Ая, до сих пор в нашем разговоре не участвовавшая, отвечает:
– …Да, наверняка.
Ее слова можно считать мнением эксперта.
– Видишь, я помогла тебе, Омине-сан!
Благодаря Янаги Кадзу идет сюда.
И мы будем противостоять друг другу лицом к лицу.
Я молча думаю. Блин… в о т с п а с и б о, ч т о в ы в а л и л а э т о в с е н а м е н ыя.
Не то чтобы я сам не рассматривал этот вариант – пригрозить Кадзу стиранием памяти Марии. Я прекрасно знал, что это позволит мне заполучить Кадзу сюда.
Но зачем мне идти на такой риск?
Если он узнает о наших намерениях заранее, он сможет лучше спланировать ответ – шансы, что он как-то вмешается в наши планы, вырастут. Это становится тем более важным, что он обладает потрясающей способностью уничтожать «шкатулки».
Если бы Янаги хотела мне помочь, она бы состряпала какую-нибудь совершенно не относящуюся к делу историю и ее скормила бы Моги.
Кстати, я удивлен, что она готова настолько далеко зайти, чтобы разделить Кадзу и Отонаси…
– Кадзу возненавидит тебя за это.
– Еще чего! С какой стати? – небрежно отвечает она. – В конце концов, я сделала все, что в моих силах, чтобы не дать тебе причинить вред Моги-сан, и более того, я передала ему твой план, не так ли? Если уж на то пошло, ему есть за что благодарить меня, а не ненавидеть.
…Что она вообще несет? Впрочем, если подумать… она права.
С точки зрения Кадзу, то, что Янаги выдала ему мой план, означает, что она на его стороне. И она пыталась защитить Моги, это тоже правда. Да, эта девка хорошо играет роль, которую Кадзу ей отвел.
Она тщательно планирует свои шаги, чтобы сохранить его хорошее отношение.
– Ну, спасибо, ты мне так помогла…
Ее действия должны послужить и ее собственной безопасности. Теперь, когда Кадзу знает, что я хочу стереть память Аи, он поймет, что Янаги – потенциальная жертва «Ущербного блаженства»; естественно, он попытается предотвратить это – попытается придумать, как защитить Янаги.
Короче, Янаги действовала так, чтобы повысить шансы на собственное спасение.
– …В общем, ты, может, так и считаешь, Янаги, но на самом деле ты только что сама вырыла себе могилу.
– Э? – она пучит на меня глаза. Я хватаю ее «тень греха». – …Аа, ААА!!!
Попробуй-ка на вкус грех убийств, которые ты совершила в «Игре бездельников».
– АААААА! АААААААААА!!!
Эту боль вытерпеть невозможно.
– Я считал необходимым использовать «Ущербное блаженство» у Кадзу на глазах, чтобы создать максимальный эффект. Но сейчас, когда он знает, что я собираюсь стереть память Отонаси, и мы знаем, что он идет сюда, все меняется. Кадзу поймет, что произошло, если Отонаси уже потеряет память к его приходу. Так мы и сломим его волю.
Янаги валится с кресла.
– АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!
– Возрадуйся, ибо твои действия приведут Кадзу к поражению. И отчайся, и взмолись об «Ущербном блаженстве».
Ее грех – убийство.
Янаги, конечно, та еще хитрюга, но в душе она добрый человек – чистая, совсем не преступница. Столь тяжкий грех ей нипочем не вынести.
И все же –
– …Я отказываюсь, – выдавливает она, к моему удивлению. – Я отказываюсь. Если я это сделаю – значит, я проиграла «Игре бездельников». Конечно, я чудовище, раз сделала то, что сделала, но это было неизбежно. Иначе было не выжить. Раз у меня не было выбора – я должна принять то, что сделала, хорошо это было или плохо.
– Кончай нести ерунду, убийца.
– Заткнись! Я не допущу, чтобы его усилия пропали зря. Кадзуки-сан каждый день ко мне приходил, когда я сидела взаперти у себя в комнате, и раз за разом объяснял, что у меня просто не было выбора. Он простил меня. И поэтому, пусть мне очень больно, я все равно не проиграю своим грехам… не проиграю!
