему.