Иван в гневе высунулся в окно.
– Ах вы…!!!
На такое и усилий-то не надо.
Один выстрел…
А тут – залповая стрельба.
Медленно, очень медленно, мужчина осел у окна.
Ему еще повезло. Он умер сразу. Одна из пуль разорвала артерию на шее, так что Иван Алексеев истек кровью. Забавно, но умер он, как мужчина. Хоть и жил дураком и алкашом, но погиб-то защищая свой дом и свою семью, погиб от вражеской пули… судьба иногда любит пошутить.
– Открыть ворота!!!
Ага, ори, не ори…
Надя понимала, что надолго не задержит эту толпу. Но пусть они все войдут сюда! Пусть не смотрят по сторонам… пока она, пока дом, пока будут жрать и грабить… да пусть их!
Ворота ей не открыть… ну так хоть калитка!
Жом Сынок действительно был новичком.
И в отряде, и в Освобождении, и вообще… что там возраста? Шестнадцать лет? Потому и был прозван сыном полка, а в просторечии – Сынком. Подрастет, там посмотрим, как именовать будем…
Но мечты у парня были…
Вот ОН!
Выносит из огня прекрасную даму. И та целует его в губы.
Героически спасает самого жома Пламенного! Или хотя бы жома Урагана! И те… нет, не целуют! Но медаль-то дадут? Или хотя бы орден?
Вот он лично убивает императора!
Вот он останавливает натиск врага, лежа за пулеметом… нет, не лежа! Стоя! Во весь рост, а то форма испачкается, и как потом за наградами в ней приходить?
Не героически получается…
Вот – ОН! И этим все сказано!
А в жизни, увы…
Сынок, помой котел, Сынок, почисть коня, Сынок, ты где? Ага, ну н-на! Щас и еще добавлю, чтобы оружие в порядке держал…
Не эпично, не поэтично и вообще – где она, романтика Освобождения?
Нету.
Зато есть портянки и белье, стоящее колом. От пота стоящее…
А куда деться? Надо проводить реквизиции, надо добывать продовольствие, да, и ценности тоже..ж. жом Ураган объяснил, что все нажитое торами принадлежит народу! Вот, надо сложить, заактировать и сдать по описи, а то как же!
А народ потом разберется и наградит своих верных слуг.
Что, есть сомнения?
Нет? Вот и правильно, проживешь дольше…
Поместье Алексеевых тоже было в списке. Но ничего особенного там не ожидалось. Хозяин – пьяница, ну и бабы его…
Бабы, м-да…
Торы…
Они такие!
Не все красивые, но все ухоженные, холеные, кожа такая…
Вот когда он жениться надумает, обязательно себе в жены тору поищет, а то как же! Он же достоин? Достоин!
Жом Сынок единственный заметил, как начала приоткрываться калитка.
Это – враги!
Если из поместья стреляют, значит там сидят враги! Поработители недобитые! Угнетатели!
Стрелять их!
А если сейчас ка-ак из калитки десяток с саблями вылетит? Да верхами?
Сынок и не подумал, что десяток, да еще верхами, в этой калитке и в три приема не поместится, да и откуда они в поместье?
Вместо этого он просто вскинул руку с оружием – и выпалил в щель.
Раз, второй, третий…
Чего Хелла не хотела…
Три пули из пяти пришлись Наде прямо в грудь. И целился б сопляк, а так не попал! Но тут…
Женщина бессильно осела на гравий дорожки, щедро поливая его кровью… все. Что смогла для внука – она сделала. И на пороге смерти понимает – все получилось. Добежать они успеют, успеют… их никто не задержит и не увидит.
И зашумели над головой зеленые кроны деревьев, зазмеилась под ногами тропинка… и снова молодая Наденька бежит на свидание к большому дубу.
Там ждет ее Саввушка.
А если не ждет, то она подождет его. Она знает – любимый скоро придет.
– ИЗВЕРГИ!!! ТВАРИ!!!
Ирина Ивановна бесновалась в руках освообожденцев.
Сын?
То есть племянник?
Она о нем и даром не вспомнила… зачем ей тот мальчишка?! Когда отец… и мать… а сама она бьется в руках мерзких тварей… и почему-то земля под ними не разверзается!
И никто не спешит ей на помощь.
