Тонет в ледяной солёной воде; жалко, что плащ новый и свободы вкусил всего два лета.
За потерю меча стоит пятую ночь, привязанный у позорного столба, на язвы на ступнях собаки конунговые блохастые мочатся.
Лежит с раной в животе, вдыхает гниль собственной плоти, из свищей выковыривает ножом толстых белых червей. И ни одна живая душа не пожалеет, воды не подаст, не подойдёт даже, потому как все к походу готовятся на Чудь или Виндланд, или кого воевать, уж запамятовал, по рекам идти сбираются, а он в бреду мечется, один…
Один. Всегда один.
Северус открыл глаза и стал рассматривать потолок: “Интересная в моём посмертии архитектура, вот уж не ожидал”. Горло совсем не болело, что было более чем странно. Или не странно? Бред, нетипичный для агонии, да ещё и обоняние прибавилось — пахло чем-то сытным, вроде рыбы… И снова поразило, что перед глазами не пелена, кровавые круги или тоннели чёрные, а такой непривычный интерьер. Интерьер? Да, приходилось признать, что на Визжащую хижину похоже мало. Скорее, шатер, шалаш, бревенчатая изба. Длинный дом? — Снейп скосил глаза в сторону — голову поднимать было боязно — и отчётливо разглядел открытый дверной проём, в нём — залитую солнцем лужайку. Понял, что лежит на шкурах и ему слегка холодно.
— Очухался, воин? — прокряхтел свистящий голос. И тут же себе возразил: — Да какой ты воин, хряк, сучий выблядок! Тюленье ворвие, баранья отрыжка, а не викинг. Ну что, нашастался в тёплых краях?
— Я? — прохрипел Северус и всё же рискнул приподняться на локтях. — Где?
— Вот кабы не валялся тут дерьмом кобыльим, — продолжали нудеть, — знал бы! В доме беда.
— Не понимаю… — Северусу показалось, что говорит совсем, черт возьми, абсолютно не своим голосом. И кисть руки, вся в шрамах и с обкусанными либо стертыми до кровавых трещинок пальцами, не его! Перед ним копошился седой калека. — Старый, ты что плетешь? Бошка разламывается… Как парни? Сигурд здоров? А Нарви ни с кем… это… не ложился без меня?
— Нарви, Нарви, только об нём и думаешь. Ну, твой Тощий теперь точно лежать будет. На пузе. Если выживет вообще.
— Что молотишь? Да я его сам столку в бобовую похлебку. — Северус снова напрягся: не его эти слова. И волна бешенной ревности — не его! А несло…
— Нечего было в Хэдэбю сидеть, а, явившись, грибы с радости великой жрать. Сутки, считай, тут в блевотине своей валяешься, чуть в огонь не скатился. Насилу мальчишка тебя оттащил, а ему семь годков тока — едва жилы не порвал! С меня-то пользы никакой. Жрать будешь или на казнь пойдешь, полюбуесся, как кельту твому будут руки-ноги рубить (1)?
— Что?! — Снейп попробовал вскочить — почти получилось, только вперед поклонило, как ветром хвою несет в бурю. Так морду бы и расплющил о камни очага, да руки вперед выставил — привычка тела. — Кого казнить?
— Тощего, кого ж! Народ говорит, мол не Эрна твоего выблядка, Сигурда, значится, приплодила а, дескать, раз тощий Нарви с тобой лежал, вот и асы неправоту требуют исправить. И, вапче, кельт он, Нарви твой, чужак и колдун. Сам родил тебе, не баба! Значится, нечисть и потрава всему роду. А ты в походе был, када Сигурд надысь тонул в болоте — и Тощий Свейк его спас. Но сын твой надышался болотного злого духа и бредил, звал того матерью, а старухи слышали и конунгу доложили, что парень — и не парень, а баба гномья, а то и, можа, кикимора или даж оборотень, весь вик изведет… — Дед вздохнул.
И тут Снейп с ужасом заметил, что деда-то половина — обрубок, кое-как держащийся вертикально.
— Хеймнар… — машинально произнесли его помертвевшие губы. То ли в собственном, то ли в чужом уме мелькнуло: «Ну да, была какая-то рабыня чернявая, кажись, из Гарды, родила. Ребенка назвали Сигурдом — Грубый о нём и не вспоминал, только когда из разбойных походов возвращался, что-то совал в детскую ручонку и уходил, не зная, что с тем делать. А в последний раз из теплого края, где красивые дома из белого камня, привез красную нитку морского камня-коралла. Сигурд на шее теперь носит? Сын, его семилетний черноволосый мальчик, такой — не в масть семье…»
Прошило судорогой. Снейп — вот тут уже сам Северус Снейп — опомнился в грубом, жилистом и вонючем, как тиол, теле. Теле, по логике, давно умершего викинга, рубаки-неудачника Северина Снорре по кличке Грубый — живого, похмельного отравой, дарящей галлюцинации и грезы.
