— Нам пришлось рассказать иллюстрию о твоей связи с нашем отцом. Он незамедлительно встал на нашу защиту. Фиорентин приехал с Люцием, его фамилия сражалась со слугами Императора по всему городу до самого заката.
— Мы думали, что ты впала в кому.
— Или какой-то особый летаргический сон двуликих.
— Ты проспала два месяца.
— Бред, — отрезала, путаясь в голосах.
— Нам не удалось выследить всех, кто видел, как ты билась с Цепионом.
— Слухи быстро разлетелись. Теперь все думают, что Римская Чума, Джованни Сервилий Нониан и Люций Эмилий Лепид победили Императора.
— Дом Фиорентина так же прославился.
Ханна попыталась убрать карту, но она продолжала всплывать в темноте по мере того, как раздавались голоса.
— Кто-то ещё кроме вас знает, что я связана с Максимильяном?
— Только иллюстрий Джованни и тот двуликий, Фиорентин.
— Римская Чума исчезла так же загадочно, как появилась.
— Ты бы видела выражение лица Префекта, когда мы объяснили ему, почему тебя надо спасать. Уверен, что в Риме тебе ничего не грозит.
— Что вы имеете ввиду?
— Он заинтересован.
По вселенной прошёл странный ветер. Голубая звёзда пульсирующая где-то вдалеке начала стремительно приближаться. Ханна почувствовала, что начинает слабеть.
— Вы проснулись, — детский голос звучал насмешливо. — Шесть рёбер, сердце, мышечные ткани. В вашем теле сохранилась преимущественно кровь отца. Она скопилась у вас в районе почечных артерий и ждёт, пока регенерируют ткани. Мы надеялись, что вы проснётесь одной из нас, но видимо ген Дайронов стереть нельзя.
— Где моё тело сейчас?
— В безопасном месте. Дар Отца погрузил вас в сон подобный нашему, а яд собак излечивал. Пройдет ещё много времени, прежде чем вы проснетесь.
— Я должна увидеть Стивена, потом делайте со мной что хотите.
— Спите.
Вселенная выключилась.
«Помоги же мне, ну».
Брат ждал в гостиной, наручниками и цепями прикованный к батарее. Рядом, близко, всё четче и четче проскальзывал сквозь толщину воды. Тело, которое запомнилось ей в крови и с пробитыми рёбрами выглядело здоровым под хлопковой рубашкой, а лицо, некогда разбитое в кровь — чистым, будто с обложки журнала. Они были похожи так сильно, что захватывало дух, этот же оттенок кожи, глубоко посаженные глаза и волевые подбородки. Прошло очень, очень много времени, но он жил, как выжила и она.
Ступив на пол, Ханна громко уронила сумку рядом. Вода под ногами расходилась все быстрее, омывая ножки мебели. Стивен распахнул глаза почти мгновенно, сжал ладони в кулаки, но тут же расслабился поняв, кто пришёл.
— Вот и ты, — прохрипел.
Ханна медленно опустилась на колени рядом и дотронулась до щеки брата рукой:
— Вот и я.
— Ты должна помочь мне, — слабо улыбнулся. — Ну, же, развяжи меня, Ханна.
Проведя пальцами вокруг глаз и подбородка молодого человека, Ханна достала солнцезащитные очки. Наверное, у двуликих не было системы общего сознания, подобно лемурам. Представляя в уме образ Стивена, она никогда не галлюцинировала ни воображаемыми картами галактик, ни чем-либо ещё.
— Ты расскажешь мне, каким образом я потеряла память и почему оказалась втянутой в заговор против Императора, — приняла более удобную позу. — Начнёшь с самого начала, с того сама дня как узнал о моем существовании. Рассказ начнешь сейчас или через несколько часов, дней, недель, месяцев. Это не имеет значения.
Тело твари начала покрывать дрожь, глаза закрылись. Почувствовав опасность, он часто дышал, стараясь сильнее вжаться в батарею, а когда Ханна достала нож, вовсе заскулил. Даже когда село солнце и комната погрузилась во мрак, она продолжала сидеть перед чудовищем. Она не желала ни сна, ни еды. Вся жизнь сосредоточилась в одном месте, пустом и неуютном. Фиоренин пришёл ночью, но не увидел её. Заходы сменялись восходами. Погода от солнечной переходила в дождливую. Ханна поняла, что прибывает в каком-то странном состоянии полудрёмы.
