А ночью у нас самое ответственное задание. Ночью мы ловим кроликов. Никогда нельзя поддаваться слабости, глядя на их умилительные мордочки. Агрессивная демографическая политика делает их безжалостными и неистребимыми.
Приходя ночью, они неотвратимы как чума. Они съедают весь урожай. Их миллионы. Голодные зубки работают с удесятеренной энергией. Прячась днем в норах, они бесчинствуют по ночам. Замаскировавшись под соломенные чучела, которые они презрительно игнорируют, мы сидим в засаде — ночной полумрак и только слабый шепот засыпающего ветерка. Припав острыми ушками к земле, я слышу ее слабые далекие колебания — они идут. Крадучись ступая след в след, они уже предвкушают вкус капустных листьев на своих маленьких язычках, они уже слизывают слюнки от жадного желания вонзить зубки в хрустящую мякоть морковки. Мы, скрытые широкими разлапистыми лопухами, тоже ждем. Внезапно треск кузнечиков обрывается, и я ясно вижу первого кролика, он, принюхиваясь, по пластунски ползет к крайнему кочану. За моей спиной орки начинают подвывать от нетерпения.
– Не сейчас, — я холодно придерживаюсь заранее выбранной тактики, — дадим выйти всем.
Жалобный хруст сочной капусты, и моё бедное сердце обрывается — это лучший сорт, что привезли из-за моря, в прошлом году. Сейчас я люто ненавижу этих ленивых дармоедов, охочих до чужого добра. С опушки леса показываются их первые полки. Они пригнувшись ныряют в густые заросли моркови. Слышатся глухие чмоканья — звук извлекаемых корнеплодов, и тут я не выдерживаю.
– За морковку, тьфу, за Мордор, — я выскакиваю из укрытия.
Взяв в окружение упитанных длинноухих, мы жестоко расправляемся с мародерами. Отяжелевшие от обильной еды, они не могут далеко убежать, и, десятками хватая их за уши, мы с остервенением вытаскиваем из их зубов недожеванные морковки. Кролики бессистемно рассыпаются по полю, мы гоняемся за ними. Набиваем ими клетки и отправляем в летние лагеря, на исправительные работы по рытью траншей и каналов. На такие задания я обычно беру самых быстроногих и ловких орков. Утро, озаряя небосклон, с удивлением рассматривает нарубленные на мелкий кусочки овощи — вот и отлично, и от кроликов избавились, и на резке капусты сэкономили.
Краткое руководство по искоренению кроликов.
Сразу оговорюсь: всякие там книжонки типа "Сто советов кролиководам" и "Правила разведения кроликов" написаны самими кроликами для создания имиджа слабого, беззащитного существа с длинными ушами. Не знаю, по каким каналам они распространяют эту зловредную литературу, но почитаю своим долгом открыть миру глаза на некоторые обстоятельства их жизни и способы борьбы с последней.
Первое правило и оно же главное. Если кролик не ест, то он размножается, если кролик не размножается, то он роет нору, если кролик не роет нору, то он ест. Для пресечения этой преступной цепи событий мы должны разорвать порочный круг и в открытую заявить: кролик — это не только ценный мех, это ещё и обчищенные до последней травинки поля овощей. В Арде случались периоды массового голода, и во всем повинны длинноногие и длинноухие (об эльфах речи не идет — это совпадение).
В первый год, когда мы сами глядели, кого бы съесть, эти хитрые создания, затаившись, пережидали в своих норах, лишь изредка совершая набеги на поля наших соседей. Но в последующие годы, они все смелее завоевывали наши земли. Первое их появление совпало с нашим исходом из Мории, тогда, потрепав по гладенькой спинке зверька, я милостиво разрешила им поселиться на окраине. Но к концу года они дошли до столицы и, набравшись наглости, прислали мне петицию с требованием бесплатной моркови и многоквартирной башни под детский сад. Отказ они восприняли удивленно, но смиренно. Уткнувшись мордочками в подол моего торжественного платья, под видом смиренного поцелуя они напрочь отгрызли всю подкладку и, растворившись в темноте коридоров, успешно ускользнули от моей неуклюжей стражи.
А на следующий день рухнула малая оружейная — вся земля под фундаментом была изрыта. Я объявила награду за каждого пойманного кролика, а они в ответ повели агрессивную демографическую политику: "за одного — десять!" — этот девиз красовался на всех стенах Мордора.
