Она отвела от него свою руку и показала на потрепанную книжку «Питер и Уэнди», лежавшую на ночном столике.
— Дай мне, пожалуйста, мою книгу.
Питер замялся в сомнении:
— Я не знаю, бабушка… Лучше отдохни сейчас.
Она посмотрела на него, поджав губы:
— Делай то, что я сказала, Питер. Пришла пора рассказать тебе кое о чем — о том, что ты в принципе знаешь.
— Что знаю? Скажи мне, что?
Она помолчала, пока он передавал ей книгу. Потом открыла ее и стала читать:
— Все дети растут, кроме одного… — прочитала она и посмотрела на него. — Так начал свою сказку сэр Джеймс много лет назад. Было это в рождественские дни, да, 1910 года. Мне тогда было почти одиннадцать лет. Девочка в этом возрасте становится женщиной, она как бы зажата между двумя главами книги своей жизни. Что ты помнишь из своего самого раннего детства?
Питеру снова стало не по себе, он отодвинулся от Уэнди, рассматривая тени в комнате, как будто ответ на этот вопрос лежал именно там.
— Не знаю. Я помню приют на Грейт Ормонд Стрит, — раздраженно сказал он.
— Но тебе было тогда уже двенадцать, почти тринадцать лет. А до этого?
Питер хотел, чтобы Мойра поскорее вернулась. Он бросал взгляды то на Уэнди, то снова в сторону. Он старался вспомнить и не мог.
— А до этого — ничего.
Бабушка Уэнди опять положила ему на плечо свою руку, крепкую и удивительно сильную. Он невольно повернулся к ней.
— Подумай получше, — настаивала она.
Питер сделал глотательное движение.
— Мне было холодно, я был один… — он остановился, рассерженный. — Я не помню. Никто не знает, откуда я появился. Ты говорила мне, что я был подкидышем…
— Я нашла тебя, — оборвала она его. — Я! — Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Питер, теперь ты должен выслушать меня. И поверить мне. Ты и я детьми играли вместе. У нас обоих были удивительные приключения. Мы плакали и смеялись. — Она помолчала. — И мы летали. Но я не хотела остаться ребенком навсегда. Мне страшно хотелось вырасти и стать частью этого реального мира. И чтобы ты тоже вырос вместе со мной. Но ты не рос. Потому что ты боялся. И когда ты наконец решился и внутренне подготовился к этому, ты отстал от меня… от нас на пятьдесят лет.
Ее лицо скривилось в грустной, усталой улыбке.
— Я была уже старая, Питер. А ты — ты только начинал превращаться в мужчину.
Питер смотрел на нее, как на помешанную.
— Хорошо, бабушка, а теперь давай-ка отдохни. Я дам тебе валиума.
Но Уэнди не успокаивалась.
— Когда я была молодой, ни одна девушка не нравилась тебе больше, чем я. И даже в день своей свадьбы я в тайне все еще надеялась, что вот сейчас ты слетишь на церковь и простишь меня за все… На мне была розовая атласная лента… Но ты так и не появился. Я потеряла тебя…
Питер безуспешно пытался покончить с этим разговором. Что-то неприятное будоражило его, то, что было как бы за пределами его памяти. Он боролся с этим, не будучи уверен, что ему надо делать: будить эти воспоминания или же, наоборот, отмахнуться от них.
— Я была уже пожилой женщиной, когда ты вернулся в последний раз. И я, почти бабушка Уэнди, завернула тебя в одеяло и положила спать в детской комнате вместе со своей тринадцатилетней внучкой. Твоей Мойрой. И когда ты увидел ее, вот тогда-то ты и решил больше не возвращаться в Страну Никогда.
Питер широко раскрыл глаза.
— Что? Куда возвращаться?
— В Страну Никогда, Питер.
Питер затряс головой, вымученно улыбаясь, и сказал:
— Мне нужна Мойра. Мойра! — позвал он громко.
Бабушка Уэнди наклонилась к нему совсем близко, так, что ее лицо оказалось буквально в нескольких дюймах от лица Питера.
— Питер, я старалась рассказать тебе это много раз. Но ты сам видишь, что все забыл. Ты думаешь, что я глупая старуха, у которой на старости лет крыша поехала. Но теперь ты должен это узнать.
Она взяла книгу и вложила ему в руки.
