В эту ночь он так и не смог заснуть.
Глава 5.
"Да, дорого я заплатил бы, что бы вновь на твердой земле оказаться!" Трое суток постоянных прыжков по скользким, чавкающим грязью кочкам, поросшим камышом и низким кривым ивняком, который отлично скрывал жижу гнилой топи, кого угодно утомят. За три дня пути он совсем выбился из сил, потерял один из своих ножей, два раза серьезно проваливался в трясину, и выбирался только благодаря своему многолетнему опыту и умению не паниковать, а сколько раз просто скользил и падал в грязь - сотни раз уже, наверное. Куртка, штаны, рюкзак, даже рубаха - все насквозь пропиталось этой жидкой жирной грязью, а смыть ее не было никакой возможности - воды у него осталось только для питья, да и ее приходилось экономить. Он кое-как пытался отмыться в редких окнах стоячей болотной воды, но, видя обилие кишащих в них разнообразных личинокнеизвестных насекомых, быстро бросал это занятие, с трудом борясь с приступами внезапно нахлынувшей тошноты. К вечеру дневные трудности сменялись ночными, также не приносящими никакого облегчения. Дневная влажная и удушливая жара уступала место сырому ночному холоду, в котором тысячеголосый комариный писк сливался с трубным воем своих жутких псевдокомариных собратьев. И тогда он волей-неволей с ужасом думал о той мучительной смерти, которая бы его непременно ожидала, если бы вдруг спасительница - вибросеть, держащая этих разномастных вампиров на расстоянии, неожиданно разрядилась и вышла из строя. Правда, ни душегубов, ни кровососов, ни ярь-травы, хвала Всевышнему, на его пути пока не встретилось. Замечал он, правда, пару раз вдали темно-зеленые, лоснящиеся на солнце туши слизней, но они, из-за своей медлительности, сейчас были для него не опасны. Вот, например, если вдруг кто-нибудь, утомленный ночным переходом, вздремнет на рассвете, или, не дай бог, сознание отчего-нибудь потеряет... Видал он, ЧТО оставалось от лагеря охотников после их посещения этими тварями. Ножи, ботинки да колышки от палаток...вот и все. Он передернулся. Всевышний, ну почему на этой проклятой земле так мало полезных тварей и так много всякой дряни и нечисти? Быстрее бы на твердую землю, пусть там веревочники, пусть слоны.... По карте он уже должен уйти с болот. Карта врет, или, не дай Всевышний, он заплутал? Неясная тревога начала, понемногу, овладевать им.
На четвертый день своего пути странник проснулся неожиданно рано. Что его разбудило? Резкий, неожиданный звук или неясная, промелькнувшая во мраке тень? Он никогда по-настоящему не засыпал на болотах. Здоровый, несущий отдых сон был подменен сонной полудремой, настоящего отдыха не дававшей. Но до места у излучины реки, на карте указанной Сысоем большим красным крестом, пути не больше недели, а его закаленный бесчисленными тренировками организм мог выдержать и не такое. Он посмотрел на хронометр. Пять часов срединного времени. В принципе, можно собираться в путь. Он сделал не больше десятка шагов, как вдруг его нога соскользнула со скользкой кочки, наверное, в тысячу первый раз за эти дни, но вместо податливой и вязкой, как сметана, грязи, руки уперлись в неожиданно твердую землю, причем уперлись довольно чувствительно. И,несмотря на боль ушиба, он ликовал. Наконец, земля! Настоящая земля! Значит, карта, данная ему Сысоем, все же верна! Странник присел на серый ствол поваленного дерева, и с наслаждением вдохнул налетевший свежий степной ветерок. Куда приятнее, чем гнилой туман болота! Эх, знал бы он вчера, как близок к настоящей, твердой земле, ни за что не раскинул бы ночной лагерь на болоте! Но, что было, то прошло.
