- Дядя Марк, а кто это такой? – показал рукой Гарри.
- Это? А, это Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, он в цирке Никулина в Москве работает, недавно на гастроли приехал. Знаю я его, он к нам в Афган приезжал, помогал моджахедов бить. Надо будет, кстати, сводить тебя к нему.
- Зачем?
- Ты ж русского не знаешь. А у нас без этого сложно. Вот скажи мне, много ты тут надписей на английском увидел, пока в милицию не попал?
- Их здесь почти нет. Да, кстати, дядя Марк, а почему этот Гассан Абд… почему он ни от кого не скрывается?
- С чего бы то вдруг ему нужно было бы от кого-то скрываться?
- Он же волшебник.
- Ну и что? Я тоже, как и ты. У нас в Советском Союзе никаких таких ограничений нет, закон не нарушаешь, так и живи себе…
- Вы не очень похожи на волшебника. У Вас нет палочки.
- На кой мне палочка? Сам как-то умею. Я же врач, в нашей работе особо палочками не намашешься.
- Но меня учили…
- Глупостям тебя там учили! Приедем, папа тебе расскажет.
Тем временем «Волга» миновала Сампсониевский мост и проехала по набережной мимо стоявшей у Нахимовского училища «Авроры», остановившись во дворе дома на Кировском проспекте.
- Проходи в дом, Гарри, – позвал Марк Моисеевич, открывая дверь с номером 12.
- Марик! Ну наконец-то! Ты чего так поздно! Дети спят, ужин стынет! – в прихожую прошла женщина средних лет. – И кто это такой?
- Маша, ты не поверишь, на Литейный вызывали.
- Это с чего бы то вдруг опять?
- Помнишь, папа рассказывал о пропавшем племяннике?
- Ну да, было такое.
- Так вот, оказалось, наша милиция его нашла. И где – у нас в Ленинграде! Вот съездил и забрал его. Так что знакомься, Маша, это наш Гарик. Гарри, это твоя тетя Маша, моя жена.
- Очень приятно… – ответил Гарри.
- Только учти, наш Гарик совсем не говорит по-русски, – обратился к жене Марк Моисеевич.
- Чтоб завтра же его к Хоттабычу свозил. Это ты у нас «англичанин», а я-то в школе французский учила. Как мы с ним общаться-то будем?
- Свожу, свожу, Маша.
- Что ж вы стоите? Проходите, ужин стынет!
- Пойдем, Гарри, раздевайся, тетя тебя накормит.
Гарри скинул мантию, но от его обносков Марк Моисеевич и его супруга пришли в ужас.
- Что у тебя за одежда? Неудивительно, что милиция приняла тебя за бродягу.
- Это все, что у меня есть, дядя Марк, – понуро наклонив голову, ответил Гарри. – Вся моя одежда – это обноски от кузена Дадли.
- Кто такой этот Дадли?
- Это сын моих… опекунов, Вернона и Петунии Дурслей.
- Кто все эти люди?
- Тетя Петуния – сестра моей матери.
- Хм, странно, по завещанию твоим законным опекуном становился мой папа… Ладно, приедет он завтра с дачи, попробуем прояснить. Но до этого надо съездить в магазин тебя приодеть.
- Спасибо, дядя Марк!
- Да не за что! Мы тебя пятнадцать лет искали…
СССР, Ленинград, 18 апреля 1996 года
Сказать, что майора Шишкина удивило заключение эксперта в лице капитана Черныги, означало бы не сказать ничего. В самом деле, не каждый задержанный и доставленный в милицию ханурик оказывается мало того, что интуристом, так еще и чародеем. Пускай в Советском Союзе и своих чародеев хватало, но все равно…
- Черт знает что! – в сердцах воскликнул майор, едва прочитал записку. – Мало нам было самого того факта, что это интурист, так он еще и чародеем оказался. Кажется, проблема не только наша. Надо к Сан Санычу идти.
- Значит, говорите, чародеем оказался? – не поверил поначалу генерал. – И наш Черныга это обнаружил опытным путем? Хорошо же этот Поттер маскировался. Хотя… мало ли чародеев у нас в городе, еще один погоды не сделает. Но в любом случае надо тогда по линии КГБ и Минчара пробивать. Хорошо, что предупредил, Анатолий Палыч, иди, работай это дело дальше. А я пока созвонюсь с ними, если что, вызову.
- Что привело Вас сюда, Марк ибн Моше? – Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, иллюзионист с мировым именем, давно, еще по Афганистану, знал Марка Моисеевича.
- Да вот, Гассан Хоттабыч, племянник мой нашелся, помните, я Вам рассказывал тогда, в Кандагаре. Сын моего троюродного брата Якова, трагически погибшего пятнадцать лет назад.
