В ответ послышался протяжный, аппетитный зевок.
Плот был уже близко от лесистой кручи, полукругом вдавшейся в том месте в реке. Старый ученый, рассеянно следивший все время то за чайками, то за собакой, вдруг оглянулся и с недоумением смотрел несколько секунд на приближавшийся берег; затем он сообразил, что ему не кажется, а действительно плот собирается остановиться, и негодование изобразилось на лице его.
— Михаил Степанович, Михаил Степанович! — громко позвал он, начиная теребить золотые очки на носу своем.
— Здесь я! — откликнулся тот из-за шалашей. — Что скажете? — и этнолог вышел к столу.
— Мы, кажется, к берегу собираемся пристать, Михаил Степанович?
— Да.
— Зачем-с?
— Собаку надо спасти как-нибудь!
— Позвольте-с! — перебил ученый, — сообщите, пожалуйста, зачем мы поехали сюда: собак ловить или за иным чем-нибудь?
— Дорогой мой, не волнуйтесь, пожалуйста…
— Какое мне дело до его собаки?! — окончательно вскипев, закричал Иван Яковлевич. — Он каждый день по пяти раз будет топить ее, а мы вытаскивать?! Когда же мы доедем? Я поехал-с сюда искать надписи, а не собак удить: ни времени, ни желания у меня нет на это! Я желаю двигаться вперед!
— Но ведь нам и провизией надо запастись сегодня: она на исходе у нас.
— Я знаю только одно: мы должны плыть без остановок в Красноярск, а оттуда сухим путем ехать в Иркутск!
— Уверяю вас…
— Должны плыть… — Сильный толчок сбил ученого с ног, и если б Михаил Степанович, сам едва устоявший, не принял его в объятия, Иван Яковлевич растянулся бы ничком на бревнах… — вперед! — тем не менее договорил, хотя и невнятно, упрямый ученый, уткнувшись лицом в плечо Михаила Степановича.
— Что еще за история? — сердито добавил он, выпрямляясь и поправляя очки и съехавшую на шею шапку.
Плот уже стоял неподвижно, касаясь правым передним углом отмели, полукруглым серпом желтевшей под бурыми скалами. Причиной толчка явилась остановка плота.
Проводник-татарин, он же и рулевой, держа на плече причальный канат, согнувшись, шагал к берегу по воде, чуть покрывавшей мель. За ним спрыгнул Свирид Онуфриевич и, подняв ружье, побежал, разбрызгивая воду, как добрый конь.
— Поверьте, мне самому не меньше вас хочется добраться поскорей до исписанных скал, — мягко заметил Михаил Степанович, — но ведь нужно же позаботиться и об еде?
Иван Яковлевич не ответил ни слова и, кинув молниеносный взгляд на спину виновника остановки, — отошел от Михаила Степановича.
Татарин закрепил причал вокруг огромного камня и вернулся к плоту; через минуту он, кряхтя, потащил к берегу на широких плечах своих Павла Андреевича. Палеонтолог уселся на них с комфортом, скрестив на груди руки и широко растопырив огромные ноги. За палеонтологом таким же способом переехал и Михаил Степанович. Слуги, сняв сапоги, перебрались сами, и скоро все разбрелись среди скал.
Иван Яковлевич остался один и, выпятив грудь колесом и заложив руки за спину, с задорным видом еще не остывшего от боя королька-петушка, долго шагал взад и вперед по плоту.
III
Легкий и привычный к ходьбе Михаил Степанович быстро пробирался вверх по дну узкой расщелины, рассекавшей в одном месте отвесную, буро-беловатую стену берега. Местами в известняке ее ярко проступали зеленые пятна и полосы. С близкого расстояния можно было различить, что это не мох и не травы, а каменные слои. Из воды у берега выставлялись острые гребни таких же цветных гряд, и Енисей кипел и швырялся пеной, натыкаясь на «Косто-ватую шиверу» — сибирское прозвище того места.
Промытая водой тропа извивалась как уж; то и дело приходилось вскарабкиваться на груды камней или же обходить их. За Михаилом Степановичем, пыхтя, пробирался тяжелый Павел Андреевич.