— Тебе было десять, когда это стало очевидным. Мы жили в Америке внутри общины отца. Я наследовал титул сахгамауита, ты же была единственной сахгамаской. Разбалованная, как говорили, раз сидела взаперти без мужской руки, — Стивен жевал собственную губу. — В общине было мало девочек, их быстро покрывали, но не выпускать тебя было мудрым решением. Ты выглядел недоразвитой, была мелкой и неприятной. Все эти десять лет.
Стивен натянул цепи и снова закрыл глаза. Луч заходящего солнце соскользнул с его лица, закрывая ужасную гримасу ненависти и боли:
— Затем ты перестала пахнуть. Я пытался будить тебя силой, подмешивал свою кровь в твою еду, смешивал наши запахи и выводил в свет, но бесполезно. У тебя не было второй сущности и при этом ты дерзила отвергать всех, кому посчастливилась понравиться. Всех, кроме одного. Я не был слеп, но нам не нужны были львы. Отец ничего не подозревал, послал нас в Рим, ловить шанс на «лучшую жизнь», — усмехнулся. — На моё день рождения я позвал тех не многих, которые могли бы, действительно могли бы взять тебя хотя бы силой. Но нас выследили. Кто-то настучал и пришли охотники. Я решил, что это судьба и избавился от всех, кто был там. Я помню, как отшвырнул тебя очень сильно, помню, как ты кричала. Как твоя кровь, кровь урода, стекалась лужицей на полу в этой самой гостиной. Я ударил тебя достаточно сильно, чтобы ты умерла несколько раз, затем сбежал.
Он снова замолчал на какое-то время.
— Мне позвонили из больницы несколько недель после, но меня уже не было в стране. Клан смирился с тем, что мы, возможно, расторгли уговор. Я был строго наказан. Ты даже не представляешь, какого это, лишиться чести и признания из-за чего-то, что ты не можешь контролировать. Из-за урода, чьё рождение даже не моя вина… Но я мог всё исправить… выход был всегда. Я связался с одним из слуг Гнея, предлагая тебя в качестве подарка. Беспомощную, лишённую памяти, но крайне способную девушку. Он не смог отказать. В любом момент, когда бы Император не пробудился, мы бы могли сослаться на то, что один из нас служил ему даже до его пробуждения, — мотнул головой. — Да, даже сейчас ты очень похожа на нас.
Ханна услышала собственный вздох, затем — тишину.
— Тогда не было ни единого шанса, что клан примет тебя. Но сейчас, Ханна. Сейчас это можно устроить. Убийство приносит тебе наслаждение, так же как нам. Ты так же сильна и подвижна. Болевой порог — совершенен. Ты повзрослела и можешь биться с нами на равных. На нашей стороне, — под конец он перешёл на шёпот. — Мы так долго ждали этого, сестра. Теперь не будет ни насмешек, ни издевательств. Освободи меня и мы вместе полетим к отцу.
Ханна позволила телу качнуться. Последние слова вызвали боль — ощущение, которое она испытывала очень редко.
— Что… что ты делаешь?
Подняв руку, она крепче сжала пистолет и наставила на врага. Глаза брата расширились. Он дёрнул руками, в попытке освободится, но цепи диаметром в две кисти было невозможно сломать.
— Нет, ты не можешь… только не меня. Я же единственный мальчик отца…
Когда она нажала на спусковой крючок, тварь взвыла, пытаясь вырваться. Пуля попала в грудь, в сердце, но не была смертельной. Ханна продолжала стрелять, пока тело не обвисло на цепях.
Пустота.
Она сменила обойму, проверила глушитель и снова присела напротив. Прошло некоторое время, прежде чем монстр снова задвигался. Она спустила ещё одну обойму, отделяя его голову от шеи. Кровь стекала быстро и обильно, но тварь продолжала жить, жадно лишая её боеприпасов. Ханна почувствовала усталость. Потянувшись за сумкой, она достала контейнер с бензином и облила им тело. Затем кинула туда зажигалку, наслаждаясь как мантия пламени обхватывает половину комнаты. В этом было что-то правильное и в то же время извращённое: монстр не мог ни дышать, ни говорить, но пальцы его рук до сих пор сильно сжимали цепи.
