Два укуса по цене одного
Подмастерье трудно выжить вдали от дома: за обучение плати, учебные материалы покупай, а ещё ведь и развлечься хочется? Так что остается лишь нелегальная подработка. Например, в роли закуски.
Да кем вы себя возомнили?!
– Боишься?
– До ужаса… что больше не увижу тебя никогда.
От приторной сладости тошнит. Хочется запить водой или даже сунуть в рот лист полыни. Быть может, её горечь приведёт его в чувство и заставит очнуться. Но эта грусть в алых глазах напротив просто невыносима.
– Я не в первый раз встречаю человека, влюбившегося в ганда.
За несколько дней до этого...
У Сунила длинные ноги, синие раскосые глаза, а в последнее время ещё и острая потребность в деньгах. И поэтому сейчас он готовится совершить довольно бесчестный поступок.
– Прости, Лала...
Решётка надёжно закрывает окно. И хоть в ней нет никакого замка, в стене сидит словно влитая. Но то ли строительный раствор варил какой-то невежда, то ли сказалось время, но изо всех сил дёргая за прутья, Сунилу уже почти удалось вырвать их из пазов. Немного шумновато, конечно... но в комнате точно никого нет – Лала должна быть на кухне, а все остальные – в столовой, к тому же за спиной лишь глухой и высокий забор, да фруктовые деревья. И ему ещё остаётся дёрнуть лишь раз или два, как вдруг от угла дома доносится голос:
– Что ты делаешь?
Прижав корзину с яблоками к животу, там стоит старая женщина. Лала. И жёлто-красные разводы на небе над её головой словно шепчут Сунилу: «Ещё не всё потеряно, ты ещё можешь заговорить её, ударить, оглушить или убить... никто ничего не узнает!»
– Тебе так нужны деньги? – старуха не вопит, не ругается, не зовёт стражу. На вид она, как обычно, сдержана и строга. – Значит, слухи оказались правдой? Ты ходишь на площадь?
Сунил качает головой.
– Нет, у меня не осталось даже монеты на взнос.
Хотя он ходил туда раньше, на эту рабочую площадь. В столице запрещено приставать к людям, пытаясь наняться – за это могут публично выпороть и выкинуть за городские ворота. Так что если хочешь найти работу, заплати чинуше, получи номер и вали на широкую мостовую возле фонтана – ждать, пока не появится желающий нанять себе слугу. Около года назад Сунил, только приехавший в столицу, провёл на том солнцепёке больше двух недель, потратил все деньги, но так и остался ни с чем... Ведь всё, что он тогда умел – это читать и писать. Не так уж и много для города мастеров.
Но ему повезло.
Исчерпав деньги, силы и терпение, он уже направлялся к городским воротам, как заметил на стене пекарного дома объявление. О наборе учеников в мастерскую инженеров. Всё, что требовалось от кандидатов – заплатить за обучение. Конечно, тот, кто пришёл в столицу в поисках работы, не обратил бы внимания на эту писульку, но Сунил увидел в ней возможность задержаться здесь подольше. И хоть деньги у него и кончились, зато остался зачарованный медальон, всученный перед самым уходом из дома дрожащими материнскими руками с наказом беречь пуще зеницы ока. Правда, медальон был с изъяном – вправленный в тусклую оправу камень блестел неравномерно, голубые искорки как будто кучковались ближе к краю – но зато работал как надо, так что Сунилу удалось заложить его антиквару и целый год проучиться у мастера Инджина.
Но этот год подходит к концу... а вместе с ним и бесплатный завтрак, и ужин каждый день... А ведь ещё совсем немного – и он смог бы брать простые заказы и даже получать за них вознаграждение!
Но пока уставом мастерской ему запрещено даже подрабатывать на стороне.
Поэтому последняя надежда – ящик в комнате Лалы. Она уже собрала оплату с других учеников, но согласилась подождать ещё неделю, пока Сунилу «пришлют деньги из дома». Но сегодня этот срок истекает, а он так и не нашёл Викрама... И хоть совсем не хочется подставлять старушку, он уже решился на кражу. Решился, но что-то пошло не так.
– Понятно, – Лала вздыхает и опускает корзину на землю перед собой. – Если хочешь, я могу назвать тебе место, где за ночь можно заработать достаточно, чтобы оплатить обучение на месяц вперёд.
