– Э?
При виде реакции Моги-сан все становится ясно.
Конечно. Разумеется, он не стал бы этого делать.
Этот [приказ] поступил – от другого [повелителя].
Но ведь, кроме Дайи, должен был существовать лишь один человек, обладающий властью [повелителя], – Ироха-сан. Сомневаюсь, что он доверил бы эту силу кому-либо еще. Да и сама Ироха-сан говорила, что она – единственный [повелитель], помимо Дайи.
– Но –
Но есть еще кое-кто, кому эту силу могла втайне передать сама Ироха-сан. Кое-кто, кому она доверяет, кто достаточно разумен, чтобы остановить ее, когда она окажется на грани собственного разрушения.
Имя этого кое-кого –
– Ю р и - с а н.
На лице Моги-сан тотчас проступает изумление.
– …Что?
Я был вполне уверен, что угадал, но, судя по всему, это не так.
– Видимо… я ошибся?
– Ты не ошибся!
– Хм?
– Почему ты ко мне обращаешься по фамилии, а к Янаги-сан по имени?
– …
Чего?
– Так тебя это волнует?
– Еще как! – заявляет она, залившись краской.
Похоже, я ошибся насчет того, что ошибся.
– …Мм…
В конечном итоге, [приказ] Моги-сан получила действительно от Юри-сан. Она хотела сообщить мне, находящемуся вне «Кинотеатра», что происходит внутри, и воспользовалась для этого Моги-сан.
Стало быть, я был прав, что послал Юри-сан к Дайе.
Однако.
Это создает и проблему: Дайя может использовать Юри-сан, чтобы стереть память Марии обо мне.
– Хосии, что теперь? Все пошло кувырком. Похоже, прятаться, как я предлагал раньше, смысла уже нет, да?
Я киваю.
– Вряд ли мы сможем избежать угроз Дайи, если будем прятаться.
– Ага.
– И его [приказы], похоже, становятся все мощнее. Он ведь даже СМИ может использовать.
Харуаки молчит – возможно, вспоминает ту женщину, появившуюся в виде «человека-собаки» на телевидении.
– Его фанатики тоже опасны, хотя от той девчонки с алюминиевыми глазами мы отбились довольно легко. Я и не думал, что они верят в него настолько слепо! Боюсь, они даже без [приказа] могут на нас напасть, когда узнают, что Дайя может лишиться своей силы.
– Гх, что же нам тогда делать?
Есть лишь один выход.
– Я д о л ж е н о т п р а в и т ь с я в «К и н о т е а т р г и б е л и ж е л а н и й».
Лично я, конечно, предпочел бы просто выждать.
Однако я войду в «Кинотеатр».
Это значит, что я собираюсь уничтожить его «Тень» своей «Пустой шкатулкой». Иными словами, я применю свою силу, позволяющую мне давить «шкатулки», на глазах у Марии.
Я не хочу показывать ей эту силу.
В смысле, возможно ли вообще будет уговорить ее расстаться со «шкатулкой», если она будет знать, что я с легкостью могу эту «шкатулку» раздавить? Это как попытка убедить кого-то угрозами; типа как сказать кому-то, держа нож в руке: «Порежь себя ножом, пожалуйста. О, но я, конечно, ничего тебе не сделаю!»
Я знаю, что Мария оставила меня навсегда, но если я сделаю такое, это еще ухудшит ситуацию.
Впрочем, выбора у меня нет.
Если я сяду на задницу и останусь здесь, в реальном мире, а там Мария потеряет память из-за Юри-сан, мое поражение будет полным и необратимым.
Я смотрю на собственные ладони.
Абсолютно нормальные ладони. Меньше, чем у Харуаки.
Но в них прячется надменная сила – давить чужие «желания».
– Этими самыми руками я одолею Дайю, – произношу я и сжимаю кулаки.
Харуаки, смотревший на меня все это время, слегка кивает.
– Ясно, ты идешь к Дайяну.
После этих слов он смотрит куда-то в пространство, размышляя – или колеблясь – о чем-то.
– У меня просьба, – заявляет наконец он, решительно глядя на меня. – Возьми с собой нас с Кири.
Он склоняет голову.
Нет, он заходит дальше. Он становится на колени и опускается передо мной лицом вниз.
– Ха-Харуаки…
– Пожалуйста! – выкрикивает он, прижимаясь лбом к земле. – Я хочу спасти Дайяна, а это если кто и может сделать, то только Кири. Их отношения сломаны, дальше некуда. Они пытают друг друга, я знаю. Но все равно… все равно я думаю, только она может его спасти, – он поднимает голову, на глазах у него влага. – Я хочу помочь им, чтобы они могли жить вместе! И даже если все кончится плохо, я хочу увидеть все до конца – любой ценой.
Он настроен очень серьезно, это очевидно.
Однако я не решаюсь дать ответ.
Я обдумываю, что, если возьму их с собой, могу оказаться в невыгодном положении. Все же моим первым приоритетом есть и останется Мария.
Моя бессердечность мне самому отвратительна, но все же – я «рыцарь» Марии.
– Хосино-кун…
В первое мгновение я подумал, что Моги-сан собирается укорять меня.