- Помню, Марк ибн Моше. Значит, Ваш Гарик все-таки нашелся?
- Нашелся, вот он стоит. Только он совершенно не говорит по-русски. После гибели Якова его похитили неизвестные и отдали чужим людям.
- Ну, это дело поправимое… – Хоттабыч выдернул пару волосков из своей бороды, сказал что-то на незнакомом языке, а потом повернулся к Гарри. – Ну что, о Гарик ибн Яша, теперь ты меня понимаешь?
- Кхм… – закашлялся Гарри. – Т… Теперь п…понимаю. К…Как у Вас получилось… Г…Гассан Х…Хоттабович?
- Фамильная тайна, о Гарик ибн Яша, – улыбнулся в бороду старик.
- С…Спасибо…
- Не за что, о Гарик ибн Яша. Позволь полюбопытствовать, кто и где обучал тебя волшебству?
- Я учусь в школе «Хогвартс», это в Англии. Директор в этой школе – профессор Альбус Дамблдор.
- Слышал я про него, если не ошибаюсь, он немного похож на меня?
- Д…Да, Гассан Хоттабович, – все еще спотыкающимся тоном ответил Гарри. – Только он палочкой колдует… и нас этому же учит.
- Он немного неправ, о Гарик ибн Яша. Суть настоящего волшебства состоит не только в палочках, обрядах или заклинаниях. Настоящее волшебство основано на нашем познании мира и самого себя. Если твой уважаемый дядя Марк ибн Моше не возражает, я могу немного тебя обучить. Увы, но английская учебная программа, насколько я ее знаю, отличается от нашей в худшую сторону.
- Конечно, я не возражаю, Гассан Хоттабыч, – ответил старому магу Марк Моисеевич. – Гарик, а вот тебе я поучиться у уважаемого Гассана Хоттабыча настоятельно рекомендую. Я давно его знаю, и плохого он не посоветует.
- Х…Хорошо, Марк Моисеевич, – слабо улыбнулся Гарри. – Гассан Хоттабыч, я согласен.
- Замечательно, о Гарик ибн Яша. Жду тебя послезавтра, за этот месяц, что мы гастролируем в вашем городе, я могу дать тебе несколько уроков. А пока отпускаю тебя, проведи это время с родными.
====== Глава четвёртая. Три танкиста, Хаим-пулемётчик... ======
Долго брел в темноте я без мира и сна,
В пустоте суета подгоняла кнутом,
Но судьба подарила четыре окна,
Привела меня даль в этот дом.
Где подруга-трава расстелила постель,
А чернявая ночь подложила луну,
А краюха-зима наливала метель,
И я, пьян от всего, живу!
В мои четыре окна кричит вьюга!
В мои четыре окна летит лето!
В мои четыре окна поет осень!
Мои четыре окна разбила птица-весна!
В мои четыре окна смотрю я…
ДДТ «Четыре окна»
СССР, Ленинград, 18 апреля 1996 года
Когда Марк Моисеевич и Гарри вернулись вечером домой, на кухне их уже ожидал седой как лунь старик в круглых очках, тоже очень похожий на самого Гарри. Как Марк Моисеевич объяснял до этого своему племяннику, это был его отец, Моисей Израилевич Поттер, которого полагается звать «дедушка Мойше».
- О! Марик!
- Здравствуй, папа! Ты слышал, что наш Гарик нашелся?
- Да, да, мне уже Маша рассказала.
- Здравствуйте, дедушка Мойше… – несмело сказал Гарри.
- Гарик! О Боже, наконец-то! – старый еврей крепко обнял Гарри, не стесняясь слез. – Пятнадцать лет я тебя искал. С тех самых пор, как твои мама и папа… Боже, боже, как же ты вырос, вылитый наш бедный Яша… Где же ты пропадал все это время?
- Я учусь в школе «Хогвартс», это в Англии.
- Ах, да, да, помню, Яша про нее рассказывал. Но как так могло получиться, что мы пятнадцать лет не могли тебя найти? У кого ты был на попечении?
- У Петунии и Вернона Дурслей, это сестра моей матери и ее муж.
- Что за чушь, …! – выругался Моисей Израилевич. – Я хорошо помню твою маму, Лиля никогда бы не согласилась отдать тебя своей шармуте[15] -сестре. Помню ее слова, как будто вчера она мне их сказала: «ей незнакомо чувство сострадания, она никогда не сможет заменить меня». А твой папа, заранее зная, что в Англии идут разборки, написал завещание, где указал, что право опеки над тобой в случае их смерти переходит ко мне и моей бедной Риве. Пойдем, внучек, я тебе кое-что покажу…
Дед и внук прошли в гостиную, и Моисей Израилевич долго рылся в каких-то старых бумагах, потом достал и развернул перед ошеломленным Гарри свиток пергамента.