И…
Жом Радий сгреб ее за волосы, оттянул голову назад.
– Еще кто в поместье есть?
Ирина Ивановна ответила матом. Благо, от отца и брата слова знала.
Получила удар кулаком по лицу – и умолкла. Больно… и кажется, ей зубы выбили… кровь из носа потекла. Это вам не пощечины служанкам отвешивать, на которые дама была горазда. Это мужская рука, да с размаху…
– Что с ней делать, жом Радий?
Жом едва не фыркнул.
А что с ней делать? Видывал он таких… очередная бесполезная дура.
– Что хотите… только потом добить не забудьте.
Ирина все еще была не в себе, но грубые руки, рвущие платье, хватающие ее она почувствовала. Забилась, закричала…
Поздно.
Все – поздно.
И даже в эту секунду она не вспомнила, как пыталась спасти ее мать. Как уговаривала бежать… единственной мыслью было невероятное, неимоверное удивление.
ЗА ЧТО!?
КАК ЖЕ ТАК!?
Жом Сынок поднялся с едва дышащего тела. Прижал ей к виску пистолет – и спустил курок.
Сухо треснул выстрел.
Ирина Алексеева отправилась догонять родителей на извечной дороге перерождений.
Ну да, жом Сынок ее… того… последним, и хорошо хоть вообще допустили. И так жом Радий его ругал, что тору стрельнул. Понятно, стрельнуть надо было!
Ну так не сразу ж!
Сначала выспросить что, где, куда, а потом и стреляй, сколько тебе занадобится… хоть мишень прицепи! А он поторопился… челядь разбежалась, спросить – и то не у кого. Ищи сам чего хочешь.
Сейф, конечно, вскрыли. Но денег там было немного. Основную часть Надежда держала в банке, подальше от мужа. Оказалась бы в городе – сняла. Шкатулку с тем, что было в доме, отдала Матрене, а что было у супруга…
Да что там было?
Пара тысяч?
Может, и неплохо, но не по тем меркам.
Освобожденцы чувствовали себя хозяевами. Гуляли, пили, под утро дом загорелся, но это никого не расстроило. Ну, достанется жому Пламенному чуток поменьше…
А и ничего, не сдохнет! Кто ж ему чего расскажет? А война многое спишет…
Между временем и безвременьем
Хелла рассматривала три души.
Спокойно, сосредоточенно, словно под микроскопом.
Да, это одна из обязанностей богини смерти. Обычно такие души распределяют и без нее, но в этот раз было попросту интересно. Любопытно.
Три души.
Один жил грешно, да и помер смешно… забавные поговорки у смертных. Тем не менее – он защищал свой дом и свою кровь.
Спьяну ли, сдуру…были враги и он пытался. А что не убил никого… в таком состоянии он бы и в стену дома не попал.
Хелла прищелкнула пальцами, отправляя "бравого вояку" на свой круг испытаний. В следующей жизни он заслужил родиться человеком. Получше, чем сейчас.
Вторая душа.
Куда отправляются те, кто умер по дури?
По глупости, по упрямству, подставляя другого человека, ни о чем не думая, кроме своей спеси и амбиций? Было у Хеллы такое местечко… по горлышко в зловонной яме… в самый раз.
Пусть посидит дурочка, а как поумнеет, по земле еще змеей поползает. Или крысой побегает.
Третью душу Хелла рассматривала дольше всего.
Что ж.
Павшим за други своя и в загробном мире почет и уважение.
И… ты родишься в следующей жизни, Наденька Алексеева. И родишься красивой, умненькой и счастливой. Безмерно счастливой.
Ты все отдала. Положила свою жизнь ради родных и детей.
Умерла ради внука.
Осознанно шла на гибель, лишь бы выиграть время. Для этого не просто порыв нужен, для этого душа должна быть крылатой. А такой душе и оболочка нужна иная, и жизнь, в которой она сможет раскрыть свои крылья – так и будет!
По воле Хеллы.
Богиня отвернулась.
Три души покорно отправились, куда приказано. А она с интересом принялась наблюдать за происходящим. Что-то дальше будет в мире живых?
Любопытно.
Русина
Когда Савва увидел на пороге дома племяшку…
Сердце на миг екнуло, пропустив удар, сжалось в комок, а потом снова принялось отсчитывать глухой ритм….