Повсюду стоял треск и запах гари. Огонь перекинулся на карниз, охватывая весь периметр комнаты сверху. Ханна улыбнулась ещё шире, как прекрасен был этот момент. Жаль, что она поздно заметила, что тоже начала гореть. Кто-то сбил огонь с её ног какой-то тряпкой и попытался дёрнуть назад, но Ханна отмахнулась:
— Оставь меня.
— Ты не в себе! — Габриэль с силой дёрнул её за руку. — Как ты тут оказалась? Надо уходить!
Ханна снова отмахнулась, отодвигаясь ближе к горевшему телу:
— Оставь меня, Габриэль. Я устала.
— Ты бредишь, надо ухо…
— Я устала.
Его взгляд прошёлся по горящему полу, уже лишенному воды и снова остановился на лице девушки. Сверху упала люстра, встав между ними препятствием. Прошло ещё некоторое время, прежде чем обои на боковых стенах начали воспламеняться. Теперь комнату охватывал дым.
— Я люблю тебя, Ханна, очень сильно. Ты не можешь взять и умереть здесь.
— А я думала, что любила Стивена, и что теперь? Он мёртв, — улыбка спала с её лица, — Я его убила. Мне незачем жить, Габриэль. Я увидела брата.
— Твои лемуры могут погибнуть. Девушка-обращённая, она едва пережила твою кому.
— Мне всё равно, что с ними будет. Я защищала их лишь потому, что хотела выжить сама. Чтобы увидеть брата.
Люстра скрючилась и зашипела как керамическая кружка в микроволновке.
— Ты бросаешь меня. Как ты можешь бросить меня?
— А кто я такая Габриэль? Что ты обо мне знаешь? — Ханна неожиданно пнула лежавшие вокруг гильзы, злостно щурясь. — Что я знаю о тебе, черт возьми? Я не тот человек, которым была три года назад. Те воспоминания, что мне удалось приобрети никак не повлияли на мою личность. Я другая. Воспитанная, чтобы убивать, не умеющая делать ничего другого! Ты не можешь испытывать ко мне ровным счётом ничего!
Деревянный карниз с треском упал на пол.
— Уходи, пока сам не пострадал.
Сосед даже плечом не повёл. Вокруг них все рушилось и горело, а он стоял как вкопанный.
— Идиот, кусок придурка, а ну пошёл вон отсюда! — Ханна выстрелила, пуля просвистела у парня над ухом. — Убирайся, сейчас же!
Он продолжать стоять там, пока со всех сторон раздавались звуки хлопков. Непрошенные слезы катились по щекам, пока что-то лопалось в спальне. Повалилась очередная порция дыма и Ханна снова осела на пол, прикрывая голову. Вот и всё. Три года и семь месяцев.
Горячее тепло пронеслось по спине. Смотря на тело брата, которое успело превратится в пепел, Ханна заваливалась на бок. Даже в таком виде он не переставал быть прекрасным. Запах гари едва мог перебить аромат зверя, отчего-то с самого начала казавшийся ей знакомым. Она не сожалела ни о чем. Все было правильно. Именно этого она и заслуживала, это было ей необходимо. Избавление, покой.
Второе сознание тревожно носилось где-то в глубине, слишком обессиленное, чтобы ответить. Кровь монстра паниковала, пыталась спастись, но они были совершенно обезвожены. Один раз она избежала смерти, цепляясь за чужой разум, а теперь и его силы иссякли.
Перед глазами появилась ровная поверхность старого стола и стопка бумаг. За окном буйствовал ливень, барабаня по стёклам, прикрытым новыми жалюзями. Гром разносился так близко, будто нарочно пытаясь испугать в самые неподходящие моменты — когда хозяин поместья расписывался на бумагах. Мобильный телефон, средство связи этого времени, больше похожее на плоскую коробочку чёрного цвета, проинформировало об конце рабочего вечера. Белый карлик слегка нетерпеливо спустился по винтовой лестнице и прошёл в другое помещение, где, развернувшись в пол-оборота, упал на мягкое кресло. За стенами его владений уже парковались. Послышался хлопок, затем скрипнула входная дверь и проем, ведущий в залу, озарил свет с улицы. Белый карлик никак не мог унять дрожь в руках и волнение в собственной голове.
