В ночь на весеннее равноденствие китайские бандиты предприняли попытку проникнуть на станцию с севера, в обход главных секретов русских пограничников. В этом единственно удобном для нападения месте, дорога проходила между двумя сопками, перед которыми расположился пограничный наряд под командованием унтер-офицера Семёна Митрохина.
Людей в отряде катастрофически не хватало и потому, в подчинении унтер-офицера было всего два человека; ефрейтор Николай Петренко и казак второй сотни Никифор Размётнов. Скрытно расположившись у подножья одной из сопок, пограничный секрет вел пристальное наблюдение за китайской стороной.
Непрерывно дующие со стороны Желтого моря ветра, сделали наступившую зиму в Маньчжурии необычайно мягкой. Снежного покрова в этом году почти не было и бедные ежи, не имея возможности впасть в спячку, неприкаянно слонялись по темно-бурой земле.
В небе уже стали гаснуть звезды, и забрезжил рассвет, когда на сопредельной стороне зашевелились низкорослые кусты и из них один за другим стали выходить вооруженные люди. Впервые столкнувшись с налетами бандитов в 1904 году, пограничники вырубили всю растительность на подступах к железной дороге и прочим важным объектам. Благодаря этому враг не мог незаметно приблизиться к русским владениям.
С замиранием в сердце наблюдали пограничники за хунхузами, с которыми им вот-вот предстояло скрестить оружие.
— Десять, двадцать семь, сорок, пятьдесят девять, семьдесят, — шептали пересохшие от волнения губы трех защитников пограничных рубежей Отечества. На девяносто втором счет был оборван. Враг продолжал прибывать и лежащим за «Максимом» людям стало ясно, сегодня их последний день и прожить его нужно с честью.
— Как начну стрелять, дашь ракету, наши должны заметить, — приказал Митрохин Размётнову, деловито устанавливая на пулемете планку прицела.
— Будет сделано, Николаич, — сказал казак, устроившись чуть в стороне от расчета. Неторопливо разложив вокруг себя гранаты и обоймы патронов, он сказал твердым голосом, — Простите меня братцы.
— И ты нас прости, — последовал ответ и больше ни одного слова не было произнесено ими до начала боя.
Правильно расположенный пулемет очень важный аргумент ближнего боя, а если он установлен так, что противник вынужден его атаковать исключительно в лоб, то он царь и Бог. С этим постулатом войны, Митрохин быстро ознакомил китайцев, крепко сжимая пулеметные ручки «Максима». Дождавшись, когда враги подойдут до выбранной им дистанции, пограничник принялся поливать огнем их передовые цепи. Сжав гашетку, он торопился, как можно больше уничтожить хунхузов, прежде чем их густые цепи распадутся и, упав на землю, они откроют ответный огонь.
Тугие струи раскаленного металла безжалостно резали, кромсали, рвали в клочья живую плоть тех, кто пришел этим ранним утром за жизнями пограничников. Отказавшись от привычного ночного нападения, китайцы специально выбрали предрассветные часы, в надежде, что крепкий сон сморит русским очи. В целом расчет был верен, но только не с пограничниками. Отлично зная с кем они имеют дело, заамурцы не могли позволить ни единого просчета, за который пришлось бы расплачиваться собственной жизнью и жизнями своих товарищей.
Охваченный азартом боя, Митрохин строчил и строчил по хунхузам, сея в их рядах страх и панику. Долетавшие со стороны неприятеля крики раненых и стоны умирающих радовали пограничников. Они порождали в их сердцах надежду на то что, получив отпор, китайцы отойдут, а если не отойдут, то надолго залягут, а там глядишь, и помощь подоспеет. С самого начала боя Разметнов, как и положено дал две белых ракеты хорошо видных в синем небе.
Однако надежды пограничников были напрасными. Сегодня против них сражались одетые в гражданскую одежду китайские солдаты. И тот, кто руководил ими, также прекрасно азы военной азбуки. Быстро определив, что им противостоит один единственный дозор, китайские офицеры стали понукать солдат к активным действиям.
Двести с лишним человек противостояли оказавшейся на их пути горстке заамурцев. Медленно, перебежками стали они приближаться русскому осиному гнезду, чтобы раздавить его раз и навсегда, используя свое численное превосходство.
