— Вот гады. А тут-то вы как оказались? — Федька тяжело вздохнул. Так всех врагов перестреляют, и не станет он Героем Советского Союза.
— Перебрасывают нас чуть южнее, к какому-то озеру Жаланашколь. Карту показывали, там с китайской территории в это озеро речка впадает. Кусак называется. Вот день дали по Алма-Ате походить — мы и решили тебя навестить. Слушай, Федька, а чего тут одни стариканы? — Кадри огляделась. На скамейках, и правда, сидели пожилые люди в больничных халатах.
— А ты что, название госпиталя не прочитала? Малограмотная? — Федька указал на главный корпус пятиэтажный. Одни окна. Да и весь госпиталь был построен так же — огромные окна везде. — Это госпиталь ветеранов Великой Отечественной Войны.
— Растёшь. С интересными людьми вместе болеешь, — хлопнул Федьку по плечу Краско. — Ладно. Держи вот — мы тебе конфет и шоколадок разных купили. Пойдём. Собирались ещё в зоопарк сходить. Вон Кадри целую истерику закатила.
— Ничего не истерику. Просто не была ни разу в зоопарке.
— Я был. Воняет там, — Федька заглянул в бумажный кулёк. — Ого! «Кара-Кум». Дорогие. Спасибо, ребята.
— Ты давай выздоравливай. А то без тебя всех китайцев перестреляем, — майор ещё раз хлопнул Федьку по плечу, и они пошли по тротуару к выходу.
Фахир Бектуров, вдыхая щекочущий ноздри запах шоколада, смотрел, улыбаясь, им вслед и не знал, что большую часть он уже не увидит. Погибнут в очередном конфликте у озера Жаланашколь. Накроет миной. Погибнет и их командир, майор Краско.
Глава 9
Событие четырнадцатое.
Дочка (любознательно):
— Мам! А куда тампоны вставляют?
Мама (подавившись яблоком):
— Ну… как тебе сказать… в общем, туда, откуда берутся дети.
Дочка (офигев):
— В аиста, что ли?!
Вот лежит он на кровати, или как этот робот недоделанный называется — а всякие лейкоциты его усиленно регенерируют. Так смотришь, через две недели уже гопака отплясывать будет. Представил себе картину, как на местном сабантуе член Политбюро этого самого гопака приседает, и хмыкнул. Не статусный танец. Вальс? Не, вальс и дурак станцует. Во! Ламбаду. Там как раз нужно ногами шебуршать усиленно.
А чем ещё заняться? Только вот мечтать. Утром до обеда хоть посетителей пускают — министры всякие приходят, и даже члены. Одни хотят чего-то, другие требуют защиты от Маленкова. Третьи воют. Этак, пока он выйдет на работу, в ЦК и правительстве никого не останется — всех сталинский сокол исклюёт. А ещё обещал не трогать сильно никого. Если это «не трогать», то разреши ему — и тридцать седьмой начнётся.
Вечером — только семья.
И самое плохое, что неправильный он попаданец. Смартфона, ладно, не дали — но вместо него хоть Вику послали, немногим хуже. А вот с регенерацией учёные, или боги, конкретно кинули. Ничего не заживает. Две недели прошло, а нога болит. Голова болит. Душа болит. А ну как не срастутся? Без мизинцев-то хоть ходить можно, а без ноги? Летать? Самолёт не отдал, послал Максимилиановича. И так ильюшинцы весь по запчастям расковыряли. Половину, наверное, аналогов сунули — уже и летать нужно будет с опаской. Легче и в самом деле новый купить, а этот сдать на опыты. Только денег нет.
Денег не стало час назад. Пришло семейство. Таня всё ещё в гипсе, остальные здоровые, только Маша-Вика хмурая. Покормили голубцами и засобирались, а через пару минут входит Вика одна.
— Забыла чего?
— Поговорить надо. Здесь не пишут? — огляделась.
— Вопрос. Пишут, скорее всего, — тоже осмотрелся, до этого не задумывался. Ну, вроде главной тайны не выдал. — Давай в коридор выпрыгну, пробовал уже.
— Да ладно. Вопрос непростой, но не секретный, — показала язык зеркалу. Ну нет, до такого ещё технологии не доросли. В соседней палате Джин лежит из сказки. А камер таких маленьких нет. Или есть? Ну, блин, Вика! Теперь и ветры пускать будешь с опаской. Вдруг и запах пишут.
— Говори. Эзоповским.
— Папа Петя, у тебя деньги есть? — вопрос не в бровь, а в глаз.
— На мороженое?
— Много, — опять язык зеркалу показала.
Пётр приподнялся на руках, сел, свесил здоровую ногу, потом больную в аппарате Илизарова. Пропрыгал два метра до зеркала. Тоже показал ему язык. Потом снял. Зеркало как зеркало. Хотя, может, и тяжеловатое.