Несмотря на тошноту и слабость, удалось подняться:
— Где мой меч, старик? Кто отведет меня на… Куда там надо идти?
Он огляделся. Идти было тяжело. Снейп почувствовал, что тело было не раз ломано — спина, плечи и ноги отзывались застарелой, с трудом переносимой болью. Он тронул своё лицо — ощутил выпуклые рубцы. То ли память, то ли Легилименция услужливо подсказали: да, и рожу жгли; в шутку, пьяные взрослые мальчишку раба Атли в злой хмельной игре, назвав замарашкой, “умыли” в чаше, что обогревала жидким огнем холодные скучные ночи в общем доме. А что, пировали — ну и позабавились. Атли тогда едва спасли, даже зубы пострадали и уголок губы — так и не закрываются теперь; кажется, что он постоянно зло щерится, да борода так и не растёт сквозь грубую кожу шрамов.
Инстинктивно поискав что-нибудь способное служить опорой, Снейп схватил копье. Вернее, то само неожиданно откликнулось на невербальное отчаянное Акцио.
«Неплохо. — Опробовал тяжёлое ясеневое древко в качество посоха и почему-то сразу успокоился. — Значит, магия в этом мире есть».
— Что ж, послужишь вместо волшебной палочки, — прошептал тише дыхания.
Пошатываясь, медленно вышел на площадь, окружённую низкими длинными домами, крытыми, будто погреба, травяными крышами. В центре возвышался похожий на помост большой плоский камень. Немытый люд вяло толпился вокруг. Гадкие запахи нечистот вызывали тошноту. От едкого дыма костров слезились глаза.
Громко сопя, кто-то подбежал сзади и, падая, вцепился Снейпу в ноги. Принялся умолять:
— Не ходи, отец! Ты Нарви не спасешь, там всё племя — убьют тебя, и мне никого не останется любить. Пожалуйста, я тебя так ждал, фар!
Ребёнок, черноволосый, трогательно торчащие облупившиеся уши, из прорех меховой жилетки видны острые плечи.
Даже не пытаясь поднять повисшего гирей на сапогах, подвывающего волчонком мальчишку — Сигурда? сына? — словно через сильный хмельной дурман Снейп разглядел на площади ярла, того ещё гада, не раз отбиравшего часть его добычи, узнал Сьюда Скорлунга и связанного… Гарри…
В глазах потемнело. Нет, не может быть. Молодой, очень худой парень, почти подросток, растянутый цыпленком на сыромятных ремнях на помосте в кругу свободных бондов и охраняющих сборище вооруженных хирдов, был и правда слегка похож на Поттера, но, конечно же, не он. Черты лица резче, кожа смуглее… Разве что глаза, будто в прицел поймавшие Снейпа, светились знакомыми зелёными огоньками. Мерещится?
Тинг был в самом разгаре, бабы, хоть прав не имели, визгливо орали, подогревая общинников к злодеянию:
— Ведьма! Руби ей ноги, чтобы к мужьям нашим не хаживала! Хеймнар-хеймнар!
В памяти до тошнотворных мелочей всплыло значение этого слова. Не благородная стерильная Авада и даже не смерть на костре… Сердце не заныло, а словно ухнуло в топку.
Смотреть, как Тощего — незнакомца, ближе которого нет во всём свете — станут казнить, и слушать скулёж Сигурда Снейп не мог. Это было выше его сил. Мелькнуло и врезалось кинжалом в незащищённый шлемом висок крайней степени изумление: как Атли вообще терпит всё это?! Вот такую паскудную жизнь? А ведь цепляется, карабкается, да ещё и любить себе позволяет… Куда там казавшиеся чуть ли не смертельными обиды на бытие Принца-полукровки! Да он, избалованный неженка, Нюниус, не испытал и десятой доли того, в чём ежедневно заживо, и даже без анестезии колдовства, варится почти сквиб Северин, сын Снорре…
Какая-то толстощёкая старуха в тряпье схватила за шкирку и волоком оттащила Сигурда, тот подёргался в её клешнях и уткнулся в объёмный живот. Его плечи затряслись от рыданий. Снейпу впервые в жизни стало так сильно жалко ребёнка, что захотелось кричать или выть, скрежетать зубами. Или убить кого-нибудь. Не Авадой, а голыми руками. Нет, не первого встречного, а именно того, кто причинил этому чужому пацанёнку боль. Чужому ли? Странное чувство, не родившись даже, а проснувшись в покрытом жёсткой бронёй сердце, стало биться, дубасить в эту преграду. Северус поморщился и потёр себе слева грудь. Если бы у него был ребёнок…
Додумать эту дичайшую мысль и сориентироваться в шквале новых обжигающих эмоций он не успел — толпа на площади заорала ещё громче. Загремело оружие, заржали кони.