Укрывшись за искусно замаскированным бруствером, зеленые фуражки отвечали им точным прицельным огнем, безжалостно уничтожая нарушившего границу врага. Будь в распоряжении Митрохина всего лишь взвод пограничников, и враг никогда бы не прошел этот рубеж между двумя неприметными сопками. Однако неприятель многократно превосходил храбрецов своей численностью, и схватка неудержимо двигалась к своему закономерному финалу.
Дождавшись, когда у пограничников закончиться лента, китайцы ринулись на умолкший пулемет, торопливо стреляя на ходу. Они успели пробежать более десятка метров, прежде чем длинная пулеметная очередь заставила их боязливо рухнуть на холодную мартовскую землю и, вжаться в неё, пытаясь спастись от летящей к ним смерти.
Продвижение врагов было остановлено, но дорогой ценой. Едва успев вставить в пулемет новую ленту, Николай Петренко уткнулся головой в свежевырытый бруствер. Прильнув к смотровой щели, напрасно окликал Митрохин своего боевого товарища, больше года прослужившего в тревожном Заамурье. Шальная вражеская пуля попала прямо в сердце молодого пограничника.
В третий раз, хунхузы устремились в атаку, когда пулемет умолк снова и на этот раз окончательно. Темной силой бросились они на стоявших, на их пути смельчаков. Один за другим прогремевшие гранатные разрывы отбросили китайцев назад, но подбежавшие сзади офицеры руганью и пинками заставили продолжить атаку.
Швырнув во врагов свою последнюю гранату, Никифор Размётнов ринулся в бой с обнаженным клинком. Двух человек успел порубить казак и ранить третьего, прежде чем пал от вражеской пули. Сам командир геройского наряда, хладнокровно опустошил свой наган, а затем подорвал себя и врагов, решивших захватить его в плен.
В добрых сказках и хороших фильмах, товарищи всегда успевают прийти попавшим в беду героям, в самый последний момент. Однако в жизни зачастую все бывает иначе. Поднятый по тревоге конный отряд Рокоссовского прибыл на поле боя, когда все уже было кончено. Хунхузы уже миновали пограничный заслон и выстраивались в походную колонну, для броска на Куаньчэнь.
Разгоряченные лихой скачкой, пограничники без раздумий сходу ударили по врагу ведомые своим командиром. Внезапное появление русских кавалеристов вызвало панику в рядах бандитов, несмотря на их численное превосходство. Потратив столько сил для уничтожения малочисленного секрета пограничников, они разом утратили храбрость от осознания того, что сейчас им предстоит с большим числом зеленых фуражек.
Те выстрелы и те штыки, что были выставлены в направлении стремительно скачущих с шашками наголо русских кавалеристов, были обусловлены, не стремлением китайцев сражаться с врагом, а лишь желанием спасти свои жизни. Отдав на заклание свои передние ряды, хунхузы дружно бросились к густому кустарнику, ища в нем спасение.
Схватка была беспощадной. Ещё не зная о судьбе своего секрета, пограничники нещадно рубили, секли, давили конями, уничтожая противника без всякой жалости и сострадания. Шел жаркий бой, и никакие проявления человеческих чувств, в этот момент были не допустимы.
Уже потом, выяснилось, что вокруг двух малоприметных сопок, на земле осталось лежать сто два хунхуза. Среди пограничников Рокоссовского также были потери но, не смотря на это, враг не смог пройти к станции и поставленная ему задача, не была выполнена.
Яростное сопротивление небольшой русской заставы приведшей к столь крупным потерям спутали карты Чжан Цзолиню, и отсрочить начало выступление главных сил клики. Стороны ещё успели обменяться гневными нотами, в которых Москва указывала на участие в конфликте китайских военных, а Мукден отвечал, что правительство Маньчжурии не несет ответственность за действие дезертиров.
Дипломатическая переписка продлилась ровно три дня. За это время командующий мукденскими войсками Чжан Сюэляня успел подтянуть к Чанчуню дополнительные соединения, и изготовились к бою, в ожидании приказа от своего отца.