Неожиданно. И очень странно. Зачем это ей?.. Хотя неважно. Минуту назад Сунил уже мысленно попрощался со своим будущим, представил житие-бытие в тёмной камере-одиночке и даже задумался об убийстве, а тут вдруг такой нечаянный подарок, да в самые руки.
– За ночь?.. А что я должен буду сделать?
Вообще Сунилу уже приходилось зарабатывать кругленькие суммы за короткий срок, так что он в курсе – за ерунду много не платят, а значит, может быть опасно.
– Там узнаешь, – уклоняется Лала от ответа и достаёт из кармана маленький блокнот с огрызком карандаша. – Вот адрес. Если отправишься прямо сейчас, ещё можешь успеть первым.
– А как же комендантский час?
– Если твой сосед по комнате промолчит, то и я сделаю вид, что все ночевали в своих постелях.
Она не улыбается и всё ещё выглядит напряжённой. Пока Сунил не отпускает решётку на её окне и не прячет руки за спину.
– Спасибо Лала. Я обязательно отблагодарю тебя, как только смогу.
– Детям не обязательно благодарить взрослых, – на этот раз черты её лица немного смягчаются, а морщины прорезаются глубже. – К тому же это не самый безопасный способ заработать... поэтому, даже если захочешь повторить, лучше забудь о том месте, как только уйдешь.
Сунил позволяет себе улыбнуться.
– Одного раза будет вполне достаточно.
Правда, ему неприятно, что его назвали ребенком. Ведь восемнадцать лет – это возраст, когда сыновья вступают в права наследников, а девушки уже повторно становятся матерями. Но этой старушке, наверное, даже мастер Инджин кажется незрелым подростком.
– И это… Сунил, помойся сначала.
– Что? Н-но…
– Возьми тёплую воду на кухне.
***
Солнце уже давно село. И хотя старуха и велела ему поспешить, сама же потом задержала. И вот Сунил бредёт по улицам, провонявшим едкой смазкой и горьким маслом, холодный воздух морозит ещё даже не высохшие волосы, а над головой сгущаются невидимые тучи. Ну и что это за подработка, если перед ней обязательно нужно помыться? Причём ночная? И с очень хорошей оплатой… Помнится, перед тем, как исчезнуть под вечер, оставив его с тарелкой свежей каши, заправленной маленьким кусочком мяса, мать всегда грела воду, потом красилась и душилась… а возвращалась только под утро.
И вот такая работа… Ай да, Лала, ай да старушка…
Резкие запахи становятся слабее, а камень, которым вымощена дорога, сменяется на гладкую и ровную плитку. Здесь даже колёса карет почти не скрипят, а цокот лошадиных копыт кажется мелодичней. А всё потому, что Сунил дошёл до жилого квартала, пусть и не самого высокого статуса, но лично он может только мечтать, чтобы тут поселиться. И пусть дома небольшие, а заборы слегка покосились, зато из окон льётся искусственный свет вместо тусклого – от масленых ламп. А значит, здесь держат саубха. Сунил слышал, что в империи, например, нечистым не позволяют зачаровывать дома, но в Интертеге им позволяют даже жить в них. В конце концов, держат же некоторые люди животных? А любители – даже опасных. К тому же без чар этих отродий просто не работают многие механизмы, которые изобретают в мастерских типа той, где обучается Сунил. Впрочем, охотничий пёс опаснее любого саубха. Говорят, раньше рождались настоящие маги, способные повелевать стихиями, словно боги, но это кажется лишь страшилкой для детей.
А вообще ручные нечистые есть почти в каждой приличной и не нищей семье.
Дорога и кареты остаются за спиной. Задумавшись, Сунил продолжает брести по тихой улочке и гадать, когда же и он станет приличным и не нищим, как вдруг замечает номер на ближайшем заборе. И понимает, что прошёл мимо нужного дома. Оборачивается. И тут перед глазами словно вздрагивает воздух, и сквозь ночную тьму проступают очертания особняка. Ни в одном из его окон не горит свет – по крайней мере, насколько Сунилу видно поверх забора. А его рост позволяет легко за него заглянуть.
