— Здорово! Я вот так подумал, что написать об этом сейчас — вреда не будет?
— Думаю, что если не вдаваться в мелкие подробности, то нет. Сейчас чего только не выдумывают. Если преподнести эти идеи как часть фантастического рассказа, или научно-популярного опуса, то вполне будут к месту.
— Макаров, жаль, что атомная энергия такой оказалась, — сменил тему разговора Бронштейн. Энергия из урана — это как подарок человечеству дьявола. Польза, по твоим словам, полностью перекрывается ущербом от проблемы с образующимися радиоактивными изотопами.
— Митя, я тебе об атомной энергии не всё рассказал. Когда я уже жил в Германии, произошло революционное открытие, в Италии… Если энергия из урана, как ты назвал, подарок дьявола, то то, что открыл итальянец Росси, — это подарок Бога. Ядерная реакция без образования долгоживущих радиоактивных изотопов… Такая, что реактор для неё, очень прост и безопасен получается…
Бронштейна буквально охватил бешеный восторг.
— И ТЫ МОЛЧАЛ?! Об этой возможности?!! — в мысленном вопле Бронштейна ярко отразились его чувства. Мог бы сразу о ней рассказать, а не об уране… Как хоть устроен реактор, и что за реакция в нём идёт?
— Реакция синтеза ядер водорода и… никеля. Причём подобную реакцию можно осуществить не, только для этих элементов, но и для водорода и палладия, железа, иных элементов, атомы которых образуют особые структуры. Реакция присоединения водорода, или точнее — протона к атомным ядрам любых элементов ВСЕГДА идёт с выделением энергии. Ибо протон в ядре связывается ядерными силами, и выделяется энергия связи. Вот между собой тяжёлые ядра реагируют с выделением энергии до железа. А после — уже энергию поглощают. Этот эффект, поглощения энергии при слиянии ядер железа, лежит, кстати, в основе причин взрыва так называемых сверхновых звёзд второго типа. После которого образуются нейтронные звёзды — гигантские атомные ядра звёздной массы.
— Но я отвлёкся, — сменил русло разговора Макаров. Так вот, реактор Росси настолько прост, что его можно изготовить уже сейчас, если знать, как правильно приготовить никелевый порошок…
Всплеск эмоций Бронштейна, услышавшего эту новость, был просто неописуем, он чуть было не пустился в пляс и не сверзился с наблюдательной площадки.
— Эх, вот и тема, для написания работы нобелевского уровня, и для революции в энергетике! — думал он.
— Митя, не увлекайся! — осадил его пыл пришелец. Давай-ка я тебе покажу, что может произрасти из реактора Росси, если его создать сейчас…
Перед мысленным взором Бронштейна появилась картинка. В пародийной форме на ней сначала было продемонстрировано, какие позитивные сдвиги в экономике СССР, а затем и всего мира могут произойти.
Атомные паровозы и пароходы, газотурбинные самолёты…
Но вот, в Европе начинается вооружённый конфликт, развязанный Польшей и поддержанный Германией.
В пародийной манере показывается лимит дальности полёта самолёта, двигатель которого питает углеводородное топливо. Взлетев с аэродрома под Берлином, тот долетает до Киева и… кончается топливо, аэроплан падает на землю.
Затем показывается аэроплан с атомным двигателем на базе реактора Росси. Он спокойно пролетает над Москвой, Уралом, долетает до Камчатки и возвращается обратно, на аэродром под Берлином. Затем взлетают армады бомбардировщиков и десантных аэропланов и… нигде не скрыть, не спрятать советскую промышленность от атак германских асов.
— Реактор Росси — это новое дыхание для доктрины Дуэ, авиационной гегемонии, — закончил поучительную демонстрацию последствий опубликования этого открытия Макаров. Рано его выводить на мировую арену. СССР пока страна аграрная. И угадай на счёт раз, кто быстрее эту сногсшибательную новинку реализует, на имеющихся промышленных мощностях? А?
— Блин, жалко — то как! — сокрушённо покачал головой Бронштейн. Если этот реактор такой простой как ты мне показал. Мы зимой мёрзли, дров мало было и дорогие они. А тут! Сделал ядерный бойлер, да хотя бы калорифер, и на одной зарядке топлива грейся всю зиму! Ведь и самовар можно на ядерную энергию перевести…
Видения «домашнего атомопанка» Бронштейна были настолько реальны, что Макаров не выдержал и рассмеялся, заставив захохотать тело Бронштейна.