Крутой подъем наконец кончился, начался спуск. Отвесные, иззубренные наверху стены еще тесней обступили шедших, словно в безмолвном удивлении разглядывая неизвестных существ, попавших в их царство. Палеонтолог перед каждым поворотом тропки лелеял надежду увидать наконец более открытое место, но ожидание его не сбылось — они, видимо, шли куда-то вниз: причудливые зубцы кругом становились выше и выше, дышавшие зноем, как бы прослоенные зелеными полосами белые скалы сдвигались все теснее. Ни деревца, ни кустика не росло на них.
— Постойте! — крикнул наконец Павел Андреевич, останавливаясь и вытирая платком раскрасневшееся лицо, с которого в виде дождя катился на грудь куртки пот.
— Куда вы несетесь так? Приз, что ли, хотите получить? Дышать нечем в этом пекле!
— Ничего! — весело откликнулся Михаил Степанович.
— Пар костей не ломит! Потерпите: скоро пещеры будут!
— Да верно ли?
— С какой же стати будет врать проводник?
Палеонтолог, пользуясь передышкой, огляделся вокруг.
— Удивительные места! — отдуваясь, заявил он. — Известковая пещь какая-то вавилонская! Покорнейшая просьба, коллега, к вам: пожалуйста, не летите так, меня удар хватит!
Путники зашагали дальше.
— Смотрите, Павел Андреевич! — произнес через некоторое время Михаил Степанович, указывая влево.
У подошвы растрескавшейся скалы чернело отверстие.
Оба исследователя свернули к нему.
— Как тянет, однако, оттуда холодком! — произнес Павел Андреевич, остановившись у почти круглой дыры, походившей скорей на пролаз в нору, чем на пещеру. — Темно там, ничего не видно, — добавил он, нагнувшись и заглядывая в нее.
Михаил Степанович встал на колени, вынул из бокового кармана плоский электрический фонарик и, всунув руку и голову в отверстие, нажал кнопку. Бледно-синеватый свет наполнил довольно просторный, но словно придавленный к земле грот. Неровный свод местами почти касался пола, сплошь усеянного обломками камней. В правой стороне свод повышался, но свет небольшого фонаря не мог проникнуть во тьму, глядевшую оттуда.
— Кажется, там есть еще пещера! — заявил Михаил Степанович, заглянув опять внутрь.
— Да. Это одна из пустот, часто встречающихся в известняках. Однако, мы простудимся! — заключил Павел Андреевич, отходя от пещеры на несколько шагов. — Я мокр от волос до пяток, а оттуда несет как из ледника.
Михаил Степанович как бы не слыхал последних слов его.
— Надо слазить туда, заявил он, — взглянуть, что за пещера и нет ли в ней чего!
— Ничего там нет, — уверенно заявил Павел Андреевич, удобно усаживаясь в тени под скалой на небольшом бугорке. — Сие есть природная пустота, и единственное, что вы можете найти в ней, это — ревматизм!
— Все-таки загляну!
— Загляните, загляните! А я пока отдохну и выкурю папироску.
Михаил Степанович лег на землю и как уж вполз в грот. Флегматичный товарищ его достал из портсигара папироску, прислонился спиной к скале и принялся курить с блаженным видом отдыхающего после больших трудов человека.
Не прошло и десяти минут, как в отверстии под скалой показалось озабоченное лицо Михаила Степановича.
— Павел Андреевич! — позвал он. — Там целые груды костей каких-то лежат.
Палеонтолог повернул голову.
— Неужели? — несколько оживленнее произнес он, подымаясь с земли и направляясь к скале.
— Хотите, я достану вам образцы?
— Нет, нет, сам взгляну на них!.. Только как бы это пролезть мне?..
Грузная фигура ученого опустилась на четвереньки и неуклюже начала втискиваться в довольно узкое для него отверстие.
— Уф… Светите же… ничего не вижу!.. — произнес он, почувствовав, что выбрался наконец из тисков, и в ту же минуту, словно зарничный, мертвый свет бледно и неясно озарил истрескавшиеся каменные стены. Свод нависал так низко, что приходилось пробираться ползком на животе, затем на четвереньках. Михаил Степанович был впереди и слышал за собой сопенье грузного палеонтолога. Сажень через пятнадцать оказалось возможным не только встать, но и выпрямиться: свод разом ушел куда-то во мрак наверх. Михаил Степанович поднял фонарь и с вышины глянули на путников серые выступы тесно сжимавших друг друга камней.
— Ого! — промычал Павел Андреевич, глядя наверх. — Хватит оттуда эдакая бомба в голову — не поздоровится!