Ну что же… Не повезло – никого нет дома. А значит, не судьба ему сегодня стать продавцом собственного тела. А ведь пока плёлся сюда – старался думать о чём угодно, только не об этом… но сейчас, обнаружив, что пришёл зря, Сунил ощутил облегчение. Конечно, скорее всего он вернётся уже завтра, но хотя бы денёк ещё сохранит совесть и статус порядочного человека. Да, несмотря на то, что всего около часа назад чуть не стал вором, а потом и убийцей. Хотя к чему притворяться? Он с самого начала знал, что не сможет. По крайней мере убить – уж точно. Только не старую Лалу. А продать своё тело… если оно кому-нибудь нужно, почему бы и нет? Тем более, что повторять он больше не станет.
Но похоже, не зря Сунил так долго стоял у ворот, радуясь тёмным окнам. Потому что вдруг раздаётся скрип несмазанных петель, и в воротах отворяется калитка.
– Вы что-то хотели?
На появившемся человеке строгий фрак. А спину он держит, словно в позвоночник вставлен металлический прут, и говорит так вежливо… будто не видит, кто перед ним.
– Эм… извините… мне дали этот адрес…
– Понятно, – обрывает, даже не дослушав. – Проходите, пожалуйста.
Приходится подчиниться. Хотя где-то на задворках сознания панически бьётся желание соврать, что просто проходил мимо… или взять и сбежать. Но вот скрип петель раздаётся уже за спиной, а человек во фраке обходит его и ведёт к смутно виднеющемуся крыльцу у дома. Сунил спотыкается обо что-то в темноте, едва не падает… Встречающий оборачивается, вздыхает и вдруг щёлкает пальцами. Над ними тут же загорается огонёк, подсветивший тёмно-зелёные глаза с вертикальным зрачком. И Сунил понимает, почему «это» ведёт себя с ним так обходительно. Просто Сунил – человек. А это существо – выродок демона. Которому просто позволили жить среди людей. Да ещё и разодели, словно настоящего дворецкого. Впрочем, у богатых свои причуды. Некоторые даже заводят целые питомники урваш – ганда, не способных на магию, в отличии от саубха, но известных своими развратными и сводящими с ума любого телами.
И всё же, теперь совет Лалы прийти сюда кажется ещё более странным. Слишком озадаченный открывшейся перспективой, Сунил только сейчас задаётся вопросом: почему именно так? Разве богатею не проще вызвать кого-нибудь из борделя? К тому же старуха велела поторопиться, чтобы оказаться первым – значит, сюда приходят все, кому не лень?
– Мне сказали, что здесь можно подработать.
Саубха не отвечает, поднимается по ступеням на крыльцо, открывает дверь и отходит в сторону. Сунил смотрит на абсолютно чёрный проём – и почему-то ему кажется, что там, сразу за порогом, разверзлась пропасть. И что стоит сделать лишь шаг…
– Прошу вас, проходите.
– Как тебя зовут?
Провожатый отрывает взгляд от деревянного настила крыльца, и слабенький огонёк в его руке – совершенно бесполезный и не освещающий ничего, кроме затянутого во фрак плеча и смуглого лица – вздрагивает, колеблется, будто откуда-то подул сильный ветер. Но Сунил не чувствует ни дуновения. Похоже, саубха-то с норовом, вон даже отвечать не собирается. И хозяин у него, видимо, тоже с причудами…
Молчание затягивается и становится просто глупым. Сунил кивает сам себе и, поднявшись по скрипучим ступенькам, переступает порог в непроницаемую тьму. Дверь за ним тут же захлопывается, заставив вздрогнуть, и с той стороны доносится щелчок замка. Сунил слишком поздно наваливается на гладкую деревянную поверхность – она уже не поддаётся.
– Эй, – бьёт кулаком, – открой! Что это за шутки? Где твой господин? Какого де…
Скрип половиц раздаётся прямо за спиной.
– … мона тут про…
Отчётливое ощущение, что в этой темноте он не один, стегает по нервам кислотным хлыстом.