— Эти истории — не выдумка. Я клянусь тебе. Я клянусь всем, чем я дорожу в этой жизни. И теперь ОН вернулся, чтобы отомстить. Он знает, что ты пойдешь за Джеком и Мэгги хоть на край света, хоть за край, хоть на небеса. Ты должен найти способ сделать это! Только ты можешь спасти своих детей. Никто, кроме тебя. Ты и только ты. И затем отыскать дорогу назад. Ты должен заставить себя вспомнить все. Питер, неужели ты не понимаешь, кто ты?
Она отпустила его и взяла у него из рук книгу. Нетерпеливо пролистала ее и остановилась, ткнув пальцем в страницу.
Питер Бэннинг посмотрел туда. Книга была раскрыта на том месте, где нарисованный Питер Пэн с широко расставленными ногами стоял, упершись руками в бока, с запрокинутой вверх головой и готов был вот-вот закукарекать.
Уэнди смотрела на него и изучала его глаза в надежде увидеть в них понимание. Но тщетно.
Тинк
Мойра вернулась в комнату с чашкой чая для Уэнди, а Питер тут же поднялся и вышел. Он пробормотал, что хочет еще раз осмотреть дом, и поторопился покинуть комнату, едва кинув взгляд на обеих женщин. Он и сам был удивлен неотложностью этого вдруг возникшего желания. Он чувствовал, что задыхается. Что-то душило его. Он торопливым шагом направлялся в холл, из света в темноту, и единственное, что он мог сделать, — это не переходить на бег.
Все с ума посходили что ли?
Да, скверно, что его детей похитили — а он был уже убежден, что имел дело именно с похищением. Правда, история про Питера Пэна все же не давала ему покоя. Но была еще бабушка Уэнди, свято верившая во всю эту чертовщину и пытавшаяся действовать в рамках семейной истории и чудесных сказок. Это уже было слишком. За последние несколько лет психическое здоровье Уэнди пошатнулось гораздо больше, чем он предполагал. Или, может быть, это было просто результатом случившегося?
Питер замедлил свой бег и схватился за голову, запустив пальцы в волосы, а потом закрыл ладонью глаза. Он прислонился спиной к стене, держась за нее так, как будто боялся упасть, и затих.
Что же все-таки произошло? — спрашивал он себя. — И кто ответит за это? Должно быть, это кто-то из его врагов, кто хорошо знает и ненавидит его. Иначе записка была бы адресована Мойре, или мистеру и миссис Бэннинг одновременно, или что-нибудь еще в этом роде, только не Питеру лично. Лицо его искривилось в гримасе. Шутка. Джеймс Хук — Питеру. От бессилия и отчаяния он стукнул кулаком по своей ладони. Это мог быть какой-нибудь конкурент, который изнывал от зависти, что Питер подписал контракт. Похитив детей, он мог попытаться заставить Питера отступиться от этого.
Питер дрожал. Так что же ему теперь делать? И что он может предпринять в данной ситуации?
Он оторвался от стены и пошел дальше, совершенно вымотанный умственно и физически, абсолютно выбитый из колеи всем случившимся. Где-то по пути он порвал свой смокинг. Жилет и рубашка на нем были расстегнуты. Он осознавал, что выглядит эдакой развалиной. Ему следовало бы немного поспать. Надо бы вернуться к Мойре и бабушке Уэнди и сказать им, что все образуется.
Жаль только, что сам он не верил в это.
Он зажмурил глаза. Джек и Мэгги — разве он мог простить это себе когда-нибудь?
Неожиданно он оказался у двери в детскую. Он минуту постоял, глядя на нее и на выбоину, которая тянулась через всю стену, на след от кинжала в панели, к которой была прибита эта приводившая его в бешенство записка. Он дотронулся рукой до этих отметин, как бы желая открыть правду, таившуюся в них.
Затем он толкнул дверь и вошел внутрь.
Комната была такой же, какой он обнаружил ее и до того: темной, пустой и холодной. Окна опять были закрыты, лошадка-качалка уже стояла как положено, кровати и покрывала на них были в порядке. Снова горели ночники, и их ровный, постоянный свет опять отбрасывал повсюду тени. Только книги и игрушки все еще были разбросаны. А детские вещи оставались сложенными около бюро.
Он еще раз окинул комнату взглядом и подошел к окну. Отодвинул задвижку и открыл его навстречу ночи, чувствуя холодок на своем лице и наблюдая, как двигаются рюши на шторах. Он взглянул на небо. Облака теперь поредели, и вновь высыпали звезды.