– Что…?
Хотя мог бы и не спрашивать, и так все видно.
Девочка вся бледная, одной рукой тянет за собой мальчишку, в другой руке шкатулка из дерева… сам Наденьке дарил.
Он тогда ведь ничего подарить ей не мог – ну что он сделает для торы? Та любой подарок купит…
Только хотелось.
Шкатулку дарил, гребень… сам из дерева вырезал. Вот и…
Мальчишка в шаль закутан так, что одни глаза видать, весь дрожит…
Савва подхватил его на руки, кивнул Матрешке.
– Заходи, давай, да рассказывай.
Через полчаса Савва кивнул своим мыслям. Погладил Гошку по голове.
– Ты кушай, внучок. Вареньице вот, бери, клюква была, что вишня, сладкая… блинчик скушай, да чайком запивай. А то простынешь, с меня твоя бабушка шкуру спустит…
Не надеялся он ни на что.
Но не говорить же малышу правду? Нельзя…
Судя по тому, что рассказала племяшка… спасать – некого. Остается только сделать, что Наденька просила. Отвезти мальца в город, да и поселить в доме, который уж куплен. Но…
Но!
А кто с ним там жить будет?
Думал Савва недолго.
Оставлять мальца у себя? Ох, ненадежно это… его видели. Его знают. Прислуга-то у тора была все своя, из деревенских… думаете, никто мальчишку не признает?
Да еще как!
И не выдадут его?
Не выдадут Савву?
В такое счастье мужчина не верил. Мальчишку НАДО везти в город. А вот с кем…
Раздумывал Савва недолго. Часа не прошло, а он уже был в деревне. И стучался в маленький домик на окраине.
– Дунька, дело есть!
Вдова Евдокия визиту удивилась искренне. Савва к ней не захаживал. Хотя… между нами…
Вдова же!
Но не труп!
Случалось иногда… заворачивали к ней по ночи мужики… Евдокия о своих делах помалкивала. А чего болтать? Случается иногда… по слабости женской. То одного приветишь, то второго…
А как выжить?
Муженек-то с дури, считай, помер! На рыбалку пошел, да по синему льду. Бахвалился перед друзьями лихостью… под лед и провалился. Застудился, да и помер, а ей одной век вековать… детей поднимать! Шестеро осталось, мал мала меньше!
Выкорми, поди!
Савва, кстати говоря, к ней никогда не захаживал. Верность супруге хранил. Евдокия его за это уважала, а потому и сейчас не подумала, чего плохого. И дверь открыла.
– Почто пожаловал Савватей?
– Разговор есть… жена говорила, Ксюха у тебя с цепи сорвалась.
Евдокия помрачнела.
Сама-то она была осторожна. А вот дочь…
Дура!
Бывают такие девки, которые умнее всех! И учи их розгами, не учи… насмерть забить можно, а ума вложить не выйдет. Ксения была именно из таких.
Еще в четырнадцать рослая красивая деваха прыгнула в постель к тору Алексееву. На свадьбу она не надеялась, о чем думала – непонятно. Лето они с тором прокувыркались, потом Илья уехал, а Ксюха осталась. И дурная слава при ней.
Переспать с ней – переспали, на том все и закончилось. Хотя огорченной Ксюха и не выгладела, но кто тех баб знает?
Потом девчонка пошла по рукам.
Чего с ней Евдокия не натерпелась! Ворота дегтем мазали, побить девку пытались, молодухи плакаться приходили… да, и дурную болезнь пару раз подцепляла деваха. А вот детей ни разу не было.
Потому и Евдокия рукой махнула.
Дети – да, дело другое. Для них можно и мать пристрОжить. А коли не получаются… бесплодное дерево?
Так пусть цветет, пока не облетело!
Может, потому и деревенские бабы девку еще не прибили? Случалось, поколачивали, бывало, за косу таскали или поленом по улице гоняли. Но здраво рассуждали, что всякое бывает…
Деревенская практичность.
Не всякий раз бабе с мужиком можно. Бывает и так, что плод скинуть опасается, или после родов все болит, а им ведь охота! Пусть и шалашовка будет, но своя, деревенская. Которая никакой заразой не наградит!