– … исхо…
В плечи вцепляются чудовищно сильные пальцы, сдавливают, и в шею вонзаются острые зубы. Резкая боль захлёстывает разум, перед глазами разом вспыхивают сотни красных пятен… и вдруг всё исчезает. И боль, и страх, и возмущение. Сжавшиеся кулаки разжимаются. И от шеи к голове и вниз начинает растекаться сладкий жар. Будто его не кусают сейчас, а надувают, как резиновый мячик. В голове становится пусто, а внизу живота – тяжело. Ноги подкашиваются, но он не падает. Ему позволяют опуститься на колени, придерживая и продолжая высасывать кровь. Сунил понимает это совершенно чётко, как и то, что схвативший его – не человек, а такая же грязная тварь, как и тот саубха. Но кто он? Разве среди нечистых есть такие, кто питается кровью? Разве что дакини… но они людоеды, да и живут в далёких степях… и их запрещено держать даже в качестве рабов…
Нет, думать сложно…
Сунил просто растворяется в темноте. И уже не чувствует ни пола, ни чужих рук или зубов. Его покачивает на мягких волнах и неуклонно поднимает куда-то всё выше. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного, даже с Анзу в ту летнюю ночь на сеновале… Но почему-то чем ближе вершина – тем слабее ощущения. И вроде вот она уже маячит на горизонте, кажется, что ещё немного, и тело познает настоящее, ни с чем не сравнимое блаженство… Но когда Сунил открывает глаза, то видит лишь далёкий потолок с сеткой тонких трещин. А когда пытается сесть – внезапное головокружение заставляет его вцепиться в красный палас на полу.
– Доброе утро.
Это не коридор. Оглянувшись, Сунил видит большую комнату. Из двух узких окон льётся рассеянный серый свет раннего утра. А между ними, в скрытом в тени кресле сидит человек. Хотя нет. «Это» – не может быть человеком. Но почему-то при взгляде на него кожу начинают покалывать тоненькие иголки. Сунил вновь пытается встать, но добивается лишь того, что застывает на коленях, упершись в пол локтями.
– Тебе ещё рано двигаться. Подожди немного, Ману приготовит питательный завтрак.
Голос кажется слишком высоким. Это в голове звенит или в кресле девчонка?.. Или вообще пацан?
– Да правда, что ли?
– Да. Деньги на столе, возьмёшь, как только сможешь подняться.
Прищурившись, Сунил следит за тем, как отведавший его крови нечистый понимается из кресла. Если судить по росту – точно не ребёнок, да и голос был не то что бы детский, но у него узкие плечи и… боги, да он голый! Подходит ближе, но не останавливается, а обходит. И теперь, когда свет из окон не бьёт по глазам, можно рассмотреть острые лопатки и короткие абсолютно белые волосы на затылке. Но обнажён этот парень только по пояс, ниже на нём какие-то просторные шаровары.
– А ну стой… Где твой хозяин? Какого демона вы тут творите?
– Хозяин?..
Он удивительно спокоен. Даже когда опускает взгляд на руку, обхватившую его лодыжку.
– Да, твой хозяин! Только не говори, что высосал его досуха и теперь живёшь в его доме!
– Какое тебе дело?
У лица, обернувшегося к Сунилу, тонкие черты. Небольшие глаза отливают красным, губы поджаты. Он не предпринимает попыток отбросить его руку, но смотрит так, что хочется… удавиться. Сунил не знает почему, но от пальцев к плечу пробегает всё то же покалывание, только усилившееся в несколько раз. И какого-то демона эта узкая бледная спина кажется ему безумно красивой. Кровопийца вообще чем-то похож на птицу – хрупкий, изящный и совершенного равнодушный.
Впрочем, держится он как какой-нибудь самый настоящий дворянин…
Да быть того не может! Чтобы знатный человек спутался с демоническим отродьем, да ещё и воспитал ребёнка от него как нормального… Но как не погляди, эта кожа, этот цвет глаз – в таком виде не покажешься в обществе без ошейника.
– Может, отпустишь уже мою ногу?
Пальцы разжимаются сами, подчинившись спокойной просьбе.
– И да, – добавляет нечистый, отворачиваясь и берясь за тяжёлую бронзовую ручку на двери. – Никому не рассказывай о том, что здесь произошло. Ни о чём и ни о ком.
Сунил не отвечает, но каком-то образом чувствует, что теперь даже если он очень захочет, не сможет вымолвить постороннему ни слова. Так вот как они это делают. Жертв подчиняют магической силой, а не убивают – а раз нет трупов, и все молчат, никто и не в курсе, какое чудовище живёт на воле совсем рядом с людьми.