Питер вдруг поймал себя на мысли, сколько возможностей побыть с Джеком и Мэгги он упустил. Они исчезли, как вода сквозь пальцы. Он все время обещал детям поиграть с ними и потом не выполнял своих обещаний. Бейсбольный матч Джека — он опоздал, не так ли? Школьная постановка, в которой играла Мэгги, — он пришел, но сколько внимания уделил ей? А сколько раз они хотели пошуметь вместе — и разве не был он всегда слишком занят?
Если бы у меня была еще хоть одна возможность, думал он печально, если бы мне только вернуть их снова…
На глаза ему навернулись слезы. Он старался справиться с ними, но потом оставил эти тщетные попытки и разрыдался, поникнув головой, сотрясаясь всем телом и до боли сжимая оконную раму.
Спустя некоторое время край занавески, словно паутинка, коснулся его лица. Он раздраженно отдернул ее, смахнул слезы и поднял голову, еще раз взглянув на ночное небо. Именно в этот момент он заметил свет. Свет был ярким и, мерцая, лился с небес на землю. Метеор, подумал он. И вдруг осознал, что тот летит прямо на него. Он смотрел и не верил своим глазам. Это необыкновенное зрелище заставило его попятиться назад. Падающая звезда выглядела уже, как комета, оторвавшаяся от Млечного Пути, с раскаленным добела ядром и огненно-ярким хвостом. Она продолжала приближаться, только теперь все быстрее и быстрее — молниеноснее, чем мысль. У Питера глаза вылезли на лоб.
И вдруг звезда ворвалась через открытое окно прямо в комнату. Это была не комета, она была слишком мала для того, чтобы быть чем-то таким грандиозным. Но тем не менее наводила одним своим видом ужас, так как казалась живой. Она с бешенной скоростью носилась по комнате, как бильярдный шар, сбивая со стен картины, кружась то так, то эдак, и в конце концов спикировала прямо на Питера. Он следил за ее сумасшедшим полетом, пытаясь хоть как-то защититься руками и крича «кыш-кыш», в то же время нащупывая дверь, чтобы дать деру. И тут ему подвернулась кипа журналов. Он схватил один журнал, скрутил его в трубку и хлопнул по ней. Какой-то свихнувшийся светляк, подумал он. Интересно, он жалит или кусает? И что еще ждет меня в эту полоумную ночь?
Он все отступал, а звездочка теперь как в насмешку кружилась вокруг него. Он зацепился ногой за валявшуюся куклу и полетел на пол. Правда, ему удалось вовремя подставить руки. Но при этом он выронил журнал. Обезоруженный, он быстро попятился на четвереньках назад. Звезда вспыхивала и, неутомимо продолжая преследовать его, проносилась со свистом туда-сюда, вверх-вниз.
В конце концов она загнала Питера в угол. Рядом стояла лошадка-качалка и кукольный домик. Двинуться было абсолютно некуда. Он, тяжело дыша, вжался в стену.
Звездочка сделала по комнате еще один вираж, а потом, перестав двигаться, медленно опустилась на край детской парты. Она стала постепенно видоизменяться, приобретая пока еще не совсем ясные формы. Перед Питером оказалось какое-то совершенно крошечное существо — не то девочка, не то женщина. На ней были одежды из смеси лунного света, утренней росы и опавших листьев. Они сверкали подобно бриллиантам и обтягивали ее фигурку, как перчатка — руку. Ее роскошные волосы были зачесаны наверх над заостренными слегка ушками. Они представляли собой золотисто-рыжую смесь солнечного заката и восхода и сияли, словно летнее солнце в полдень.
Она выпрямилась и стала ходить по парте, перепрыгивая через карандаши и пастельные мелки, с необыкновенной легкостью пробежалась по штемпельной подушечке и потом перелетела к Питеру на колени. Питер смотрел на нее и не мог пошевелиться, как ледяное изваяние. У этого создания были крылышки! Крошечные прозрачные крылышки! Она спокойно разгуливала вдоль по его ноге и по мятой белой рубашке, оставляя после себя на ней малюсенькие черные следы от штемпельной краски. Когда она добралась до его подбородка, она расправила крылышки, взлетела в воздух и поднялась к его носу.
Она слегка наклонилась к нему и хмыкнула.