Я немного отвлеклась, получается какая-то слезливая история, а не руководство к действию. Но это только предисловие.
И так, кролика можно напугать — выскочить из засады, громко закричать, размахивать руками. Действует лишь в случае крайней неожиданности и только один раз. Потом кролики привыкают, понимающе переглядываются и сочувственно качают ушами, будто говоря, нехорошо смеяться над убогими.
Кролика можно отравить — например, обмазать листья капусты горчицей. Для этого надо сначала вырастить горчицу, а чтобы защитить горчицу от гусениц её надо намазать перцем, для чего надо вырастить перец, перец посыпаем табаком от саранчи, табак спасаем отваром белладонны, для чего последнюю косим в низовьях Андуина и, нанюхавшись её ядовитого запаха, решаем, орк с ней, с капустой, нехай жрут, нам и так хорошо.
Кролика можно убедить — организовать различные женские благотворительные общества, толкнуть речь о судьбах мира.
— Вы самодостаточные кроликоматки, — убеждала я толстых крольчих на внеочередном съезде по проблемам народонаселения Мордора. — Вы не инкубаторы для производства потомства, вы должны встать наравне с мужчинами и сказать — хватит, мы достойны большего. Мир огромен и прекрасен, свободная крольчиха может стать, например, агрономом….
Они озабоченно кивали и с жалостью смотрели на меня. И пока я еще что-то плела о равноправии, свободе выбора, о месте современной крольчихи в деле развития общества, в зале родилось с сотню хорошеньких крольчат. Я, конечно не удержавшись, согласилась быть им крестной мамой. А к концу заседания была твердо убеждена, что это я — самое разнесчастное существо Мордора, и мне надо тоже заиметь семью и детишек, а матриархат — просто пережиток прошлого.
В конце концов, кролика можно убить — а вы сами пробовали убить маленький пушистый комочек с нежными раскосыми глазками? Вот и я не могу. (Если кто знает способ, поделитесь, пожалуйста!)
В общем, в конце своего научного эссе я твердо и со всей ответственностью заявляю:
— Я не знаю, как истребить кроликов.
Усталые, мы встречаем рассвет, но священный долг утренний зарядки игнорировать было нельзя — братья — назгулы обидятся.
Страшно боясь за меня, они по очереди преподают ускоренный курс ста самых распространенных способов убийств. Для начала приковывали мои учебные пособия за лапы к стене, привязывали им одну руку, но с каждым днем веревка была все тоньше. И пришел день, когда я уже в лобовом бою столкнулась с полноценным противником. Отдавая дань многочисленным народностям, населяющим Арду, я добросовестно училась на всех, никого не обижая, практикуя различные виды единоборств. Начинала всегда с орков; разминка — с мордорской мелочью; затем, для разогрева, пара разбойников; обязательно, опытный гном с неизменной секирой, он выматывал меня своим упорством; затем шли, как основное блюдо, гоблины или тролли, в основном горные; по праздникам — волколаки. К концу занятий, бросив на арену растрепанных грифонов или мелких вампиров, назгулы самолично отрабатывают со мной технику ближнего боя: проворно уворачиваясь от укусов голодных кровососов, я опять и опять пропускаю удары. Они неодобрительно качают головами.
– Плохо, очень плохо.
И так каждый раз.
После утренней зарядки я сладко сплю целых два часа.
На стене спальни висит расписание, сегодня, позевывая, я зачеркиваю графы — "истребление зарвавшихся упырей, грабеж местного населения, съезд садовников" — опять забыла! На ближайшие дни все распланировано: два убийства с нанесением увечий не совместимых с жизнью — в который раз сдвинуты на конец месяца; разбойное нападение на царство Аталесс, ладно, отложим на завтра; срочно — посещение цирюльника (проблема волос, что уже метут коридоры дворцы почище метелок); пытка колорадского жука с целью выведать секрет, что они находят привлекательного в горьких побегах картофеля; курсы вышивки крестиком по вечерам. Вот ещё: начистить рыло великому змею за преждевременно почивших ящеров (это случилось на первом году моего правления); разогнать народно-освободительную армию гномов; помыть волколаков (как особый пункт, красным карандашом приписано "с мылом",); угнать лучший табун Рохана. Все! Я с досадой наконец-то плюхаюсь под одеяло… и расплатиться за платья!
Засыпаю.