— Ладно, думаю, «для дома, для хозяйства», можно и изготовить подобную штучку. Хотя молчать о ней нужно будет, аки партизан. Даже от своих домашних скрыть. Знаешь, лучше не будем рисковать.
Имя можно сделать и на более мирных вещах.
Глава 6. Программируем судьбу
— Так какие, как ты говоришь, «мирные», открытия можно сейчас уже публиковать?
— Ну, например, высокотемпературные сверхпроводники. Плюс теория, объясняющая хотя бы приближённо эффект сверхпроводимости. Кстати, я знаю, как можно сделать сверхпроводники, становящиеся сверхпроводящими аж при температуре пятисот градусов Цельсия!
— Ничего себе! Это тот самый эффект, если я правильно тебя понял, который обнаружил в замороженных жидким гелием ртути и свинце, Каммерлинг-Оннес? Эффект полного исчезновения сопротивления электрическому току?
— Он самый. Причём, что любопытно, прорыв в область высоких температур, больших тридцати градусов выше абсолютного нуля, состоялся в моей истории в восемьдесят седьмом году. Двое исследователей, Мюллер и Беднорц, обнаружили превышение температуры сверхпроводящего перехода в тридцать кельвинов в особой металлокерамике. До этого, почти три четверти века существенных подвижек в область высоких температур этот эффект не имел. Топтались в области гелиевых-водородных температур. То бишь, температур жидкого гелия и водорода.
— Понятно. В Бронштейне проснулся азарт. А в чём причина, каков механизм возникновения этого эффекта?
— Долго объяснять. Коротко же — в проводнике образуется «электронное поле», когда утрачивается различимость между разными электронами, и в результате дефекты кристаллической решётки, рассеяние на которых и является преимущественно причиной возникновения сопротивления электрическому току, становятся для таких «коллективных» электронов «прозрачными».
— Однако же, сверхпроводимость — это так сказать, «присказка» к настоящей работе нобелевского уровня. Запомни, Бронштейн, Нобеля дают за работы, которые мировое научное сообщество «ожидает». Простой пример — Эйнштейн. Его слава очень сильно раздута. Тогда как созданные им теории — СТО и ОТО, пожалуй, за исключением первой — пример непрактичности. Да и создал СТО, если как следует разобраться, не Эйнштейн, а Пуанкаре, который её Альберту подарил. А ОТО Эйнштейну фактически написала его жена — Милева Марич. Он кстати, поэтому и отдал ей часть своей нобелевки при разводе. Во всяком случае, математическую обработку идей Альберта, а то и помощь с самими идеями она ему оказывала.
Мюллеру и Беднорцу нобелевку дали потому, что уж очень долго орешек высокотемпературной сверхпроводимости «не раскалывался». Дадут ли нобелевку за повторение их открытия сейчас — не знаю. Скорее всего, нет, ибо нет эффекта длительного ожидания. Посчитают лишь дальнейшим развитием работ Каммерлинга-Оннеса.
— А тогда что может быть такой работой?
— За что Альберту дали Нобеля? Отнюдь не за создание новой физической теории, а за то, что в этой теории фактически было обосновано новое мировоззрение. Премия имени Нобеля — во многом политическая. Это кстати, озвучено в завещании Альфреда. Так что тебе нужна такая работа, которая сотрясёт мозги исследователей всего мира не хуже СТО и ОТО. И такая концепция у меня есть — это квантовая электродинамика. Сокращённо КЭД. Вот за неё Нобеля просто не смогут не дать — не поймут-с в мировом сообществе физиков.
Высокотемпературный сверхпроводник состава иттрий-барий-медь-кислород я знаю, как изготовить буквально на школьном оборудовании. Правда, школы конца этого века. Но, думаю, в бывшем Киевском университете лаборатории оборудованы не хуже. Лишь бы была установка получения не то что жидкого гелия, а хотя бы жидкого воздуха.
— А если не будет? — затаив дыхание от волнения, спросил Бронштейн.