Начало светать, и туман понемногу рассеивался. Он наскоро перекусил сухарями и сушеным мясом, допил остаток воды. Надо будет искать ручей, и чем быстрее, тем лучше. Впрочем, как и позаботиться о нормальной пище. В степи должна быть какая-нибудь дичь. Наскоро утолив голод, странник взобрался на мертвый остов упавшего дерева, что бы оглядеть окрестности. На первый взгляд, сухая степь, кривые редкие деревья торчат, как уродливые тролли из сказок старой бабки Огяши. Какое-то яркое зеленое пятно в серо-желтой степи манит и радует глаз. Скорее всего, там есть ручей или родник. И никакой нечестии вроде пока не видно, что, вообще-то, странно. Может, затаились эти твари где? Ладно, что зря время терять, передохнул, пора дальше идти. Он надел рюкзак, поправил ремень с притороченными к нему резаками и ножами, вытер кое-как болотную грязь с рук и лица пучками сухой травы и, еще раз прикинув направление, быстрым шагом направился к поджидавшей его вдали изумрудной зелени.
Да, с дерева зелень у предполагаемого ручья казаласьгораздо ближе. Но прошло около часа, пока долгожданная зеленая стена высоких растений, наконец, показалась на краю высушенного суховеями поля. Подходил он осторожно, огладываясь после каждого десятого шага. Никого! Даже самой маленькой дряни! Хотя бы черножук или куст пузырчатой плесени! Многолетний инстинкт протестовал против такой идиллии вблизи источника воды, который в таком сухом месте было равносилен источнику жизни. Но, странное дело, пока все было спокойно. Вот и зеленая стена странного кустарника, стоящая плотной, шевелящейся стеной. Что она скрывает? Он уже в который раз тщательно огляделся, примечая каждую мелочь: вывернутый корень мертвого дерева, вросший в землю камень, зеркалом блестевший на солнце солончак... Вроде бы все чисто. Он вытащил арбалет, и осторожно пошевелил мясистые стебли изумрудных кустов. Странные какие-то кусты. Пузырчатые, жирные листья, туго налитые зеленым соком. Не встречал еще он таких в своих странствиях, хотя, с другой стороны, чего на свете не бывает? Он прислушался. Да, точно, где-то журчит вода! Значит, ручей действительно недалеко. А без воды ему здесь не выжить. Странник перевел дыхание, решаясь. Затем, осторожно достав самый большой из ножей, срезал несколько ближайших стволов и шагнул в образовавшийся среди плотной шуршащей стены проход. Удар был молниеносным. Он не успел даже понять, что произошло. Резкая внезапная боль, как будто кто-то сильно ударил по голове чем-то тяжелым и мягким, зелено-черные полосы напоследок мелькнули перед глазами, и вот он провалился в бездну, уже ничего не чувствуя.
В то утро капитан, как всегда, встал рано. Привычка, приобретенная еще в молодости, и от этого лишенная всякого смысла, впрочем, как и большинство людских привычек, гнала прочь из теплой постели. Он машинально сделал зарядку, ополоснул лицо ледяной водой и, ожидая, пока закипит на плитке кофе, стал смотреть в окно, уперевшись лбом в холодное стекло. Снег. Снег кругом. Да, видимо, зима решила огрызнуться напоследок. Февральским ветерком и холодком. Капитан любил зиму. В его детстве, таком далеком, что оно уже казалось сном, зимой всегда был снег. Он засыпал дворы, единственную сельскую дорогу к автостанции, огромными сугробами лежал на ветхих сараях, на стогах сена и крышах низеньких домов. И речка тоже замерзала, радушно подставляя свою свинцовую спину конькам и санкам детворы. А в этом городе ему всегда не хватало настоящей зимы. Зато лето, как тогда казалось ему, курсанту школы милиции, среди раскаленного асфальта и многоэтажных домов тут было даже слишком жарким. Сколько десятков лет прошло с тех пор? А с тех пор, как вдруг рухнул привычный мир, понятная и налаженная жизнь, идеалы, к которым стремился, герои, которым хотел подражать? Когда черное стало белым, а белое - нет, даже не черным, а так, серо-грязным каким-то, никчемным и постыдным. В новом мире вор, бандит, барыга стали хозяевами жизни и сидели в кожаных креслах дорогих лимузинов, а