Словно какой-то небольшой, высеченный в недрах земли храм был пред глазами ученых. Не хватало только окон. Вокруг стен, казалось, шли колонны; задняя, причудливо выпуклая стена имела вид католического алтаря.
Но своеобразная красота пещеры очаровала только Михаила Степановича; он молча стоял и любовался ею, между тем как Павел Андреевич поворачивался во все стороны и глядел только в низы углов.
— Где же кости? — спросил он.
Михаил Степанович, не говоря ни слова, сделал еще несколько шагов вперед, и под ногами его перекатилось и слегка загремело что-то.
— Вот… — произнес он, направляя свет фонаря на землю.
Пол впереди по крайней мере на фут толщины весь был покрыть слоем белых и желтых костей. Павел Андреевич быстро запустил в них обе руки и выхватил по кости.
— Светите! — отрывисто сказал он, поднося добычу к самому фонарю.
Несколько секунд он напряженно рассматривал ее, затем бросил в сторону.
— Волчьи, — проговорил он и вытащил из груды новую кость. — Волчья, — повторил он через минуту.
Михаил Степанович передал ему для удобства в розысках фонарь и, предоставив палеонтологу рыться и греметь костями, скрестил руки и остался стоять, любуясь странной, полной таинственности и красоты картиной и стараясь прочней запечатлеть ее в мозгу своем.
— Волчья… волчья… — повторял через небольшие промежутки времени Павел Андреевич, бродя почти по колено в костях в виде гигантской тени с полукругом мутного света у ног. — Да что это за история? — протяжно проговорил он, выпрямляясь. — Мы с вами на волчьем кладбище, Михаил Степанович!
— Может ли быть? — отозвался тот.
— Несомненно! Сюда приходили умирать целые десятки поколений волков. Впрочем, вот лисья кость… Это — перекушенный бараний позвонок… Вероятно, сначала здесь была берлога, где они жили и пировали, а потом превратили в кладбище. В Индии я видел в этом роде целые кладбища слонов, и знаете…
Внезапно пласт останков животных, белевший вокруг ученого, и сама фигура его погрузились в непроницаемый мрак. До слуха Михаила Степановича долетел стук проворно разгребаемых костей.
— Что случилось? — спросил он, направляясь впотьмах на звуки.
— Фонарь уронил, — отозвался с самой земли голос Павла Андреевича. — Чтоб ему пусто было! Куда же он девался?
— Постойте! — крикнул Михаил Степанович. — Не торопитесь так, вы его окончательно зароете.
Михаил Степанович добрался до стоявшего на четвереньках палеонтолога и, нащупав плечо его, очутился рядом с ним и осторожно принялся за поиски.
Фонарь, имевший размер большого портсигара, не отыскивался.
— Экое свинство! Да что он, заколдован, что ли! — сердито ворчал Павел Андреевич. — Колени стер себе, лазая по костям!
Михаил Степанович молча продолжал поиски и наконец, запустив руку совсем вглубь, коснулся пальцами знакомого фонаря.
— Нашел! — радостно воскликнул он.
Палеонтолог поднялся на ноги.
— Что же вы, осветите сию могилу, — сказал он, выждав с минуту.
— Нельзя! — с досадой возразил Михаил Степанович.
— Стекло разбилось.
— Вот так исто-о-ория… — протянул палеонтолог.
— Фу ты, какая однако гадость! Как же мы теперь вернемся?
— Так же, как пришли.
— А вы знаете, где выход? Впотьмах мы все стены перещупаем теперь лбами.
— Что же поделать! Идите за мной, я стоял как раз спиной ко входу.
Михаил Степанович вытянул вперед руки и осторожно, как слепой, нащупывая ногой каждую пядь земли, стал подвигаться среди непроницаемой тьмы.
Павел Андреевич следовал за ним.
— Кажется, свод сейчас начнет понижаться, — проговорил спустя некоторое время Михаил Степанович. Он поднял руки, но они свободно очертили круг над головой его.
— Еще далеко… — возразил Павел Андреевич.
— Все-таки лучше теперь уже стать на четвереньки.
— Успеем!
— Как знаете! Я, по крайней мере, буду ползти.
Вслед за этим Павел Андреевич почувствовал, что плечо спутника опустилось и исчезло из-под руки его. Звуки шагов Михаила Степановича сменились шорохом ползущего тела.