— Вынеси в коридор. И телефон тоже.
Подождал, пока Вика вернётся.
— Много денег? На завод мороженого?
— У меня началось…
Чего началось? Мутация? Ясновидение? Чего там у попаданцев начинается?
— Не понял.
— Ну, это началось…
— Маша, ты меня не пугай. Что случилось? — чего может начаться?
— Дебил ты, папа Петя! Потому и страна раз…
— Маша!
— А! Семён Семёныч! Месячные начались.
— Не рано? — сейчас специалиста только корчить не хватало.
— Нормально. Плюс стресс в подвале. Нужны тампоны и прокладки. Почему бы не построить завод? Самая востребованная продукция во все века. Заработала я за два с половиной года на завод? — решительная. Не Маша. Вика Цыганова.
— Без базара. Сколько там у тебя в паспорте лет полных?
— В каком паспорте?
— И я про что. И это — мы в СССР живём.
— Во Франции построить. Пусть Марсель подключится, — чуть менее решительно.
— Можно. А что делать с таким монстром, как «Джонсон и Джонсон»?
— Не надо «Джонсона». Это немецкая тема. Помнишь дурацкий лозунг — «Окей, О-би»? Так вот, o.b. — это аббревиатура от «ohne Binde», что в переводе с немецкого означает «без прокладок». Точно знаю. Как-то предлагали рекламировать. Отказалась.
— Немецкая. Немецкая? Слушай, Маша, — палец к губам поднёс. Кто предлагал рекламировать? Чего несёт! Сморщилась. — Помню этих дураков — лезли и к Керту, и к Сенчиной. И тебя, выходит, не минули. Немцы, значит.
— Ну да, — развела руками.
— Давай так. Я сейчас позвоню Бику и пошлю самолёт — пусть скупит все возможные варианты и про немцев узнает. Себя-то обеспечим. Гель, поди, и не выдумали ещё, а если выдумали, то не догадались туда «накласть». Про завод подумаю. Знаешь, главное какое будет препятствие? Сырьё. Хлопок. Ну, вата. Это стратегический ресурс. Порох делают. Весь почти идёт на армию — потому и с одеждой беда. Полстраны выращивает, а в итоге ходим с голой задницей. И просто увеличить площадь посевов — не решение. Вопрос этот — комплексный. Много выращивают хлопка в Африке, но ведь куда-то сбывают. Индия, скорее всего, тоже более-менее весь на военные нужды тратит — у них тут вялотекущий конфликт с Китаем. И Китай — на порох. Но я тебя услышал, всё, что от меня зависит, сделаю. Ты, главное, не обижайся. Пойми, деньги не всегда могут решить проблему. А вот такую сложносочинённую точно в лоб не решат. Нужно и разоружаться, и выводить новые сорта, нужно перестраивать производство десятков, а то и сотен заводов. Первые шаги сделал — вызвал кучу индусов. У них и сорта лучше, и производительность выше, и урожаи выше чуть не в два раза. Вот бы выйти на их уровень — тогда хлопка на всех хватит.
— Сегодня зашла в аптеку, а там простой ваты нет…
— Стой! Не реви! Сестра! Бувинур! — притопала. Слонёнок добродушный.
— Мирнч, чта звл? — весь проём дверной перегородила.
— Принеси ваты, вот столько, — руки раздвинул, как рыбак, хвастающий сазаном. «И это между глаз».
— Дктр зла.
— Скажи — я попросил.
— Ха! Дктр нэ верт.
— Мать вашу. Пусть сюда придёт!
Тыгыдым. Тыгыдым.
Виновато улыбнулся Вике.
— Хороший, наверное, доктор. Экономный. А ты говоришь — завод.
Событие пятнадцатое
Приходит Моня из школы домой:
— Мама, меня назвали жидовской мордой!
— Привыкай, сынок. Ты будешь жидовской мордой в школе, в институте, в аспирантуре… Зато, когда ты получишь Нобелевскую премию, тебя назовут великим русским учёным!
Товарищи влезли в окно. На третьем этаже. Ну, почти — не пускали. Тогда один переоделся врачом и зашёл в здание. Дальше коридора третьего этажа пробраться бесталанному актёру провинциального театра не удалось. «Девяточники» его скрутили, он принялся кричать: «Пётр Миронович! Это я, Мицкевич! Пётр Миронович! Это Артур Иосифович Мицкевич»!
Пётр вместе с доктором Илизаровым, который прилетел проверить результаты месячного лечения своими железяками, прогуливался по палате туда-сюда. Когда шум поднялся, был как раз у двери. Открыл. Трое мордоворотов схватили небольшого круглолицего человечка в очках и ткнули этими очками в зелёный пол коридора.