вовсе не на тюремных нарах, где им было самое место. Капитан вздохнул. Да, уже наверное, лет десять прошло, если не больше. И ему в этом клоунском мире роли не было предусмотрено. А вот хрен всем им! Он профессионал, и кое-что, черт побери, еще умеет! Капитан выключил газ и налил кофе в чашку. Тогда, десять лет назад, когда зарплату в отделе не платили месяцами, а его коллеги пачками бросали на стол начальству заявления об уходе, он и начал заниматься подработкой. Брался за заказы, исполнял их быстро и четко. В этом неправильном, перевернутом, вывернутом наружу своей уродливой изнанкой мире, он не стал ни сторожем аптеки, забитой фальшивой отравой, ни охранником ларька с контрабандными сигаретами и паленым спиртным. Капитан работал на негодяев, которых ненавидел, и ликвидировал таких же негодяев, к которым не испытывал ни малейшего сочувствия. Мерзкие гады жрали таких же мерзких гадов. Он просто помогал им жрать друг друга. Причем за очень неплохие деньги. Он оставался капитаном милиции, больше не стремясь ни к должностям, ни к званиям, не участвуя в церемониях предначальственного пригибания и унизительных гонках по служебной лестнице. Среди сослуживцев капитан прослыл туповатым служакой-сухарем, а сам только смеялся про себя их наивности. Вел капитан свои дела чрезвычайно осторожно, с маниакальной подозрительностью уничтожая все следы, которые могли остаться после исполнения заказа, не оставляя коллегам из отдела по расследованию тяжких и особо тяжких преступлений ни малейшего шанса, ни единой зацепки. Заказчики тоже никогда его не видели, они общались с посредником, с человеком, проверенным годами совместного дела, а тот, в свою очередь, шифром скидывал капитану заказ и переводил ему деньги на карточку, оформленную в соседнем банке.
Впрочем, после пяти лет спокойной работы определенные службы все же заинтересовались его персоной, даже провели служебное расследование, нашли какие-то мелкие нарушения... Капитан ушел легко, без скандала и разборок, сразу подав рапорт, не дослужив до пенсии каких-нибудь полгода, чем окончательно убедил начальство и сослуживцев в собственном слабоумии. Ему было нечего бояться. У него уже была хорошая работа. А на прежнем месте работы остались хорошие приятели. Что, учитывая специфику его ремесла, тоже было немаловажно.
Капитан поставил пустую чашку и с хрустом потянулся. Все вроде было хорошо, заказ по устранению буржуя из БМВ прошел без задоринки, деньги за исполнение им уже получены. Но какой-то червячок беспокойства точил его изнутри, мешая заслуженному отдыху после хорошо выполненной работы. Капитан задумался. Что-то пошло не так? Угнанная им развалюха уже давно догорела в зарослях камыша на левом берегу большой реки. Проходящие мимо старуха и нелепый увалень, бывшие свидетелями его работы, убиты. Бедные олухи! На секунду капитан даже почувствовал нечто вроде сожаления. Ну, что ж, бывает, угораздило их оказаться не в том месте и не в то время. Судьба, ничего не попишешь. Других свидетелей не месте событий он не видел. Вроде все ок? Но тренированный в течение многих лет инстинкт зверя не давал капитану выбросить из головы эти сцены минувшего дела. Свидетели...так-так, с этого места поподробнее! Увалень рванулся бежать первым, но бабка была ближе к спасительному углу дома. Эти дураки столкнулись, как два барана, и оба рухнули на землю. Он выстрелил, и отчетливо выдел, как пули, рождая багровые пятна, с характерным звуком вошли в тело бабки, да брызнула в разные стороны лобная кость сраженного увальня. Или это была не кость? Неприятный холодок пробежал по внезапно напрягшейся спине капитана. Ладно, он это обязательно проверит. И если увалень уцелел, то обязательно доведет это дело до конца. Тем более, что внешность этого бегемота ему была смутно знакома.... А куда обращаются паникующие бегемоты, если им прищемило хвост? Правильно, в милицию. Капитан встал. Надо собираться. Он очень не любил незавершенных дел. И он всегда все свои дела доводил до конца.