Но что-то не так – она вся побледнела.
– …Что случилось?
– Я только… только что получила сообщение от Янаги-сан, – отвечает Моги-сан. – Отонаси-сан стала [рабом].
Сцена 4. Пирсинг в 15 лет (2)
11. Парк, день
В объективе камеры бейсбольное поле посреди просторного парка. На заднем фоне звучат детские голоса, но поблизости от ДАЙИ и КОКОНЕ нет никого.
Черноволосый ДАЙЯ стоит на питчерской горке, Коконе устроилась на домашней базе, прислонясь к стене. Она в очках.
Панорамная картина дальнего края парка подсвечена золотым сиянием пшеничных полей.
ДАЙЯ бросает мяч несильно, по дуге, чтобы КОКОНЕ легче было поймать. Явно волнующаяся КОКОНЕ готовится ловить и вытягивает руку в перчатке. Мяч отскакивает от перчатки и откатывается в сторону. КОКОНЕ поспешно подбирает его и пытается вернуть, но ее бросок не долетает до ДАЙИ.
Так повторяется несколько раз.
Добродушно смеясь, ДАЙЯ подбирает мяч, улетевший совершенно не в ту сторону.
Каким-то образом КОКОНЕ удается поймать мяч, когда она берет перчатку обеими руками, но попытка вернуть мяч ДАЙЕ снова оканчивается ничем.
Он подбирает мяч, подкатившийся к его ногам.
Брошенный КОКОНЕ мяч опять улетает в сторону, и ДАЙЕ приходится бежать за ним.
Он наклоняется и подбирает мяч.
ДАЙЯ улыбается; он совершенно искренен. Тем не менее КОКОНЕ, которая не желает полагаться на него вечно, подбегает к нему, чтобы он поучил ее, как правильно играть.
КОКОНЕ внимательно слушает, пока ДАЙЯ объясняет насчет бросковых техник и правильной стойки. Похоже, ему это нравится.
КОКОНЕ бросает еще несколько мячей; ее попытки стали чуть-чуть лучше. Время идет, и она постепенно улучшает технику.
Мяч прилетает точно в перчатку ДАЙИ.
ДАЙЯ улыбается.
КОКОНЕ улыбается.
12. Парк, зимняя ночь
У ДАЙИ крашеные волосы и серьга в правом ухе. Он яростно швыряет бейсбольный мяч в бетонную стену. Мяч каждый раз отскакивает с громким стуком. Броски ДАЙИ никто не ловит; он совершенно один.
Пшеничные поля скошены.
Он замахивается и подает.
Из-за того, что он вложил в бросок слишком много силы и мало расчета, мяч взлетает высоко, попадает в сетку над стеной и застревает.
ДАЙЯ не может забрать его.
Он молча стоит и мрачно смотрит на мяч.
♦♦♦ Дайя Омине – 11 сентября, пятница, 22.50 ♦♦♦
Я на пределе.
В ушах звенит, как колокол, который предупреждает о землетрясении.
На экране Коконе Кирино, еще не покрасившая волосы, и по-детски наивный прежний я.
Я был готов.
Я был готов к тому, что мне покажут в фильме «Пирсинг в 15 лет».
Но предупрежден – не значит вооружен; боль, грызущая меня, пока я смотрю, все так же невыносима.
– …Ах.
Злая воля.
Злая воля.
…Злая воля.
Чья-то злая воля будто распинает меня в кресле острыми клинками. Мир изменил цвет, он стал грязным, цвета реальности. Меня охватило ощущение, что весь мир против меня.
И злая воля, к которой я уже привык, снова впивается в меня.
Мир в фильме так прекрасен, что разница с грязью сегодняшнего мира выделяется еще сильнее, еще ужаснее.
Аах.
Я хочу потерять сознание.
Я хочу избавиться от этой пытки.
– Дайя-сама.
Мое уплывающее сознание вернул к реальности голос, обратившийся ко мне в отвратительно напыщенной форме.
Сопротивляясь бессилию, которое навалил на меня «Кинотеатр», я усилием воли поворачиваю голову на источник звука. У входа в зал стоит незнакомая женщина. В моем ослабленном состоянии я не узнаю ее сразу же, но быстро понимаю, кто она. Ее лицо мне не очень знакомо, но среди моих [рабов] лишь самые оголтелые фанатики обращаются ко мне «-сама».
Однако это не та девчонка из средней школы, которую я как-то встретил в Синдзюку; у меня есть и другие фанатичные поклонницы. Аа, теперь вспоминаю. Женщина, которая идет сюда, – студентка университета, несколько раз пытавшаяся покончить с собой. Как и другие фанатики, она, когда я использовал на ней «Тень греха и возмездие», ошибочно приняла это за богоявление.
Ирония в том, что лишь некто настолько далекий от понятия «чистота» может сейчас вернуть меня в спокойное состояние.
Возможно, это потому, что она напоминает мне о реальности, которую я пережил, – совершенно не такой, как теплая картина, что я вижу в фильме. Просто потрясающе – такая мерзкая женщина, как она, позволяет мне взять себя в руки.