- Вот, посмотри, Гарик, это наше родовое древо. В последний раз его переписывал и зачаровывал мой дедушка Самуил, он уже жил в России, поэтому ты тут поймешь.
Гарри смотрел на историю своего рода, не веря тому, что видит. Как оказалось, история рода Поттеров началась с прародителя Авраама, его сына Исаака и внука Иакова больше трех тысяч лет назад. Перед глазами ошеломленного гриффиндорца проплывали имена и поколения, годы и века.
Как отдельная фамилия Поттеры возникли в XVI столетии от горшечного мастера по имени Менахем бен Лейб родом из Амстердама. Правнук мастера Зеев бен Ицхак бежал из охваченных очередной войной Нидерландов на восток, в германские княжества, и незадолго до своей смерти поселился в Праге. Внук Зеева, Моше бен Шмуэль, бывал в России, где записан был как «негоциант из саксонских немцев», но осесть в Санкт-Петербурге ему в тот момент не удалось. Впрочем, его внук Хаим бен Давид после второго раздела Польши оказался в России, там с тех пор род Поттеров дела и вел.
Английская ветвь современного рода Поттеров отходила от отметки с именем некоего Самуила Мордехаевича, родившегося в 1859 году в Одессе и умершего там же в 1922-м. Женат он был на Ревекке Моисеевне, урожденной Фишман, и от этого брака родилось двое сыновей, Израиль и Вениамин.
Родившийся в 1887 году Вениамин в 1912 году уехал в Париж и поступил учиться в Сорбонну. Там же он застал начало Первой мировой войны и эмигрировал в Англию. Женился он там же, в Лондоне, на эмигрантке из России Симе Давидовне Кац, и от этого брака в 1926 году родился сын Карл, он же Чарльз, он же Саул бен Биньямин.
Чарльз проживал в Лондоне, в войне по малолетству не участвовал, женат был на Дорее из некогда богатого и знатного, но к середине XX столетия порядком обедневшего рода Блэков, и имел сына Якова, или Джеймса, родившегося в 1959 году и умершего в 1981-м. Означенный Яков был женат на своей ровеснице Лили Эванс, и от этого брака в 1980 году родился сын Гарри. В этой ветви рода все отметки светились черным цветом, кроме горевшей красным отметки самого Гарри. И напротив надписи «Гирш бен Яаков – Игорь Яковлевич, 1980» стояла латинская цифра CCXLVIII, означавшая принадлежность к двести сорок восьмому поколению рода от прародителя Авраама.
Старший же сын Самуила Мордехаевича, Израиль Самуилович 1885 года рождения, остался в России. Он участвовал в Гражданской войне, дослужился до комбрига Красной Армии, получил за храбрость два ордена Красного Знамени, и скончался от старых ран в 1930 году. Женат он был на пережившей его на тридцать девять лет Доре Соломоновне, урожденной Рабинович, и от этого брака родился сын Моисей, ныне здравствующий. Напротив отметки «Моисей Израилевич Поттер, 1922» стояла цифра CCXLVI. У Моисея Израилевича от брака с Ривой Исааковной, урожденной Коган, родившейся в 1923 году и умершей в 1995-м, было трое сыновей, Лев Моисеевич 1949 года рождения, проживавший в Москве, Марк Моисеевич 1952 года рождения, проживавший в Ленинграде, и Давид Моисеевич 1956 года рождения, которого судьба занесла аж в Хабаровск. Эти трое составляли CCXLVII поколение рода. Следующее, CCXLVIII поколение, было представлено внуками Моисея Израилевича, и было там пятнадцать имен, старшим из которых был Алексей Львович, родившийся в 1970 году, а самым младшим – Семен Давидович 1992 года. Были уже у старого Моисея и правнуки, и CCXLIX поколение рода тоже уже насчитывало три имени.
- Вот, Гарик, смотри, это мой дорогой папа, Израиль Самуилович, комбриг Первой конной армии… – с фотокарточки смотрел военный в остроконечном шлеме-буденовке и с орденом Красного Знамени на груди. – Снято в Екатеринославе, теперь это Днепропетровск, в двадцатом годе.
- А вот это, – на очередной фотокарточке сидели в обнимку два мальчугана. – Тот, кто слева – это мой папа в детстве, а тот, кто справа, это его брат Вениамин, он же твой прадед. Снято в Одессе, в восемьсот девяносто третьем.