И все же права старая пословица: все проходит, даже самое плохое. Он думал, что после случившейся трагедии, когда на его глазах беспощадный убийца застрелил двух человек, а он спасся лишь чудом, он вообще никогда не выйдет на улицу. Но дни шли, а ничего не происходило. Его никто не разыскивал, никто им не интересовался, и он постепенно успокоился, и перестал вздрагивать от любого стука в дверь. Он стал выходить во двор, а потом даже пару раз ходил в магазин на углу. Он понимал, что ему надо объявиться, надо пойти в милицию, надо рассказать, свидетелем чего стал..., но представить себя вновь переживающим весь этот ужас во время бесконечных очных ставок и бесчисленных следственных экспериментов было выше его сил. А убийца? Если его найдут и поймают, он должен будет его опознать, ведь он ЕДИНСТВЕННЫЙ СВИДЕТЕЛЬ! Свобода и жизнь убийцы будут в его руках, а тот не будет сидеть сложа руки. Он был в этом почему-то уверен. От всех этих мыслей ему становилось дурно, и панический ужас, затаившийся где-то в глубине души, снова начинал сжимать его горло. Как он заставит себя перешагнуть порог районного отделения? Ведь он до сих пор не мог себя заставить даже пройти по той страшной улице. Нет, сейчас это было выше его сил. Он машинально хлебал жиденький картофельный суп, на более сытную пишу маленькой старушкиной пенсии не хватало. Старушка-мать суетливо возилась у плиты, накладывая гречку в щербатую тарелку. "Витюша, сынок, о чем задумался?" - морщинистое личико старушки приняло озабоченное выражение - "ты как себя чувствуешь? Не приболел ли?". "Да нет, мам, все нормально" - ему удалось взять себя в руки и его голос звучал как обычно - вяло, но спокойно - " я о работе задумался. Весна скоро, а я все без работы сижу. Сейчас предложений нет почти, кризис везде этот". "А я с тобой как раз по этому поводу поговорить хотела" - старушка вытерла сухонькие ладошки мятым полотенцем - " была я сейчас у Васильевны, у кумы-то, ну той, у которой Пашка в Англию сбежал". "И как ее здоровье? Как там Пашка в Англии?" - машинально спросил он, чтобы поддержать беседу. "Ой, да какое там здоровье-то, в наши-то годы!" - старушка вздохнула -"то давление, то сердце, но так, держится пока молодцом! А Пашка письмо оттуда прислал, говорит, что все нормально у него, работает и зарплата вроде бы хорошая, только как же он там бедный, один-одинешенек на чужбине-то? Вон, давеча, по телевизору целая передача была про зарубеж-то их, как там люди мучаются!" - старушка сокрушенно покачала седой головой - "но я не это тебе хотела сказать" - голос старушки зазвучал торжественно- "я ей рассказала про нашу беду, она обратилась к Владимиру Ивановичу, ну, работала она раньше с ним, ты его не знаешь, так вот, у него сын, тоже Владимир, предприятие открыл по производству мебели, стенок кухонных там всяких, еще чего-то, и ему бухгалтер толковый нужен! И он может тебя взять на работу! Ну, поговорить, конечно, он для начала хочет, узнать, знаешь ли ты работу свою, но тут я спокойна, сразу Васильевне сказала, что мой мальчик - талант, не оцененный всякой серостью и посредственностью! И самое главное..." - голос старушки дрожал от волнения - "зарплата аж три тысячи пятьсот рублей! И это только на первое время! Ну что, ты рад?" - старушка пытливо всматривалась в его лицо. "Конечно, мама, большое спасибо!" - он говорил искренне, действительно радуясь, что есть хоть какое-то предложение, вселяющее надежду на возможную работу, которая позволит забить голову всякими рабочими проблемами, пусть такими глупыми и суетливыми, и поможет, наконец, выкинуть из памяти кошмар недавних событий, когда он чуть было не погиб.