Зая осторожно ставит мне под нос стакан дурмана и прижимается к руке, но не спит, она верно сторожит мой сон, так же как и Чаки, что сидит поперек порога спальни. В коридоре взад-вперед шагают Валентин с Байраком. Эти два часа для меня самые страшные — во сне я беспомощна, и все это понимают.
Когда, подскочив, я начинаю кричать:
– Забыла, забыла — надо вставить напоминание "выйти замуж", — Чаки поит меня, и нежно как мать, укладывает сомлевшую голову на подушку (мою голову). Сон продолжается. Весь Мордор замирает — Элфани, темная властительница, спит!
В тот памятный день, на рассвете, я сдавала зачет по двуличинным существам — мне попался обыкновенный оборотень среднего размера. Выйдя с одним ятаганом, я растерялась от вида нежных собачьих глаз и поэтому потеряла лишнюю минуту. Байрак был недоволен. Страшно недоволен. Глядя, как я только со второй попытки завалила дюжего волка, он брезгливо взмахнул полой плаща.
– Сойдет, но в бою у тебя не будет преимущества. Никогда не смотри в глаза врага. Не отвлекайся по мелочам.
Злая от незаслуженной тройки, залитая кровью с головы до ног, я вздрогнула и смутилась. Чаки подал мне полотенце и пожелал доброго утра, напомнив, что в сумерках у нас встреча с демонами второго мира.
– Постарайся хоть на этот раз не опоздать!
Затем объезжала новенького, страшно норовистого ящера. Почетный ветеран, на котором я ездила последние время, мужественно издох, прямо во время пира. Бросая кости, я нечаянно попала ему по носу. Он обиделся и, стащив тушу копченой коровы, уполз в своё стойло. Там он и сдох, от обиды и обжорства. Я закатила ему пышные похороны. С траурными мордами за похоронным кортежем плелись все ящеры Мордора, по случаю, обученные плакать. Рыдания их приятно гармонировали с моими. Тут мне опять здорово помог Чаки. Когда я устала, он сменил меня, закончив погребение таким горьким воплем, полным тоски и муки, что все решили, что ящер приходился мне, по крайней мере, дальним родственником. Ну мертвых в землю, а живых под седло. Притянув непослушную голову новичка почти до его груди, я безжалостно нахлестываю его по ногам. По крыльям бить нельзя — быстроходность пострадает. Личный шамберьер с длинной ручкой срывает с его стройных ног клочья кожи, кровь хлещет во все стороны. Ящер отмахивается хвостом, уходит в крутое пике, выполняет серию резких разворотов. Все напрасно, и, упав головой в песок, он покоряется. Спрыгнув, я ещё долго не могу успокоиться,
– Как меня утомил этот упрямец.
И тут же, упав на колени, мажу ему лапы бальзамом и опять рыдаю. Истеричка.
Собрав большой совет темных сил Мордора, я мрачно исподлобья оглядываю многочисленных соратников. В черной бархатной мантии для торжественных случаев, с тяжелой мифриловой цепью из оскаленных черепов, в боевой раскраске назгула (белоснежный череп, но уже не веселый а строгий), с неизменной чашей в левой руке и немытым ятаганом в правой, я недовольно поджариваю взглядом спины припозднившихся. Захлопывая лапами тлеющие зады и крылья, они спешно ныряют в толпу. Тихонько перешептываясь, орки недоуменно вытягивают шеи из задних рядов. Пещерные монстры, рассевшись по окнам и свесив когтистые лапы, задумчиво чистят заплесневелые тонкие перепонки крыльев. Гоблины лежат, потому что с их ростом, они просто посшибают люстры. Тролли ссорятся с оборотнями за места в первом ряду, а те исподтишка кусают их за локти. Гвардия назгулов, в полном составе, окружает трон. У ног сидит незаменимый Чаки, держа между колен кувшин полный странной розовой крови. Изредка подливает мне. Всем очень хочется узнать, по какому поводу общее собрание. Заинтригованны даже кольца, хотя, уж они-то всегда все знают заранее, но не сегодня:
– О чем она хочет объявить? — подобравшись к правой руке, белое кольцо, щелкнуло ногтем по ободку черного.
– Знамо дело, — предположило то, — на войну пойдем. Гондор нарывается. Опять на крестины не позвали. Представляешь, даже каких-то там фей пригласили. А нам от ворот поворот. Натурально так и развернули. "Мы в вашем присутствии не нуждаемся." — Оно очень, точно, передразнило говорок стражника. — И дверь на замок. Что теперь с целым возом чепчиков делать? Одеть на орков? Да за такое их надо стереть с лица земли!