— Отпустите дедушку. Он пацифист, — ухмыльнулся Тишков, когда товарища подняли и стали проверять на наличие оружия.
— Товарищ Первый Секретарь…
— Да ладно, Миша, отпустите. И вообще, кто там решает, кого ко мне пускать, а кого нет? Где Филипповна? Давайте её в соседнюю палату. Так не пойдёт. Хотя нет! Всё, съезжаю. Миша, ты главврача позови через десять минут. Я пока тут с заместителем Генерального Секретаря пообщаюсь. Заходите, Артур Иосифович. Что-то случилось? Чего это вы в маскарадном костюме?
Человечек поправил халат и поднял с пола очки. Одна дужка отвалилась — тем не менее, он водрузил конструкцию на нос. Зрелище то ещё. А не пытайся бороться с товарищами из «девятки», не Чак Норрис ведь. Очки не только лишились дужки, но ещё и одна половинка теперь смотрела вниз, а вторая вверх, и верхняя бликовала в пробивающихся в коридор лучах солнца. В общем, красавец.
— Там наши внизу.
— Миша, давай сюда «наших». Сколько там?
— Все десять членов Совета.
— Не войдут, Артур Иосифович. Спуститесь, жребий киньте, или по-другому решите. Пятерых хватит. Остальных я дам команду отвести в столовую и покормить. Нормально так будет? Ну вот и хорошо.
Человечек вышел, а Пётр переговорил с Илизаровым. Можно домой? Пусть уколы делать и осматривать к нему приезжают. Кровать если нужна, то перевезут.
— Конечно. Чего вы тут место занимаете. Здоровый бугай, уже бегать надо. За девками, — скривился недовольно уральский новатор.
— Ну правда, надоело тут.
— Хозяин — барин. Ногу пока сильно не нагружайте. Ещё пару неделек — щадящий режим.
Пятеро баптистов-евангелистов встали стройными рядами у двери. Так и пяти стульев ведь нет — кресло за ширмой да табуретка у тумбочки. Пока собирался народ, Пётр вспоминал историю знакомства с заместителем Генерального Секретаря Артуром Иосифовичем Мицкевичем. Генеральный тоже был на встрече — и это был не Шелепин. Звали Генерального Секретаря Карев Александр Васильевич. Чего это за параллельная реальность?
Всё просто: никакого отношения к коммунистической партии товарищи не имели. Не антагонисты — но и не почитатели-то уж точно. Все от неё пострадавшие. Главный вот у них — Александр Васильевич Карев, семидесятипятилетний деятель евангельско-баптистского движения в СССР, генеральный секретарь ВСЕХБ, главный редактор журнала «Братский вестник», пастор, проповедник, духовный писатель. Член правления Фонда Мира и совета Института советско-американских отношений, член Всемирного Совета Мира и Советского комитета защиты мира, представитель советского баптизма во Всемирном совете церквей.
А ВСЕХБ расшифровывается как Всесоюзный совет евангельских христиан-баптистов.
Встреча произошла в Павлодаре, где-то недели через две после нового года. Пётр тогда налаживал там деятельность вновь созданной немецкой республики. И записались эти товарищи к нему на приём. Жаловаться? Нет. Просить помощи? Опять нет. Правды искать? Дудки! Предложили помощь. Для СССР явление неординарное. Не любят у нас сектантов. В каких-то случаях — за дело, но в основном потому, что так велела Москва. Пётр ещё в Краснотурьинске столкнулся с активистами-комсомольцами, что боролись с немцами-баптистами. Пришлось раскрыть конституцию и мордочкой комсомольской натыкать в некоторые её статьи, потом открыть уголовный кодекс и ещё раз натыкать. «Не уймётесь — посажу за разжигание межнациональной розни. А за все предыдущие ваши самоуправства попросите прощения, и добудете для них помещение, где люди могут собираться и молиться. Есть вопросы? Или пойдём по второму варианту?» Нашли во дворце Строителей комнатку. Потом пришлось всё же вмешиваться — нужно было побольше помещение.
Ну да бог с ними. Про Генерального. Оказывается, в Немецкой республике ныне проживает несколько тысяч, а может, даже десятков тысяч меннонитов, которые в настоящее время практически слились с евангельскими христианами-баптистами, евангельскими христианами (прохановцами) и баптистами. Совет предлагал в деревнях с преобладанием меннонитов построить школы и молельные дома.
— Шутите, ребята? Церковь у нас отделена от государства, если память не изменяет. Строить церкви, мечети, синагоги и прочие молельные дома верующим нужно за свои деньги. В чём помощь-то?
— Кроме того, мы ведь построим начальные школы.
— Опять шутите. А кто будет преподавать, и, самое главное, — ЧТО? Слово божие?