Впрочем, все было до поры. И Евдокия за дочь искренне переживала. Ведь прибьют рано или поздно, но… бывает же так! Уродится гулящая девка родне на позор – и хоть трава не расти!
– Ты почто пришел? Душу тревожить?!
– Беду твою избыть, – Савватей прищурился. – Хочешь – девку в город отошлем?
Хочешь?! Хочу!
Но – цена?
Известная крестьянская практичность тут же заставила Евдокию поднять брови.
– Почто такие милости?
– То, – Савватей опустил голову. Здесь и сейчас врать он мог невозбранно, потому как ни Евдокия, ни ее дети, ни дочь никогда Гошку не видели. Гоняли Ксюху от господского дома, что таракана тапкой. – Грешен я, Дуня…
В принципе, он и не врал. История была абсолютно правдивой.
Загулял по молодости, нажил ребенка. Чем мог – помогал, но много ли он мог? А тут Освобождение…
Мать у мальчишки умерла, отец далеко, другой родни не осталось. Зато дом есть в городе… ежели Ксюха захочет, можно туда переселиться.
Условия?
Чтобы малец был накормлен, напоен, одет и обут. Пригляд, короче. А денег Савва даст. Остались от материнской родни…
Даже и не соврал. Просто не все сказал.
Евдокия думала недолго.
– Боюсь я, Саввушка. Ксюха дурная девка, сорвется, вразнос пойдет…
– Здесь я внука оставить не смогу, сама понимаешь… а туда наезжать буду. Выбора у меня нет… потом, может, кого другого пригляжу. А сейчас хоть бы так досмотреть…
Евдокия задумчиво смотрела в окно.
– Не знаю, Савватей. Чует мое сердце, Ксюха в беду встрянет. Что здесь, что там…
Савватей пожал плечами. Он отлично понимал, что это не выход. Но выхода-то и не было! Вообще…
Если б Ирина Ивановна… или Наденька… если б они остались живы… Савва задавил острый приступ тоски. Так вот и бывает, жил, не тужил, а сейчас… сам не понимал, как важна для него тора Надежда. С ее вечной улыбкой, хлопотами по хозяйству, ее добротой… да за что ее-то!?
Сволочи!!!
Ладно б Алексеева, того и можно, и нужно! Сам бы стрельнул! А Надю?!
– Где сейчас твоя-то?
– К утру будет, – отвела глаза Евдокия.
Признаваться, что она о дочери ничего толком не знает, ни где та шляется, ни с кем… Савва понял. И кивнул.
Подождем.
А что ему еще до утра делать? Дома сидеть? Так дома-то и не лучше! Дома все будет наводить на мысли… не уберег! Не спас!
Евдокия прищурилась. С подколкой, как испокон века заведено.
– Не боишься, Савватей?
– Чего бояться-то?
– Что нехорошее о тебе подумают. Жена приревнует…
Савва от души рассмеялся.
– Дуняша, коли жена меня после стольких лет заревнует – не зря я ее выбрал!
– Жаль, ты не меня выбрал.
– Так отказа боялся…
Уютно было чаевничать у горящей лучины, перебрасываться шутками, сплетничать о деревенских делах. И Савватей сейчас ни о чем не думал. Старался не думать…
Аксинью они дождались только под утро.
Вошла, косой тряхнула… на шее синяк, в волосах солома, взгляд шальной, губы припухли… Савва подумал, что своей бы дочери всыпал за такое что вдоль, что поперек. Но то своей. А Ксюха все ж девка неплохая.
Гулящая, но по-своему честная. Не подлая.
– Мамка, ты что? Дядька Савватей, что случилось?
И не дура.
Ни на секунду не подумала, будто он по телесной надобности. И не в том дело, что они за столом сидят – плоть побаловать несложно. Сотня мелочей есть, по которым сразу скажешь, кто и с кем… только внимательнее надо быть.
Нет, Ксюха не дура, и это хорошо.
– У меня к тебе дело, Аксинья. Не к твоей матери.
– Да?
Глаза удивленные. Оно и понятно…
Полчаса у Савватея ушло, чтобы повторить, что он Евдокии рассказывал. Аксинья думала недолго.
– Я согласная. Дядько Савватей, а сколько жить-то там?
– Покамест родичи мальца не найдутся. Может, и год. Али два…
– Согласна!
Савватей и не сомневался.