Сам Чжан Цзолинь в это время был в Пекине, где шли напряженные переговоры между ним и Пэйфу. Обе стороны не хотели уступать друг другу пальму первенства в виде президентского кресла республики, но на генералов усиленно давили посторонние обстоятельства. Японцы торопили Чжана с походом на Харбин, а Пэйфу был серьезно обеспокоен внезапными успехами Сун Ятсена на юге страны. Лидер ГМ замахнулся на главные города юга Нанкин и Шанхай, где большинство предприятий принадлежали, французам, англичанам и американцам.
Поэтому оба лидера военных клик были вынуждены не грозно бряцать оружием, а искать компромиссы. Вскоре при помощи тайных покровителей враждующих клик, они были найдены. Пост президента страны получил ставленник Пэйфу, известный взяточник, генерал Цао Кунь, а Чжан Цзолинь, в качестве утешительного приза получил звание генералиссимуса всех сухопутных и военно-морских сил Китая.
В Пекине оба политических деятеля ещё только готовились поставить свои подписи под достигнутым соглашением, а мукденские войска, рано утром 24 марта, захватили русский анклав в Чанчуне. Поверив японцам, что многомиллионный Китай при поддержке Токио сможет повторить успех двадцатилетней давности, Чжан Цзолинь перешел Рубикон.
На любой войне вместе с серьезными вещами то тут то там, обязательно присутствуют курьезы. Не обошли они стороной и эту маленькую войну. Готовясь к захвату злополучного вокзала, китайцы казалось, предусмотрели всё, чтобы известие о начале военных действий стало известно русской стороне как можно позже.
Перед самым началом конфликта, специально подготовленные диверсанты перерезали телефон и нарушили телеграфную связь русских с Харбином. Вокзал и административное здание станции были захвачены китайцами в считанные минуты, и все обошлось без потерь. Казалось, что путь на Харбин открыт, но в дело вмешалась случайность, которую невозможно предугадать.
Так случилось, что один из служащих КВЖД заночевал у своей подруги, жившей неподалеку от здания вокзала. Проснувшись посреди ночи от звуков выстрелов и громких людских криков, он выглянул в окно и увидел, как китайские солдаты срывают русский флаг с крыши вокзала. Не теряя ни минуты, он бросился к телефону и не получившая особых инструкций от занявших телефонный узел военных, телефонистка соединила его со станцией Куаньчэнь.
— Платоныч, срочно передай в Харбин! Китайцы захватили наш вокзал в Чанчуне, флаг сорван, по всему городу идет стрельба. Это не провокация, это — война! — прокричал он в трубку дежурному по станции, прежде чем опомнившиеся китайцы прервали разговор. За спиной дежурившего по станции Платоныча была война 1904 года и потому, он без всякого раздумья и колебаний первым делом перезвонил в кабинет начальника погранзаставы, где вот уже месяц дневал и ночевал Рокоссовский. Согласно распоряжению Москвы, на время объявления особого положения, вся власть на станциях КВЖД перешла в руки пограничной стражи.
Сразу было объявлена общая тревога, но, желая проверить полученное известие, командир заставы, выслал к Чанчуню разъезды конной разведки. Ждать пришлось недолго, уже через полчаса нарочный доставил штабс-капитану дурные вести. По направлению к станции было отмечено движение большого количества китайской пехоты.
— Свентицкий! Начинайте эвакуацию заставы — приказал Рокоссовский помощнику, а сам устремился на станцию. В его распоряжении было очень мало времени, за которое он должен был нанести коварному врагу самый чувствительный удар, на который только была способна простая пограничная застава. И дело заключалось не в огневой мощи, которой обладал гарнизон заставы общей численностью в 64 человека.
Станция Куаньчэнь была очень важным пунктом в стратегических планах маршала Чжан Цзолиня захвата КВЖД. На ней происходила так называемая «переобувка» подвижного состава идущего из Харбина в Мукден и обратно.
Все дело заключалось в том, что Южно-Маньжурская железная дорога, подходившая к Куаньчэнь с юга, имела европейский стандарт ширины железнодорожной колеи. Китайско-Восточная железная дорога, начинавшаяся за Куаньчэнь, имела русский стандарт колеи, которая была шире европейской. По этой причине китайцы, не могли использовать на КВЖД свои вагоны и паровозы, изготовленные в Европе.