Ударил гром. Настоящий ли, несущийся к ним в гриве почти чёрной тучи, подсвеченной лиловыми всполохами и упирающейся в землю тонкими «копытами» смерчей? Как завороженный следя за надвигающимся тайфуном и пытаясь понять, что к чему, дезориентированный Снейп глянул на Нарви-Гарри. Гарри?!
Тот вытянул худющую шею, плотно сжал губы и сверлил глазами Снейпа. Молил взглядом и отталкивал одновременно. Прогонял? Вскинул голову и что-то крикнул. Приказал уйти. Северус услышал не ушами, а душой. Голос Гарри звучал у него даже не в голове, а во всём теле, бился в телесной оболочке раненой птицей:
— Уходи. Я тебя люблю. Спасай Сигурда. Живи! Не смей умирать из-за меня. Живи, заклинаю!
Живи…
Снейпа толкнуло. И подбросило. Ужалило в пятки. Мышцы включились раньше оцепеневшего мозга, не сразу догадавшегося, что белый столб, ударивший под ноги, это молния.
Он прыгнул в сторону, не слыша, а всем телом чувствуя мощный треск, и схватил в охапку присевшего на землю мальчишку, которого закрыла телесами старуха. Потащил, но тот сразу упал. Пришлось прижать его под мышкой.
Прокладывая себе путь копьём и локтем, Снейп подскочил к каменному помосту, резанул по путам на руках и ногах Тощего и вцепился ему в окровавленное запястье. Тот сразу повис у него на шее. Снейп оглянулся, будто ища помощи. Перехватил удобнее копьё. И аппарировал.
Впервые без волшебной палочки. Впервые — безадресно.
Нет, место перемещения он представил отчётливо — само выпрыгнуло из подсознания — Паучий переулок, детская площадка с качелями. Но затягиваемый со своей тяжёлой ношей в вихрь аппарации маг Северус Снейп прекрасно понимал, что летит в никуда.
Плеск, обжигающий холод, горечь в лёгких. Глоток воздуха — как глоток жизни. Рядом две мокрые темноволосые макушки, то исчезающие в бурунах, то выныривающие на поверхность. Мальчишка постарше выкидывает мельничными жерновами из свинцовой воды жилистые руки, а младшего почти не видно — постоянно уходит под воду, кажется, держится за пояс Северуса.
Волны ревут, жадно чавкают и норовят проглотить трёх слабых человечков, из последних сил цепляющихся друг за друга и за жизнь.
Поймав в череде волн пологую «яму», Снейп отплевался, судорожно отдышался и набрал полную грудь воздуха. Нырнул. На поверхности сосредоточиться не получалось. А ему сейчас нужна была максимальная концентрация, хотя бы на несколько мгновений. В какой стороне земля, и Британские ли это острова, он не знал. Но зато знал, что должен во что бы то ни стало вытащить на землю двоих мальчишек. И себя. Без вариантов.
––––––––—
(1) Жестокая казнь Хеймнар: жертве отрубаются все выступающие части тела, кроме половых органов, ушей (чтоб слышал, как над ним потешаются) и языка (чтоб орал), после чего прижигаются, чтоб не помер. Считалось крайне позорным наказанием, так как субъект фактически становился зависимым несамостоятельным овощем. Во время гражданских войн в Норвегии в хеймнара был превращён последний король из династии Инглингов, Магнус Эрлингссон, что не помешало ему принять участие в восстании и умереть на поле боя — обрубок привязали к телохранителю, и оба погибли от одного копья.
Комментарий к 2
http://www.pichome.ru/images/2017/01/17/MlpaU.jpg
========== 3 ==========
Госпиталь гудел. В узком коридоре приёмного покоя толпились родственники раненых и погибших, доставленных ещё утром с поля боя. Усталые колдомедики бегали туда-сюда.
Гарри отыскал нужную ему палату и нерешительно остановился. Из палаты быстро вышел Главный целитель Флостиус Фисконти.
— Как он? — Гарри перегородил дорогу и попытался заглянуть ему за плечо.