Пусто и темно. Отсутствие ног или рук больше не пугало, так же как и большая дыра в сердце. Ханна стояла по колено в воде, чуть сгорбившись. Пыталась что-то увидеть, но не могла. Слух тоже не помогал — в этом месте он был лишним. Стояла мёртвая, абсолютная тишина. Выглядел ли так Рай или Ад? Что она должна делать теперь, оказавшись здесь? Была ли это её душа, блуждающая в этом новом мире или какой-то сгусток энергии, ведь она не испаряется бесследно? Жар коснулся её ноги и щёк. Боль была едва ощутимой, колкой. Ханна не знала ответа на свои вопросы, да и не хотела думать над ними. Её разум купался в скорби по брату.
Картинка исказилась.
Глава 5. Пробуждение
«Память является активным компонентом адаптации. Несмотря на многообразные проявления её в нервной деятельности, генетическом аппарате, иммунной и других системах, имеются основания рассматривать память как общее и необходимое свойство жизни».
— Fratello, sta aprendo gli occhi…
— Si, lo vedo.
— Sta tentando di svegliarsi. Forse ci ruscirЮ.
Тело стремительно приняло сидячее положение. Перед глазами размазанная картинка с передвигающимися тенями сменялась яркими вспышками. Артерии пульсировали, гудела голова, а давление на лоб, заставило снова опуститься на подушки. Закрытое помещение, каким-то участком мозга, поняла она. Полумрак, гниль и узкий прострел света в пяти метрах влево.
— Padrona…
На лицо что-то капало. Шершавая кожа царапнула губы, когда она попыталась вытереть их рукой. Внутри будто что-то слиплось, вокруг стояла отвратная вонь. Нет внутренностей. Нет горла. Некуда есть.
— Padrona?
Она попыталась связать пару слов, но язык отказывался слушаться. Темные фигуры взяли её в плотное кольцо, один сдернул простыню и схватил её ноги.
— Держи сбоку.
— Голову не трогай.
— Там замотано…
— Вот сюда бери.
Время перестало существовать. Голоса то появлялись, то пропадали, темнота сменялась слабым светом. Неизвестные что-то делали с этим пустым телом, породившим в себе безразличие к физическим истязаниям. Мысли стали слишком компактными и примитивными, чтобы обдумать план действий, у причин не было следствий. Её сбросили на пол, по крайне мере, так ей показалось. Сбоку обрушилась струя холодной воды, поливали прямо из шланга, а напор был таким сильным, что толкал назад. У нормального человека остались бы синяки, но не у этого обездвиженного мокрого тела.
Пару раз ударили по щекам. Одна пара рук схватила за плечи, другая принялась обмывать какой-то губкой. Вода поступала в горло, скручивало кишки.
Снова кровать. Они постелили чистые простыни и проветрили воздух — пахло освежителем. Клыки вонзались, казалось бы, в случайные участки тела. Горели плечи и ноги. Ханна представляла мысленную карту с разноцветными зернами вокруг собственной орбиты, пока один из спутников брал кровь из вены на локте, а двое других въелись в бедренные артерии. Они прилипли к ней, будто паразиты, заслоняя своим светом и массой, разрастаясь и прочнея в её атмосфере.
Машина просигналила во второй раз, прямо позади неё. Ханна поежилась, с трудом отцепляя невидимые пальцы от несуществующих колен. Звук повторился снова, в совершенной темноте посреди чёрного озера, в которое превратился вязкий кисель. Сзади, на крохотном импровизированном островке из белого песка стоял он. Высокая фигура с выправленной осанкой, протягивающая свою длинную конечность с крупной ухоженной ладонью. Линии на этих руках были глубоки и болезненны, как порезы. Кровоточили сильно, тяжелыми каплями падая на гладкую поверхность озера. Ханна сделала шаг вперёд, затем второй, пытаясь настигнуть этот светлый ориентир посреди океана темноты, но он стремительно превращался в бесформенный силуэт, по мере того как она приближалась. Затем вовсе, опал костями на пепел под собой.
Ханна потёрла глаза, садясь на кровати. Ветер, казавшейся исходившим от окна был результатом работающего вентилятора, запах мокрого камня принадлежал пропотевшему матрацу, а гул голосов брал начало за деревянной дверью, скорее всего, в коробке телевизора. Слабый свет от горящей свечи на тумбочке небольшой коморки, давал возможность разглядеть сидящего на простынях кареглазого шатена. В своей руке Квинт держал связку ключей, смотрел внимательно, опасливо.
Оттерев пот со лба, Ханна задрала спальную рубаху и оглядела ноги. Она точно знала, что шрамы оставленные двуликими не регенерируют, но их не было и она неуверенно заскользила ладонями по гладким ногам.