– …Сколько ты еще сможешь так говорить?
Что бы она сейчас ни несла, долго она не продержится. Мне надо просто подождать, пока она не запросит пощады.
Однако.
– Прекрати, Омине! – кричит на меня Ая. – Я отказываюсь применять «Ущербное блаженство», если ты заставляешь кого-то просить о нем!
Я отпускаю «тень греха» Янаги.
– И не смей это больше повторять! Все, я решила: я ни за что не воспользуюсь «Ущербным блаженством», если ради этого ты заставишь кого-то страдать!
Она сама серьезность.
И потому Янаги освобождается от своей боли.
– Уу… ааа… ааа… – стонет она, сердито глядя на меня; слезы текут по ее щекам. – …Уу… ха-ха… ты это слышал?.. она не собирается применять свою «шкатулку» так, как тебе хочется… так тебе и надо!
Собрав остатки сил, она залезает в свое кресло и лежит там без движения.
– Кадзуки-сан… – шепчет она. Апеллирует к сочувствию Кадзу, хоть его и нет здесь? Так или иначе, теперь мне ясно: Янаги проинформировала его о моих планах, потому что хотела остановить меня.
– Блин, сучка тупая…
Какая досада. Мой план бы нормально сработал, если бы я ее подчинил себе как положено.
…Или это из-за Кадзу она может сопротивляться моей «шкатулке»? Потому что Кадзу сражался с «Игрой бездельников» и терпеливо помогал Янаги восстановиться после нее?
На меня накатывает волна слабости. Я погружаюсь в кресло.
Девушка-фанатичка все это время остается в полустоячем, полусидячем положении и смотрит на меня встревоженно.
Она действует мне на нервы.
– Проваливай.
– Чего?
– Уйди с глаз моих.
Она явно недовольна, но, поскольку верит в меня всецело, не осмеливается перечить моим приказам. Она встает и послушно выходит из зала.
– …
Фильм идет своим чередом, сцена за сценой.
Совсем скоро мне придется смотреть, как Рино жжет спину Коконе сигаретами.
Ладно, мое преимущество нейтрализовано Янаги. Головная боль и тошнота усиливаются, и с каждой минутой я слабею; однако все равно мне необходимо привести мысли в порядок и разобраться с ситуацией.
Держась руками за голову, я пересматриваю свои планы.
С момента окончания фильма «Повтор, сброс, сброс» мое положение ухудшилось. Вот пять изменений, о которых мне известно:
● «О» больше не на стороне Кадзу.
● Кадзу теперь умеет давить «шкатулки».
● Я понял, что «владелец» «шкатулки», в которой я сижу, – Коконе Кирино.
● Кадзу идет сюда.
● Ая отказывается использовать «Ущербное блаженство», если я силой заставляю кого-то просить ее.
С учетом этой новой информации мне надо изменить тактику. Изначально я считал, что мне достаточно сломить волю Кадзу; сделать это – и он сам отдаст «Кинотеатр гибели желаний».
Я ошибался. Даже если мне удастся одолеть Кадзу, я все равно проиграю, потому что Кири сохранит «Кинотеатр».
Тем не менее сломить Кадзу необходимо; я во что бы то ни стало должен нейтрализовать его разрушительную силу.
Для достижения победы мне достаточно выполнить следующие условия:
1. Привести «владельца» «Кинотеатра», Коконе Кирино, сюда до конца 11 сентября и заставить ее бросить «шкатулку».
2. Сломить волю Кадзуки Хосино, прежде чем он прикоснется к моей груди. Для этого заставить Аю воспользоваться «Ущербным блаженством», что заодно сотрет ее воспоминания о Кадзуки Хосино.
Какого дьявола? Как вообще можно выполнить эти условия?
Во-первых: как прикажете тащить сюда Кири? Как я смогу заставить ее отказаться от «шкатулки»? Как вообще я смогу ее убедить, если ее «шкатулка» подчинена одной-единственной цели – уничтожить мою? Мне никак не суметь всего за час перевернуть чьи-то твердые убеждения. Значит, надо найти способ уничтожить ее «шкатулку» силой.
Но у меня нет никаких средств сделать это. Невозможно.