Не прошло и минуты, как палеонтолог вдруг остановился и отшатнулся назад. Михаил Степанович услыхал полу заглушенный стон его.
— Я здесь! — откликнулся он, оборачиваясь и больно стукаясь от этого движения головой о камни. — Ох! Что вы, Павел Андреевич?
— Свод! — невнятно отозвался палеонтолог.
— Так что же? — Михаил Степанович тер ушибленную голову.
— Физиономию всю разбил себе…
Павел Андреевич сказал это таким сердитым тоном, что Михаил Степанович, несмотря на боль, рассмеялся и досада на неосторожность ученого исчезла у него.
— Не беда! A 1а guerre comme a la guerre: и я виском хватился!
— Какая тут герр! — проворчал Павел Андреевич; слышно было, как он начал ползти через камни, перекатывая их, и то и дело стукался, охал, останавливался и затем опять принимался продвигаться дальше.
— Да мы в преисподнюю лезем, а не назад! — возопил наконец он. — Я себе голову всю проломал.
— Да рукой-то, рукой шарьте сперва перед собой! Мы на верном пути!
— Как это рукой, когда я ползу на них? — с негодованием воскликнул палеонтолог. — Не могу же я, как хромой осел, на трех ногах скакать!
Михаил Степанович услыхал позади себя новый тупой удар и затем кряканье.
— Опять ушиблись?
— Именно «опять». Двадцать пять раз уж это «опять» было. Выступы какие-то проклятые торчат везде… Прямо лбом…
Глаза Михаила Степановича различили наконец впереди что-то серое.
— Свет! — радостно крикнул он. — Ура, Павел Андреевич, выход близко!
Он быстро заработал руками и ногами, и не прошло и трех минут, как оба исследователя выбрались на свет Божий.
IV
— Уф!.. Вы меня не очень браните? — извиняющимся тоном произнес Павел Андреевич, подходя с протянутой рукой к Михаилу Степановичу.
Оба они походили на мельников, только что отошедших от закромов.
— Я? Помилуйте, за что, что за вздор! Однако хороши же мы с вами!
— Очень хороши!
Павел Андреевич осторожно, словно боясь испачкать свои грязные руки, начал счищать известковую пыль, выбелившую спереди все платье его; брюки на обоих коленах его были прорваны, и оттуда выглядывало голое тело; один рукав лопнул под мышкой; на лбу, словно разлинованном белыми полосами, вздулся и уже начал синеть огромный желвак.
— Н-да, вы пострадали-таки! — с участием сказал Михаил Степанович. — Очень разбили голову себе?
— Голову? — переспросил палеонтолог, ощупывая темя.
— Это уж не голова, а, можно сказать, собрание желваков. Главное — зря все!
— Как зря? А красоту-то какую видали!
— Красоту… — палеонтолог искоса взглянул на перепачканного Михаила Степановича и, сморщась, осторожно потрогал лоб свой.
Михаил Степанович усердно принялся тереть рукавом свои колени, как вдруг словно стальной бич резко щелкнул о каменную стену за спиной его, ударил в то же мгновение с визгом и стоном о другую и яростно захлестал вниз и вверх по всему ущелью.
— Что за звуки? — с изумлением проронил Павел Андреевич, озираясь и словно пытаясь поймать взглядом то нечто невидимое и необычайное, что пронеслось в воздухе.
— Выстрелили где-то, — сказал Михаил Степанович, выпрямляясь и вслушиваясь в тишину, опять оковавшую расселину. — Это эхо. Я бывал в подобных местах: прямо будто колдовство какое-то творится в них. Кто бы это мог стрелять?
— Уж не наш ли охотник?
Как бы в ответ на это предположение из-за поворота послышался отдаленный свист.
Михаил Степанович взбежал на небольшой взгорок и тотчас же повернулся лицом к своему спутнику.
— Так и есть — Свирид Онуфриевич! Э-э-э-й! — крикнул он, замахав рукой. — Свирид Онуфриевич, сюда! Здесь мы!
До слуха не тронувшегося с места палеонтолога долетело ответное радостное восклицание и лай; на взгорок взлетела собака и бросилась на грудь Михаила Степановича. Немного погодя показалась и облеченная в серую куртку плотная фигура охотника. Рыжая шапочка дыбом стояла на самом затылке его.