– В чем дело?
Хотя меня тошнит и раскалывается голова, я в достаточной степени собрался, чтобы вспомнить, какое задание поручил этой поклоннице. Я велел ей наблюдать за Кадзу.
Другой фанатичке, той самой школьнице, я [приказал] использовать Моги, чтобы вынудить Кадзу прийти сюда, – переломать Моги все пальцы, если потребуется. И одновременно я [приказал] этой студентке тихонько идти и следить за школьницей. Я почти не сомневался, что Кадзу будет слишком занят, разбираясь с Моги и той маньячкой, чтобы засечь еще одного из моих [рабов].
И еще я [приказал] ей войти потом в «Кинотеатр гибели желаний» и доложить.
Студентка подходит ко мне и склоняется, как верная рабыня. Она явно нервничает.
Я делаю очевидный вывод:
– Угроза не подействовала?
– Да.
Вполне естественный исход, если учесть силу, которую обрел Кадзу. Я отдал тот [приказ] до разговора с «О», а уже потом узнал про умение Кадзу давить «шкатулки». Так что эту атаку я уже списал.
Однако следующих слов я совершенно не ожидал.
– Но это еще не все; он раскусил ваш план!
Не в силах переварить новую информацию, я хмурюсь.
– Что ты имеешь в виду? Что именно он знает?
– Он знает, что ваша цель – стереть память Аи Отонаси, Дайя-сама!
– Что?
Как такое вообще возможно?
Само собой разумеется, я не упоминал этот план никому, кто находится за пределами «Кинотеатра гибели желаний», так что утечь он просто не мог.
– Если ему кто-то рассказал… может, «О»? …Нет, вряд ли она стала бы так делать после своего заявления, что Кадзу ее враг. Остается –
– Прошу прощения, но план выдала Касуми Моги.
– Моги?
Моги знает, что происходит внутри «Кинотеатра»? Как такое может быть?
Лишь секунду я раздумываю над этим вопросом, и ответ становится ясен. Я разворачиваюсь вправо.
– Юри Янаги.
– Э? Да? – заявляет она и распахивает глазки. Вид у нее абсолютно невинный. Однако я потихоньку начинаю уже понимать стиль ее актерства.
– Синдо поделилась с тобой силой? Без моего согласия? – спрашиваю я, полностью ухватив ситуацию.
Янаги больше не утруждает себя притворством и весело лыбится.
– У-ху-ху, – хихикает она, и тут же ее лицо становится ледяным. – Раз ты узнал, ничего не поделаешь. Да, ты прав. И Касуми-сан – мой единственный [раб], – добавляет она.
Ее провокационные манеры заставляют студентку-фанатичку смотреть на нее с нескрываемой враждебностью. Подав ей рукой знак отойти подальше, я продолжаю говорить с Янаги.
– Ты что, забыла, что моя победа поможет тебе сблизиться с Кадзу, или что?
– Хааа? Ты вообще о чем? Я уже говорила: с какой радости я буду подчиняться тому, кто меня убивал? Меня тошнит от одной мысли, что ты думаешь, что девушкой так легко управлять, так что будь так любезен, пойди и прыгни в огонь!
Эта девица – слишком для меня.
Пользуясь своей «шкатулкой», я могу стимулировать ее «тень греха» и пытать ее сколько мне угодно; я могу приказать ей сделать все, что захочу. И все равно она придумывает, как мне нагадить.
Я жду следующих ее слов, рассчитывая угостить ее «тенью греха» сразу, как только она заговорит.
Однако –
– Ш у т к а, – с улыбкой произносит она.
– Что?
– Шутка, Омине-сан! Пожалуйста, не сердись. Все не совсем так, как кажется, – на самом деле я помогаю тебе, как и обещала.
Несомненно, доверять ей я не могу, но все равно решаю погодить пока стимулировать ее «тень греха», а вместо этого выяснить ее истинные намерения.
– Ты утверждаешь, что раскрытие моих планов мне поможет?
По-моему, просто дешевая отмазка.
Однако Янаги отвечает «да!» с полной убежденностью.
Что она о себе воображает?
Янаги не тупа. Она должна прекрасно понимать, что, будучи [повелителем], я фактически держу нож у ее горла. Откуда у нее такая уверенность, что я не воспользуюсь этим ножом?
– Просто подумай, как Кадзуки-кун должен среагировать, когда узнает, что ты собираешься стереть память Отонаси-сан.
До меня начинает доходить, к чему она клонит.
– Ты хочешь сказать, что твои действия – т р ю к, ч т о б ы з а м а н и т ь К а д з у в «К и н о т е а т р г и б е л и ж е л а н и й»?
Янаги медленно, серьезно кивает.
– Да. Или ты не согласен, что это самая мощная угроза? Вовсе не нужно делать гадостей с пальцами Касуми-сан!
Стратегия с участием Моги была всего лишь отвлекающим маневром, бессмысленной уже мерой против «О». Неудивительно, что Янаги поняла, что это неэффективное средство.
– Отонаси-сан. Кадзуки-сан ведь придет, верно? – спрашивает она, поворачиваясь к Ае для подтверждения.