Дальше, как я заставлю Аю воспользоваться «Ущербным блаженством»? Мне придется насильственно приволочь сюда кого-то из друзей Кадзу, вдобавок того, которому было бы интересно «Ущербное блаженство». Даже если мне это удастся, вряд ли этот человек так быстро примет окончательное решение воспользоваться «шкатулкой» Аи, а это даст Кадзу возможность уничтожить мою «Тень греха и возмездие». В конце концов, ему всего-то надо притронуться к моей груди.
Невозможно.
Если только я не буду управлять действиями Аи Отонаси, мне не победить.
– …
Погодите-ка.
Ааа, может, это и есть решение?
Для моей победы требуется лишь одно.
Это –
…с д е л а т ь А ю О т о н а с и м о и м [р а б о м].
Есть лишь один способ избавиться от «Кинотеатра гибели желаний» – уничтожить его, воспользовавшись способностью Кадзу. Я ведь могу [приказать] своему [рабу] даже покончить с собой. Если я пригрожу, что заставлю Аю совершить самоубийство, у Кадзу не останется иного выхода, кроме как подчиниться мне и раздавить «шкатулку» Кири.
Кроме того, я смогу [приказать] Ае использовать «Ущербное блаженство» и победить Кадзу, стерев ее память у него на глазах.
Сделав Аю Отонаси своим [рабом], я выполню оба условия достижения своей победы.
Однако.
– Я просто не смогу… – бормочу я, наблюдая, как Кири на экране отчаянно сопротивляется.
«Не надо! П-почему ты так делаешь, Рино?!»
Ая Отонаси – это в первую очередь железная воля. Я просто не смогу сделать ее [рабом]. Даже думать об этом – даром время терять.
«НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!»
Вопль несется из динамиков и вгрызается в мое сердце, подтачивая силу воли.
Я пытаюсь дотронуться до одной из серег – безуспешно. Не могу заставить себя даже руку поднести к голове.
Кончайте.
Кончайте.
Кончайте.
Кончайте.
Кончайте.
Кончайте уже! К черту!
– …Хватит.
Хватит.
Пора сдаться.
Пора прекратить пытаться создать идеальный мир собственными двумя руками.
– …Неужели придется их убить?
Кадзуки Хосино и Коконе Кирино.
Это возможно, если я воспользуюсь [рабами].
Если я это сделаю, разом решу проблему и «Кинотеатра гибели желаний», и способности Кадзу уничтожать «шкатулки».
Я знаю. Мой разум рухнет, если я сделаю это. Я и так уже на пределе; я развалюсь, к гадалке не ходи.
Однако я все равно не смогу долго оставаться в здравом уме. Мне надо найти кого-то, кто примет на себя мой груз, пока еще не слишком поздно; я должен передать силу «Тени греха и возмездия» кому-то, кто сумеет применить ее как надо.
Даже Синдо проиграла. Она была как раз из тех, кто вроде бы способен воспринять мои цели – хоть и в несколько искаженном виде, – но она утратила способность применять «Тень греха и возмездие».
Мои фанатичные поклонники даже не рассматриваются. Они годны лишь на то, чтобы подчиняться лидеру, не [приказывать] другим. Я мысленно пробегаюсь по лицам всех моих [рабов] – но не нахожу никого, кто подходил бы.
Никто из них не захочет пожертвовать собой во имя лучшего мира.
Таких просто нет.
Такой человек –
Такой маяк надежды –
Человек, способный принять мои цели как свои собственные, –
– …Все-таки существует.
Лишь один.
Есть лишь один такой человек. И, по правде сказать, он куда способнее, чем я.
Девушка, объявившая себя «шкатулкой» и отбросившая все во имя своей цели.
А я О т о н а с и.
Как только я это сознаю, на меня накатывает озарение.
Это как бросить на пол перемешанные кусочки пазла и смотреть, как они сами собой складываются в цельную картину. Звучит нелепо, но у меня сейчас именно так.
Я поднимаюсь с места. Еще секунду назад я был так слаб, что даже к серьге своей не мог притронуться, но кого это волнует? Превозмогая давление «Кинотеатра гибели желаний», я поворачиваюсь к Ае.