— Тогда — есть ещё варианты. Наиболее оптимальны следующие:
— синтез супермагнита кобальт-самарий. Или неодим-железо-бор. Их рецептуры и технологии получения я представляю, бо работал пару месяцев над новыми материалами для сверхмагнитов. Если удастся разжиться хорошим химическим оборудованием, то можно вообще, потрясти научный мир, пожалуй, что и покруче, чем Каммерлинг-Оннес. Супермагнитами на десять-двадцать тесла индукцией. Причём постоянными! То есть, намагниченными кусками вещества. Но с такой магнитной индукцией, о которой сейчас и думать бояться.
— Тесла это сколько в Гауссах? — полюбопытствовал Бронштейн. Я знаю хорошо лишь систему мер СГС.
— Понятно, система СИ, к которой я привык, появилась намного позже даты твой смерти в моей истории. Один Тесла — это десять тысяч Гауссов.
— Ого! Магнит силой в сто тысяч гауссов — это впечатляет! В сто тысяч раз более сильный, чем магнитное поле Земли! Это действительно будет серьёзное изобретение в технике.
— Увы, не слишком радуйся, Митя, — осадил восторг Бронштейна Макаров. Для самого простого супермагнита — неодим-железо-бор, как следует из названия, нужен неодим. И если с железом и бором думаю, проблем в киевском университете не будет, то вот неодим… Это редкозём, как впрочем и самарий. Сомневаюсь, что они там найдутся, нужной степени очистки. Хотя, если РЗЭ в универе есть, то я могу их разделить. Дёшево и быстро. Как-никак работал в Германии и по этой теме.
— А как? Я читал, что РЗЭ потому и плохо изучены, как индивидуальные вещества, что их сложно разделить. Они похожи по химическим свойствам друг на друга, — выразил озабоченность возможными осложнениями Бронштейн.
— Видишь ли. В моё время начали активно развиваться нанотехнологии. Их практичнее было бы назвать атомно-молекулярными технологиями. Это, одним словом, манипуляция отдельными атомами и молекулами против манипуляции их массивами из квадрильонов единиц в самых продвинутых методах микроанализа ныне.
— Нанос — это карлик на латыни. И приставка, означающая одну миллиардную. Скорее всего, в твоём случае, от метра. Тогда да, как раз область атомов и молекул и получается.
— Проще было бы синтезировать супермагнит из нитрида железа. Если бы не одно но технологического плана. И азот и железо даже сейчас ни разу не дефицит. Но нитрид-железные магниты, кстати, самые мощные из мне известных, увы, очень непросты в технологии их изготовления. Как раз это и есть наноманипуляции веществом, когда молекулы в реагирующей смеси растут строго по заданному технологом плану.
— Да, жаль. Нет простого старта, к сногсшибательным достижениям, — огорчился Бронштейн.
— Ну почему нет? Например, есть ещё одна точка приложения усилий, не требующая сложного оборудования. И в то же время это революция в кристаллографии. Потрясение для кристаллографов сродни СТО и ОТО Альбертыча. И имеет важное народохозяйственное значение, да и не только — идеологически это тоже будет аховый урок мировой науке. «Не сотвори себе кумира», в этом плане.
— Это что за тема такая? — удивился Матвей Бронштейн.
— О группах Фёдорова что-либо слышал? — с подколкой спросил пришелец.
— Подобно тому, как в арифметике существует всего несколько действий над любыми числами, ученый нашёл 230 пространственных вариантов, которые могут занимать атомы в кристаллических телах, — без задержки мысленно выпалил Митя.
— Молодец! Хорошо подкован, посмотрю, — уже без иронии похвалил пришелец.
— Так что там такое с группами Фёдорова? — нетерпеливо спросил Бронштейн. Неужели существуют кристаллы вне его групп? То есть число возможных кристаллических решёток больше чем число 230???!!!
— Угу. Так и есть. Фёдоров допусти ту же ошибку, что и древние греки! Греки-математики считали, что множество действительных числе исчёрпывается числами натуральными и простыми дробями. И были буквально потрясены и раздавлены, обнаружив, что отношения сторон в произвольно взятом треугольнике — могут быть числами иррациональными, ни натуральными числами, ни простыми дробями точно не выразимые!
— Вот это да! — потрясённо произнёс Бронштейн. Так значит, можно получить монокристаллы групп симметрий запрещённого порядка?!