Снег. Белый и пушистый. Он покрывал всю землю, ватой оседал на ветках, мягким, пуховым одеялом ложился на крыши домов. Раньше, очень давно, невероятно давно, он знал, что если сжать снег в ладонях, то скоро их станет приятно покалывать, а сквозь пальцы тонкой струйкой начнет бежать вода, каплями падая на землю и тут же замерзая. Как давно это было? Где и когда? Что он чувствовал при этом? Кем был? Образы призрачными, выцветшими, словно старая фотопленка, обрывками роились в уголках памяти, ускользая и появляясь вновь. Замерзшие дома глухой деревеньки. Ночная мгла начинает сереть, неохотно выпуская из сумрака тяжелых туч холодное зимнее солнце. Полностью занесенная снегом тропинка едва угадывается между близко стоящими друг к другу дощатыми заборами, один сереет старым, видавшим виды деревом, другой неумело измазан зеленой краской. Из-за него отчетливо разит навозом. Занесенный снегом старый колодец, рядом рыжеет покрытая ледяной коркой колонка, из которой когда-то (интересно, как давно?) бежала вода. Тропинка, извиваясь, теряется в занесенных снегом каменистых холмах, заросших джунглями одичавших вишневых и яблочных деревьев. Странно, но где-то в глубине окоченевшего сада слышен плеск реки. Странная какая-то река, даже мороз ей нипочем. Интересно знать, почему. Но прежде всего, что это за место? А время сейчас какое? И зачем ты здесь? Наконец, кто ты здесь и сейчас?? Он не спешил. Все же, не новичок зеленый. Столько раз костлявая хотела пожрать его тело, погасить искру жизни в его сердце, освободив душу для встречи с Всевышним на его Великом Суде, а он все же ей не поддался. И в вампирке тонул, и на душегуба с одним ножом ходил, и ..., да ну, вообще, бывало и похуже! Бывало ли? Да нет, не бывало. Как же его угораздило очутился здесь? Вот шел себе к роднику, срезал по пути толстые стебли псевдотравы, а потом мягкий, но такой сильный удар - и вот он, здесь, среди внезапно невесть откуда взявшейся зимы! И зимы, нечистый его возьми, весьма холодной! Он с трудом собрал всю волю в кулак, чувствуя, как паника мерзким, тошнотворным комком начинает подкатывать к горлу и отравлять разум своим ядовитым туманом. Спокойно, спокойно! Главное сдержать гибельное желание очертя голову броситься по этим сугробам, куда глаза глядят. Если запаниковать, то тогда он точно пропадет, просто замерзнет, в конце концов среди этих бесконечных снегов. Он еще постоял, собираясь с мыслями. Затем, окончательно успокоившись, осторожно сделал первый шаг. Да, снег, самый настоящий, обычный снег. Холодный на ощупь. В его мире снег был редкостью. Со дня своего сотворения в нем царила вечная осень, иногда дождливая и сырая, иногда солнечная и теплая, но снег был всегда редким гостем. За всю свою жизнь он и видел его не более пяти раз. Он легко коснулся шероховатых досок забора. Настоящее старое дерево, и плохо обструганное, к тому же. В самом деле, что такого ужасного случилось с ним? Он не ранен, оружие, включая и резаки, на месте, и жажда теперь ему точно не грозит, кругом замерзшей воды сколько хочешь. Правда, придется подумать об одежде, и самое первое, развести костер, пока он окончательно не замерз. Пищи тоже мало, надо и с этим что-то придумать. А самое плохое то, что он не знает, куда его занесло. Места незнакомые. Впрочем, может карта поможет? Кстати, где она? Он сунул руку за пазуху, и, хвала Всевышнему, мягкий сверток был на месте. Он развернул карту без особой надежды, но, странное дело, на ней был обозначен этот заснеженный проулок! Он был готов поклясться, что до того, как свалился в эти снега, ничего подобного на плане не было. А сейчас его путь тоненьким пунктиром пролегал как раз по тропинке, между этими заборами. Ну что же, он пойдет дальше. Но сначала найдет, чем обогреться и перекусить. Ведь недаром, зеленый забор, возьми его нечистый, пахнет хлевом!