— Мистер Поттер, ну что вы как маленький? — Фисконти плотнее закрыл дверь. — Я же сказал, пациенту необходим полный покой. У него тяжелейшее психическое расстройство, точный диагноз пока не поставили. Завтра в полдень — консилиум. Очень непростой случай. К тому же у профессора Снейпа катастрофический упадок магии, волшебная палочка его не слушается, ещё и амнезия. Про какие-то мухоморы бормочет. Идите-ка вы домой, молодой человек. Сами на ногах еле держитесь.
— А я ему не помешаю. — Настырно встал Гарри перед целителем и наивно улыбнулся. — Просто взгляну и поговорю с ним. Перед всем этим Снейп передал мне свои воспоминания. Может, из-за этого и потерял память?
Фисконти задумался и утомлённо помассировал виски:
— Вряд ли. Абсолютная глупость. Но… Хорошо. У вас десять минут. Боюсь, что хуже профессору уже не будет. А то ведь вы не отстанете. У меня госпиталь переполнен. Делайте что хотите, только не долго. И «пузырь» не трогайте.
Гарри дождался, пока он скроется в другой палате, и осторожно заглянул к Снейпу.
Тот лежал на узкой кровати. На белом. В радужном колдомедицинском пузыре. Осунувшийся и беззащитный. Нос — будто клюв умирающего ворона. Волосы не чёрные, а словно пыльные. Или седые…
Гарри как можно осторожнее закрыл за собой дверь и издалека внимательно уставился на больного. Даже шею вытянул. Нет, точно Снейп. Никаких сомнений. Под Оборотным он бы не выглядел таким реалистично немощным, да ещё столь долго. И эти свежие рубцы на шее. Какие-то очень талантливые чары?
— Сэр, добрый вечер, — сначала тихо. Потом увереннее: — Господин профессор! Вы спите? — Тот всхрапнул и, не открывая глаз, поморщился, скорее всего, от боли. — Профе-е-ссор, — Гарри приблизился и тронул его за худую костлявую руку, лежащую поверх одеяла, — вы меня узнаёте?
Снейп посмотрел на него:
— Ты, что ли, тот римлянин — волос короткий, и стекляшки твои помню. Ныряй ко мне под плащ, тут и пососешь. Вы, ромеи, завсегда согласные рагры прирожденные… — Он вдруг осекся и так знакомо прищурился, привстав на локоть. — Почему так башка трещит, ранили меня никак? Где я? В Асгарде? Отвечай, отрок.
— Сэр, только не волнуйтесь. Вы в Мунго. Что-нибудь помните?
— Не помню, подрался с кем? — Пациент прошелся по зубам языком. — Не, все на месте, а клык мне Свадильфари выбил давно. И Рим мы вроде прошлой осенью брали… Помер всё-таки, значится! Чёртовы грибы, какого хера нажрался, сам виноват!
— Вы… э… живы. Посмотрите — сами передали мне вот это. — Гарри достал из кармана и показал фиал, наполненный извивающимся светящимся дымком. — Я всё видел в Омуте. Не беспокойтесь, вас никто теперь не сочтёт предателем. Я…
— Что за хрень? — Снейп смотрел на пузырёк с собственными воспоминаниями, будто на что-то опасное. — Волшебная шишка? Замороженный свет? Тебе чего надо? В какой омут? Не дамся!
«Не Снейп…» — обречённо подумал Гарри. Смутные странные сомнения, точившие весь день и отравлявшие радость грандиозной победы, не давшие даже немного поспать, молниеносно оформились в безосновательную, но непоколебимую уверенность. Интуиция?
Он спрятал фиал обратно в карман, поглубже, и отвернулся. Боялся ошибиться, однако понимал, что другого рода ошибка — промедление — может стоить профессору Снейпу жизни…
Проверка на какую-то хитрую разновидность Оборотки займёт слишком много времени. Бруствер и слушать его не захотел, лишь нахмурился: «Твои предположения, Гарри, очень странны. А где тогда тело Снейпа? Прости, дружище, это уже паранойя. Ты просто очень устал, неудивительно. Марш спать! Ты покончил с Тёмным Лордом, его больше нет. Хватит страхов. Прости, у меня слишком много работы, давай поговорим завтра». А завтра может быть слишком поздно! Ну как им всем объяснить?
Конечно, вряд ли тело профессора Снейпа захватил Волдеморт. Но кто-то из Пожирателей вполне мог воспользоваться ситуацией и попытаться таким кощунственным способом… От возмущения у Гарри вспыхнули щёки. Волшебная палочка сама скользнула в ладонь. Он направил её на маскирующегося больным… как его там, Атли?
— Конец игры. — И жёстко усмехнулся. — Признавайся, кто ты! И зачем прикидываешься Снейпом?