— А, это действительно ты, — сказала она с некоторым изумлением. — Да. Ух, и огромный же! Я даже думала, может это не ты. Мне кажется, это не плохо, что ты такой большой — как бы то ни было, ты всегда был больше меня. Правда, конечно, не на столько больше. — Она посмотрела на его живот. — Та-а-ак, наверное, это означает, что таким образом ты будешь в два раза смешнее.
Питер сидел с опущенной головой. Он старался одновременно дышать и не дышать. Страх парализовал его.
— Мойра! — удалось прошептать ему, и он надеялся, что она придет.
Маленькое созданьице порхало вокруг и совершенно не слушало его.
— О, Питер, как здорово мы повеселимся — сколько у нас всего впереди, какие замечательные игры! Ты помнишь, как раньше бывало?
Питер предпринял последнее, решающее усилие взять себя в руки. Он глубоко, спокойно вздохнул и проглотил свой страх.
— Ты… ты… ты фе… фе…
— Да, фея, — согласилась она и с удовольствием поправила свои переливающиеся волосы.
— Ведь…
— Ведьма, — лукаво улыбнулась она. — И если меньше — это больше, то в таком случае мне нет конца, Питер Пэн.
Питер побледнел.
— Питер Бэннинг, — поправил он.
Она задрала нос:
— Пэн.
— Бэннинг.
— Пэн.
— Бэннинг.
Стоя в воздухе, она уперлась руками в бока и cмерила его взглядом:
— Жирный старый Пэн.
— Ух… жирный старый Бэннинг, — ему даже удалось выдавить из себя улыбку.
Фея поджала губы и подумала, что все кончено.
— Кто бы ты ни был, ты — это ты. Только один человек имеет ТАКОЙ запах.
Питер возмущенно заморгал:
— Какой такой запах?
Личико феи расплылось в широкой улыбке.
— Запах того, кто прокатился верхом на ветре. Запах сотен лет ночевок под деревьями, приключений и игр в индейцев и пиратов. Помнишь, Питер, а? Мир принадлежал нам, и мы могли делать все, что заблагорассудится. И это было чудесно, потому что МЫ творили все это!
Она подлетела к нему, дотронулась до его лица и резко отдернула ручку:
— Ай! Колючий какой!
— Щетина, — мрачно произнес Питер. Он откинул голову назад на панель и прикрыл глаза. «Наконец это случилось, у меня нервный срыв», — подумал он.
Кто-то дергал его за галстук-бабочку, и это заставило его снова открыть глаза. Фея, проявляя удивительную для столь крошечного существа силу, поставила его на ноги и потащила к открытому окну.
— Следуй за мной, Питер, и все будет хорошо, — сказала она, обернувшись к нему.
Питер не слушал ее: «…Или же у меня инфаркт, и я умираю. У меня клиническая смерть. Я плыву к белому свету… чего-то там. Смотри-ка, я совершенно покинул свое тело». — Он увидел под собой кукольный домик. — «Видишь, это — дом бабушки Уэнди на Кенсингтон, 14, вон там внизу, во-о-он там. Но погоди-ка минутку, а это — мои ноги, точно? Прямо там на полу? О, господи! Что происходит? Куда мы летим?»
Фея весело засмеялась:
— Спасать твоих детей, конечно.
— Подожди! А откуда ты знаешь про моих детей? — спросил Питер.
Она опять засмеялась.
— Все знают! Они у капитана Хука, и теперь тебе предстоит сразиться с ним, чтобы отвоевать их. Летим, Питер Пэн!
Она оторвалась от него и порхнула прямо перед его лицом. Когда она пролетала мимо, она дунула в свои сложенные пригоршней ручки, и на него посыпалась блестящая пыль. Часть ее осела на нем. Он стряхнул ее с себя и громко чихнул. От этого фея проскочила в одно из малюсеньких целлофановых окошек игрушечного домика. Вся внутренность домика мгновенно осветилась, как будто там зажгли свет. Питер прополз через весь пол к домику, наклонился еще больше и заглянул в окошки.
— Так это — правда, не так ли? — услышал он голос феи откуда-то изнутри. — Ты вырос Потерянные Мальчики говорили мне, но я никогда им не верила. Я отравилась из-за тебя, глупец! Неужели ты ничего не помнишь? Ты всегда называл меня Тинк!
Она расплакалась, и ее плач эхом разнесся по всему домику.
Питер пытался заглянуть внутрь.
— Эй, букашка, где ты там? — Он открыл парадную дверцу.