Планируя наступление на Харбин, китайские генералы очень рассчитывали захватить в находящиеся в станционном депо Куаньчэнь, русские паровозы и вагоны в целости и сохранности. Это давало им возможность за короткое время перебросить к Харбину свои войска, захватить его, а затем начать триумфальное шествие по всей протяженности КВЖД.
Этот план был одобрен японскими военными советниками, и теперь успех всей кампании зависел от быстроты китайской пехоты и расторопности Рокоссовского.
Даже зная намерения врага, было очень трудно сорвать его замыслы, имея в своем распоряжении столь скудный запас времени, коим обладал Константин Константинович. Задача была архисложной, но только не для человека, за плечами которого было почти десять лет боевых действий.
С момента получения приказа о введении на территории Куаньчэнь особого положения станция жила, что называется «на колесах», в ожидании возможной эвакуации. Это порождало массу бытовых неудобств, и не было дня, чтобы начальник станции Добрюха не плакался в жилетку Рокоссовскому, прося послаблений, но тот был неумолим.
— У меня приказ Москвы и я обязан его выполнить.
— Но ведь возможны некоторые разумные отступления от этого приказа. Ведь их, как правило, сочиняют кабинетные деятели, полностью оторванные от жизни, и потому занимаются чистой перестраховкой! — не унимался Добрюха.
— Когда вражеские полки стоят в двух верстах от станции, никаких отступлений от приказа быть не может. Я никогда не прощу себе, если Куаньчэнь попадет целехоньким в руки врагу, как некогда японцам достался порт Дальний — отрезал штабс-капитан, и Добрюха на время от него отстал.
Теперь же, когда этот решающий час настал, все гражданское население Куаньчэни по достоинству оценило деятельность коменданта. Да был страх и тревога в сердцах людей, но не было паники и хаоса, полностью парализующего любую деятельность. Каждый из людей знал, куда ему бежать и что делать, тревожные чемоданы уже стояли в углу и ждали своего часа.
Тревожно засвистели разводящие пары паровозы, загрохотали передвигаемые вагоны, теплушки, платформы, распахнули свои двери железнодорожные склады.
Зная все особенности «переобувки» железнодорожники грузили на платформы все, что только могло помочь врагу в решении его рельсовой проблемы. Решительной рукой мастеровые и выделенные Рокоссовским пограничники опустошали станционные склады. Все, что можно было вывезти, грузилось в эшелон, все остальное было обреченно на уничтожение.
Вслед за железом и всевозможными припасами, в вагоны и теплушки грузились семьи железнодорожников вместе с их нехитрым скарбом. Вместе с ними хозвзвод грузил имущество самих пограничников. Оружие, боеприпасы, амуниция и конная упряжь все было сложено в одном из станционных складов и только ждало отправки.
Очень много важного сделал Рокоссовский в ожидании тревожного часа, но, несмотря на это, он смог снарядить и отправить на север только один эшелон. Сделать больше, у него не хватило времени. Эшелон с беженцами ещё не покинул Куаньчэнь, а станционные депо и пакгаузы уже охватило рыжее пламя пожара.
Из раскрытых нараспашку складских дверей вырывались жаркие языки огня, с жадностью поглощающие все до чего они могли только дотянуться. Облитые керосином вагоны и теплушки, что были вынуждены оставить пограничники, ярко вспыхнули в утреннем рассвете наступившего дня. С грохотом рухнула поврежденная взрывом водонапорная башня, вслед за ней взлетела на воздух электростанция.
— Пора, господин штабс-капитан! — обратился пограничник к шагающему по опустевшему перрону командиру — Матвеев доносит, что китайцы будут на станции с минуту на минуту.
— Ничего, Лаврушин, — успокоил бойца Рокоссовский, — кони наши быстры, китайцы идут пешком, значит, время у нас ещё есть. Сейчас только гостинец на главной ветке заложим для маршала Чжана, и можно будет отправляться. Сходи-ка лучше, помоги товарищам с фугасом.