Нерешительно отпиваю из чаши — просто, я не знаю с чего начать. Речи всегда давались мне тяжело. Поэтому начала с самой сути:
– Я хочу быть счастливой.
Слегка ошалев от такого заявления, чудовища заворочались. Вампиры неслышно спланировали за спины призраков. Собравшись в стаю, они тотчас о чем-то заспорили. Тяжеловесно засопев, горные тролли перевернулись на другой бок. И только орки, вскочив с мест, поддержали меня рычанием.
– Ты проверял у лекаря лицензию? — первый зам, был страшно недоволен моим заявлением.
Байрак, развернувшись, мгновенно исчез в тайном коридоре. Спрыгнув с возвышения, на котором стоял трон, я выбежала к своему народу. Заглядывая в многочисленные глаза (желтые с узкими вертикальными зрачками; кроваво красные — на выкате, как у баранов; бесконечно черные), я искала сочувствия.
– Что со мной не так? Почему я не могу вызывать нежных чувств? Страх, ужас, отвращение — пожалуйста. Но просто симпатию — ни в какую. Что не так? Меня не приглашают на праздники, на дни рождения, на детские утренники. Я могу подарить полкоролевства, но дарить некому. — И сбившись на начало речи, закончила. — Я хочу любить и быть любимой!
– Убью шарлатана! — Валентин, толкнул Чаки мне под ноги, и скрылся в том же коридоре что и Байрак.
Чаки, как обычно, не оставил меня одну, пробормотав:
– Хочешь, я погуляю с тобой. Только не нервничай.
Вытерев нос рукавом, всхлипнула,
– Я, ведь, красивая. Правда?
– Очень, а если умоешься, то вообще, — Чаки впервые смутился и посмотрел на меня не снизу вверх, а прямо. — Ты нам всем очень нравишься. — Серьезно сказал он. — И Валентину тоже, и Байраку. И вон тому урук-хаю, крайнему, видишь, как он моргает тебе. И монстру, что вечно бродит вокруг твоей спальни. А гоблины те, вообще, все поголовно очарованы тобой.
– Глупости говоришь. У назгулов нет сердца, это только привязанность и ничего более.
– Привязанность?! Да за одну твою улыбку Валентин перебьет половину населения Арды. И я тоже. — Чаки, поняв что проболтался, зажал в зубах кинжал и бросился за трон.
В этот момент назгулы втащили в зал взъерошенного волшебника, с размаху швырнув его к подножию трона. Они хором спросили:
– Ну?
– Что такое? — Лекарь недоуменно озирался и близоруко щурил глаза, стараясь привыкнуть к полумраку зала.
– Она замуж собирается!
– Замуж? — Волшебник был явно озадачен. — Передоз. Опять концентрацию не рассчитал. — Буркнул он себе под нос. И громко произнес. — Нет, тебе нельзя. — И прикидывая, как бы потактичнее сказать, выдал. — У тебя прыщ на носу. На глянь. Не вру, честное слово.
Из сверкающей дали маленького кругленького зеркала на меня глянула белобрысая эльфийка. И в следующий момент стекло высветило давно забытую картинку. Камень клятв, тень высоких деревьев, мои руки покорно лежат на плечах высокого эльфа, наши сердца бьются в едином ритме, а глаза без слов говорят…
– Баран винторогий. — Вырвав зеркало из левой руки, правая с размаху швыряет его о стену. Брызнув осколками, зеркальце осыпает блестящими искрами сидящих троллей. Они, спрятав головы между колен, боятся дохнуть. Один крупный обломок, отрикошетив, падает возле трона, левая рука исподтишка хватает его и незаметно прячет в рукаве. Темному кольцу не до этого — оно занято, тем что расстреливает непрерывным потоком огня, убегающего волшебника. Подняв магический посох, он поначалу довольно успешно отбивает огненные атаки, чем окончательно выводит меня из себя. Поднявшись с места, я с ненавистью выдаю залп с обоих глаз — раскаленное добела пламя, мечется по залу. Наученные горьким опытом, мои придворные тотчас оперативно залегли под широкие дубовые лавки. Все с интересом следят — сколько минут продержится маг. С разворота он поймал второй огненный шар и, отразив его, погнал в мою сторону.