— Ну да. Например, вырастить из сплава марганца и алюминия правильный… додекаэдр, что Фёдоров запретил якобы. А ты — сможешь, и объяснишь! Это будет, при минимальном пиаре с твоей стороны, потрясение основ не хуже чем у Эйнштейныча! И практическое значение этого открытия — громадно! Ибо объясняет свойства алюминиевых сплавов. Из-за отсутствия понимания, что образующиеся в теле сплава микрокристаллы имеют запрещённые группы симметрий, технология алюминиевых сплавов долго развивалась «на ощупь», чисто опытным путём. И более того, даже обнаруживая «запрещённую» симметрию у изучаемых микрокристаллитов, извлечённых из алюминий-марганцевых сплавов, опытным путём, например, рентгеновским просвечиванием, эти результаты отбрасывали, даже не утруждая себя их проанализировать, — бо невозможна такая симметрия, и дело с концом!
— Есть и ещё у меня «научные плюшки», типа фуллеренов, например, но это оставим как запасной вариант.
Итак, тема для бакалавриата или что там у Вас сейчас? — спросил Макаров. МНС-ов и СНС-ов уже ввели взамен бакалавров и магистров?
— Не знаю — честно признался Бронштейн.
— Тогда, подведём итоги. Тебе нужно сделать себе имя. И получить Нобеля. Эта премия и международная известность, кстати, неплохие индульгенции от репрессий, в том случае, если мы решим остаться в СССР.
План же действий таков:
— Завтра идём в киевский университет. Пытаемся экстерном сдать экзамены за курс физики. Например, общей физики. Если это получиться, то попытаем себя и в химии, и в биологии. Три диплома лучше, чем один.
Тема кандидатской может быть такая: Квантовая Теория Бронштейна и её приложения к Теории Вещества. Звучит? — довольным тоном закончил Макаров.
— Звучит, конечно. Уши Бронштейна покраснели. Хотя это вообще-то плагиат, или даже мегаплагиат! Ты же отберешь, таким образом, достижения у целой кучи исследователей!
— Ну да. Бор и Гайзенберг в основном пострадают.
— А чем я прославился? Почему бы мои работы не опубликовать? — предложил Бронштейн.
Глава 7. Ключевые шаги
— Твои работы, Митя, из тех, что могли вырасти до нобелевского уровня, как раз были посвящены аспектам приложения квантовой механики к теории гравитации. Ты же предложил частицу — переносчик гравитационного взаимодействия — гравитон.
Увы, далеко продвинуться в этой направлении ты не успел — из-за глупости с «воззванием к рабочему классу». Думаю, не занимай ты «активную жизненную позицию» в общественной жизни, ты бы благополучно пережил тридцатые. Если бы не сгинул в Великую Отечественную, то мог стать признанным во всём мире гравитационистом. С другой стороны, гадать, кем ты мог бы стать — занятие неблагодарное. Ещё, кроме научной деятельности, у тебя были великолепные научно-популярные книги. «Солнечное вещество», «Атомы и электроны», «Лучи Х». Эти книги я читал еще, будучи школьником. Правда ты в той истории их написал после совета Самуила Маршака и помощи Корнея Чуковского, отца твоей будущей жены — Лидии Чуковской.
Соль, однако, в том, что даже если развивать только твои научные труды, то и здесь никак не обойтись без вмешательства в историю становления квантовой механики. Понятно почему?
— Понятно. Раз я стал известен предложением квантовать гравитацию…
— Не слишком рефлексируй по поводу своего «плагиата». Во-первых, можно взять по-минимуму, то есть изложить только основы квантовой механики, её формулы. Хотя и тут, Шредингера и Де-Бройля обидим. С другой стороны, на Западе заимствовать чужие идеи и выдавать их за свои, — норма! Например, изобретатель управляемого воздушного шара — дирижабля или цеппелина, отнюдь не граф Цеппелин. Или пример Попова и Маркони. Маркони вообще, как показали уже в моё время архивы, спёр изобретение у Попова. Так что не заморачивайся вопросами приоритета. Тебе сейчас главное, — поставить себя. И ни для Бора, ни для Де-Бройля не стоял вопрос выживания, как будет стоять перед тобой. Наконец, сделав себе имя на квантовой теории, можно потом будет плотно заняться теорией квантовой гравитации…