Мне так паршиво, что боюсь, как бы меня кровью не начало рвать, если я заговорю. Приступ головокружения нарушает мое чувство равновесия, так что я стою криво.
Однако же я сам не замечаю, как начинаю улыбаться.
– Ая, ты всегда искала новую «шкатулку», правда? И ты все время гонялась за «О» и «владельцами», чтобы ее заполучить – чтобы твое «желание» стало совершенным.
Ая, нахмурив брови, смотрит на меня.
– Ты ведь поэтому провела целую жизнь в «Комнате отмены» и потом оставалась с Кадзу – потому что он интересовал «О». Ты посвятила всю жизнь этой цели, ты все время шла ей навстречу. Ради нее ты и существуешь.
– Ну да, все так. А что?
На самом деле все ее усилия тщетны; Ае не суждено заполучить идеальную «шкатулку». Потому-то она и не может понять, кто такая «О», и вечно сражается с ней.
Ее «Ущербное блаженство» пытается остаться ущербным.
Но это лишь потому, что она сражается в одиночку.
Что если найдется кто-то, кто разделит ее ношу?
Что если она найдет родственную душу?
– Возрадуйся.
Что если найдется кто-то, у кого есть похожая «шкатулка»?
– Твое желание скоро сбудется.
Поняв, что я говорю на полном серьезе, Ая смотрит на меня в упор.
– Где она? Где «шкатулка», которая мне нужна?
«Ущербное блаженство» и «Тень греха и возмездие» похожи.
Они обе созданы сильной верой, но во многих отношениях хрупки и холодны. И в то же время их обе можно использовать почти для любой цели.
Мне всегда казалось, что они похожи.
– Вот здесь, – отвечаю я и показываю себе на грудь. – «Т е н ь г р е х а и в о з м е з д и е» и е с т ь т а «ш к а т у л к а», к о т о р у ю т ы и щ е ш ь.
Да – с моей «шкатулкой» она сможет наконец выбраться из зыбучих песков, в которые ее поймало «Ущербное блаженство».
Ая смотрит на меня во все глаза. Наконец опускает взгляд и качает головой.
– Ты хоть понимаешь, какую ерунду говоришь? Твоя «шкатулка» – не то, что мне нужно. «Шкатулка», которая жертвует другими, далека от моего идеала; вообще-то она совершенно противоположна тому, что мне нужно. То, что ты только что сделал с Янаги, – отличное тому доказательство.
– Это потому, что пользуюсь ей я, – возражаю я, вновь привлекая ее взгляд. – Ты права; когда я ее использую, эта «шкатулка» жертвует другими, потому что так я пытаюсь изменить мир. Однако ясно же, что ты с помощью нее сможешь сделать куда больше, чем просто создавать «людей-собак». По сути своей она дает силу управлять другими. Нет, такое выражение дает плохую окраску. Если говорить твоими словами –
Я заглядываю в ее упрямые глаза и произношу:
– Она дает силу направлять других.
Выражение лица Аи меняется.
Ага, я так и думал. Ей интересна моя «шкатулка».
– В ней есть сила, которую ты ищешь, – с убежденностью говорю я. – С и л а н а п р а в л я т ь д р у г и х к с ч а с т ь ю.
– Не может быть… но… но…
Она по-прежнему пытается отрицать это пустой логикой, но на самом-то деле она уже поняла –
Что я говорю правду.
Что именно мою «шкатулку» она искала.
Я подхожу к Ае Отонаси.
Бессилие, создаваемое «Кинотеатром гибели желаний», по-прежнему впивается в меня. Кроме того, с каждым моим шагом «тени греха» кусают меня все сильнее. Я иду шатаясь, хватаюсь за кресла, чтобы не упасть, – но иду, пробираясь туда, где сидит Ая.
– …Хе-хе.
Несмотря на ужасное самочувствие, я не в силах подавить набухающую во мне радость.
Я ведь нашел наконец ответ.
С того самого момента, как я заполучил «Тень греха и возмездие», я был готов заплатить за эту «шкатулку» жизнью. Я был готов к тому, что в недалеком будущем сойду с ума и умру позорной смертью.
Эта «шкатулка» по природе своей должна передаваться другим.