— Ну, мы можем найти на несколько десятков школ на первое время учителей.
— А по окончании школы все дети тоже заделаются меннонитами? Нет. Давайте так. Кирхи, или чего у вас, строить никто не запрещает. Я с Екатериной Алексеевной отдельно переговорю. Школы стройте, если в этих деревнях или сёлах проблема со старыми — либо ветхие, либо вообще нет, и дети в другое село ходят. Ну, или школа маленькая совсем. Учителей найдём. Дальше — вот это обязательное условие — рядом со школой должна быть построена спортивная площадка и футбольное поле. А зимой — хоккейный корт. Всё. Договорились?
— Пётр Миронович, есть одна просьба. Наболевший вопрос. Служба в армии.
Нда, вот и мышеловка, а то сыра густо насыпали. В той России ввели альтернативную службу. Здесь Гречко раскричится. Да и закон ещё и не Гречко-то принимает. Верховный совет. Подгорный. Но ведь оно же было уже в СССР — только перед войной отменили. Была не была.
— Я попробую. Есть такое понятие — альтернативная служба. Чаще всего имеется в виду изучение основ медицины и работа в больницах медбратьями. Как вы на это посмотрите?
Даже шушукаться и обсуждать не стали.
— Мы вносили уже такое предложение, — Генеральный — старенький совсем. Лысый почти, только на затылке волосы курчавятся. В ссылке побывал. Всю жизнь борется за своих людей. Отменили коммунисты бога, ввели принципы строителя коммунизма. Наивные.
— Хорошо. Непростое действо, и мне не по плечу одному — но я попробую. А что, заграница нам поможет?
— Не пожалеете.
Вот теперь стоят. Что-то пошло не так, раз все припё… приехали? Закон об альтернативной службе примут в июне. Этот призыв пролетает, но в армии всем командирам дано указание — товарищей использовать во всяких медсанчастях и прочая. Оружия не выдавать. Присяга? Ну, на присягу. Не заставлять. Уговаривать.
— Что случилось-то, товар… братья во Христе? — вроде чуть походил, а нога разболелась. Скривился. Эти приняли на свой счёт, скуксились.
— Пётр Миронович, мы от имени Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов через Всемирный Совета Мира и Всемирный Совет Церквей подали вашу кандидатуру на присвоение вам Нобелевской премии мира. Обе организации подтвердили своё мнение в Нобелевском комитете. Самое неожиданное, что вы уже есть в списке — заявку подала Премьер-министр Израиля Голда Меир.
И правда — неожиданно.
Интермеццо седьмое
— Дедушка, это правда, что на зло нужно отвечать добром?
— Да, внучек, правда.
— Тогда дай мне, пожалуйста, денег на мороженое, а то я разбил твои очки…
Председатель Комитета государственной безопасности СССР генерал-полковник Георгий Карпович Цинев слушал доклад и морщился. Не от доклада — зуб болел. Ныл тут несколько дней, а сегодня дёргать начал. Не ходи к семи гадалкам — рвать нужно. Седьмой. Так и не останется. Мосты и коронки пока генерал не ставил — теперь вот придётся.
Его кривую рожу докладчик принимал на свой счёт и потел. Так ведь и удар беднягу хватит.
— Зуб болит. Вы покороче. К врачу пойду, — не просиял докладчик, но духом воспрял.
— Ноги всей этой истории растут из Международного отдела, от Пономарёва. У него там такие доки религиоведения! В их понимании что евангелисты, что евреи — одно и то же. И слушать ничего не хотят, если пытаешься что-то растолковать. Вы же знаете, Георгий Карпович, уж извините за прямоту — Леониду Ильичу ужасно нравилось, что коммунисты из всех зарубежных стран в очередь вставали ему туфлю поцеловать, как к Папе Римскому. В этом отношении между ним и Хрущёвым разницы никакой. Ну а Пономарёв эти депутации обеспечивал, а лучше сказать — покупал. Какой, к чёрту, из египетского или йеменского царька секретарь компартии? Он и не знает, что такое Ленин — фасон пиджака или рецепт шашлыка. Зато барашков в бумажке любит отменно, вот Международный отдел и выбивал для них этих барашков. А раз надо мусульман обхаживать, то всё, евреи — враги без разговоров, а баптисты, штундисты и все прочие протестанты — туда же, в кучу. Даже у нас в совете дурь — отдел по иудеям и сектам общий. Понятия не имею, кто там до такого додумался из этих объедков Коминтерна, но факт — сотни тысяч работящих, смирных людей из-за чьего-то вопиющего невежества ещё недавно держали на положении скота. Ведь не бунтуют, никакой активной антисоветчиной не занимаются — учат себе свою Библию. Как бы не аукнулось нам, когда на этот товар умный купец найдётся, — о, к концу речи даже пафос прорезался.