- А вот это я, – Моисей Израилевич достал еще одну фотографию с изображением бравого танкиста в сдвинутом назад шлемофоне. – Снято в Яссах в сорок первом. Как раз меня перед самой войной в армию призвали, и сразу в танковые войска.
- Так Вы воевали?
- Воевал, внучек, воевал. От звонка и до звонка. Начал в сорок первом под Яссами, закончил в сорок четвертом в Штрассбурге. Вот, смотри, там я каким был, – Моисей показал Гарри еще одну фотографию, с которой смотрел все тот же бравый танкист, только уже с орденами и медалями. – Демобилизовался, да поехал сюда, в Ленинград, поступать в мединститут, как хотел до войны. Меня мой фронтовой приятель сюда приглашал, вот здесь и остался. Женился тут же, троих сыновей воспитал, да и внуков дождался. Вот, теперь и тебя нашел, как мы договаривались об этом с твоим папой.
- Вы знали моих родителей?
- Конечно знал, вот, смотри, их письма, – Моисей Израилевич показал пожелтевшие листки бумаги. – Я переписывался с твоим папой, и часто ездил к нему в гости. Вот, смотри, последнее письмо от него.
Гарри взял в руки один такой пожелтевший листок, на котором прыгающим почерком, наверное, второпях, было написано:
«Дорогой наш дядя Мойше!
Наверное, это наше последнее письмо. Защита нашего дома взломана. Нас предали. Мы собираемся бежать из страны, если переживем эту ночь. Если же у нас не получится, и наш Гарри останется сиротой, прошу, не оставьте его, заберите к себе и вырастите как собственного внука. У вас в Советском Союзе ему будет лучше. Надеюсь, что Дамблдор до вас не дотянется. Второй экземпляр нашего с Лили завещания должен быть у вас, с ним не будет никаких проблем с оформлением опеки. Все, что у нас есть, мы завещаем своему сыну. Вас же я попрошу об одном – присмотрите за нашим Гарри, пока он не станет взрослым. Кроме него и Вас, у нас больше никого нет, и мы не знаем никого лучше, кому мы бы доверили нашего сына.
Навеки ваш,
Яков
31-Х-81»
Из глаз Гарри потекли слезы.
- Дедушка Мойше… Но почему… Почему я не знал этого? Я рос в семье сестры моей мамы, и они все там ненавидели меня! Они считали, что я урод, бесполезное ярмо у них на шее…
- Знаешь, Гарик, – Моисей Израилевич обнял двоюродного внука. – Если бы я смог тогда попасть к вам в Англию, то ты бы так и вырос у нас. Но когда я получил письмо от твоего папы, бросил всё и срочно вылетел в Англию, то в лондонском аэропорту меня завернули назад, сказав, что моя въездная виза больше не действует, хотя оставалось еще полгода до продления. Более того, мне там ясно дали понять, что я уже внесен до списка лиц, кому запрещено посещать их королевство. Вернувшись домой, я поднял всех своих связей. Мой фронтовой приятель Сёма Шульман тогда работал в МИДе, но даже он ничем не смог помочь, ни с моей визой, ни с твоими поисками. Ты как сквозь землю провалился. Благодаря Сёме я тогда дошел до самого товарища Громыко, пусть ему земля будет пухом, но даже Андрей Андреевич ничего не добился. Не помог и Гриша Волгарь, что был в нашем полку особистом, а после войны служил в КГБ. Там, по той линии, даже у товарища Андропова ничего не получилось. Хотя я и в КГБ писал, и в милицию. Впрочем, в милиции в розыск тебя таки объявили, судя по тому, что нашли тебя именно они.
- Значит, кто-то не хотел, чтобы я о вас знал.
- «Кто-то», внучек, это не «кто-то». Помню, когда я последний раз летом восемьдесят первого был у твоих родителей, был там же и этот ваш директор по имени Альбус Дамблдор. Тогда мы с ним хорошо поспорили, я настаивал, чтобы Яша бросал все и уезжал к нам в Ленинград, Лиля меня в этом всецело поддерживала, а этот бородатый поц [16] упорно стоял на своем, что, мол, на них и на тебе висит какая-то великая цель. Тогда я сгоряча заехал ему по морде, как у нас на войне это иногда бывало, и мне так кажется, что это он добился того, что мне аннулировали визу. А ведь я прилетел тогда со всем пакетом бумаг, все было железно, у меня было на руках завещание твоего папы, которое передавало опеку над тобой мне и твоей бабушке Риве, но англичане, чтоб они так жили, как прибедняются, сказали мне, что я могу засунуть это завещание себе в тухес [17]. На том тогда дело и кончилось, я написал запрос до МИДа, но ни на что уже не надеялся. Сёма на пенсию ушел, искать стало некому. Да и потом, не до поисков тут в те годы было.