— А я ведь вам говорил, уважаемые гости, что такого больше нигде и нет! Мы умеем и добывать такую древесину, и правильно сушить её. Опыт! — расплылся в хитрой улыбке технолог.
— Невероятно… Но это наверняка очень дорогой материал, его можно будет использовать только на инструментах высшего класса, по спецзаказу — как это у нас называется, custom shop. А что-нибудь попроще у вас есть?
— А вот на что-нибудь попроще мы пилим старые яблони в садах. Конечно, в основном идут на дрова… но кое-что отбираем, сушим, как полагается. Такой редкостной доски, понятное дело, из них не выйдет, но я уже прикинул: ведь инструменты подешевле всё равно будут выпускаться под цветным лаком, так для них деку можно сплачивать из трёх или даже пяти дощечек. Зато дерево тоже отличное — плотное, звонкое! Ой-бай, я бы сделал себе из него прекрасную домбру! И сделаю! Но сначала давайте сделаем вашу гитару.
Вот тут Штелле и совершил ошибку. Вспомнив, как приятно было развеяться за укладкой паркета, решительно сбросил с плеч пиджак от Габбаны и потянулся за фанерными шаблонами, которые всю ночь вырезали по его эскизам и размерам, привезённым Фендером, модельщики фабрики.
Спустя бесконечный час оглохший, покрытый кашей из перемешанной с потом мельчайшей стружки и злой как миллион Бжезинских Пётр проверил лекалами все изгибы свежевыпиленной деки и с величайшим облегчением доверил дальнейшую работу опытным краснодеревщикам.
Упав на принесённый кем-то стул, Первый Секретарь краем уха слушал, как Фендер через Козьмецкого сокрушается, что некогда сделать переклейку грифа хотя бы из трёх частей, а мастера убеждали его, что скорее у верблюда отвалится горб и из него потечёт вино, чем поведёт гриф, сделанный из этого редкостно ровного и длинного отрезка ствола долана (боярышника), который специально для такого случая нашли на самом старом складе. Потом сокрушались уже мастера, что не подумали подготовить такой-то и такой-то крепёж, а Лео с видом Хоттабыча извлекал искомое из бездонного чемодана. Потом на ГАИшной машине с мигалкой отправляли гонца в магазин радиотоваров за батарейками «Крона», которых в Фендеровском чемодане все-таки не обнаружилось.
И вот наконец первая электрогитара Казахстана, ещё не лакированная, с собранной на соплях начинкой, утвердилась на коленях у Тома Уокера — больше никто из присутствовавших, включая самого Лео Фендера, играть не умел. Тоже успевшие устать старички расселись полукругом на резных стульчиках местного изготовления.
Подключили небольшой «комбик», который американцы привезли с собой, надеясь также развернуть его производство. Уокер посмотрел куда-то в бесконечность, щёлкнул тумблером… и заиграл вступление к песне «Отель Калифорния». Украли нетленку! У врагов ведь можно воровать. Это и не воровство, а промышленный шпионаж.
Демонстрация привела всех бабаев, независимо от национальности и подданства, в буйный восторг, несмотря на то что ещё накануне вечером, пожалуй, ни один из них не нашёл бы доброго слова для такого явления, как электрогитара. Американцы не в счёт. Пётр предложил сообща придумать для инструмента название.
— «Абай»! — вдохновлённо, будто послушал самого великого акына, высказался Байбаев.
— «Стингрей» («скат»)! — смотря на инструмент влюблёнными глазами, предложил Фендер. Он давно хотел назвать так новый инструмент — и назовёт в будущем, но, видимо, уже не в этом.
— «Ариран»! — задумавшись о чём-то своём, выдохнул Ким.
— «Медео»! — катнул пробный шар Пётр. Имя там оно или фамилия — но слово-то красивое.
— «Имени XXIII Съезда КПСС»! — бахнул какой-то мужик, чей вклад в создание инструмента ограничился метанием по комнате и попытками раздавать ЦУ всем подряд. Парторг фабрики, что ли? Под синхронным испепеляющим взглядом всех собравшихся, даже тех, кто не владел русским, выскочка на глазах уменьшился в размерах и улез в задние ряды.
— «Алатау»!
— «Эдельвейс»!
— «Акжелен»!
— «Октава»! — кто-то щегольнул подкованностью в музыкальных вопросах.
— «Космос», — вдруг басом произнёс Батуров, перекрыв всеобщий галдёж. За весь день до этого он, кажется, не проронил ни одного слова — только вертел в руках радиодетали, привезённые американцами, и похмыкивал.
Базар-вокзал на секунду прекратился — и поднялся с новой силой. Предложение сразу понравилось всем, и под радостный гомон успевший немного очухаться Пётр торжественно нанес свежепридуманный логотип на узкое, невиданной формы перо грифа. Никакого «мьюзикмена» не будет. Cosmos Guitars — побеждать в космосе русские будут даже на земле!
Глава 12
Интермеццо 10
Чтобы кожа рук не шелушилась от мороза, возьмите половину лимона, щепотку соли… бутылку текилы, и не выходите на улицу.
Кавалер ордена «Ленина», кавалер ордена «Красной Звезды», кавалер кубинского ордена «Плайя Хирон», кавалер ордена «Почётного Легиона» Кадри Лехтла была выдернута из санатория в Крыму и доставлена в Ереван военным бортом вместе с ещё десятью военными. Сначала её вертолётом добросили до Краснодара, а потом, выдав сухой паёк, сразу перегрузили на самолёт. В Ереване тоже не задержались. Опять вертолёт, и под самый вечер они, наконец, прочно утвердились на земле. Встречающий майор сообщил, что находятся они сейчас армянском городке Цахкадзоре. Жить будут в санатории Дома писателей Армении. Недалеко в горах имеется тир. Сам санаторий — весь в шапках снега. Архитектура необычная. Оказывается, от Еревана всего километров пятьдесят, но вчера был сильный снегопад и дороги ещё не расчистили.
Поселили Кадри в двухместный номер с единственной кроме неё девушкой.
Всего же — человек пятьдесят. И даже не надо гадать, кто они. Все — снайпера. И ни одного юнца — всё матерые, повоевавшие убийцы. Молчаливые, спокойные, наблюдательные, вежливые. К одному при Кадри подбежал лейтенантик и козырнул: «Разрешите доложить, товарищ полковник». Все в штатском.
В тире постреляли немного, приноравливаясь к новеньким СВД. Кадри всегда считала себя хорошим стрелком — но среди этих зубров были, получается, и очень хорошие. Потом пристрелка в горах. Интересно, а для чего готовят? Не одного-двух. Пятьдесят человек! В горах. Что-то серьёзное намечается. Соседка Света обмолвилась как-то про Казахстан. Кадри там ни разу не была, но горы и Казахстан у неё в голове не соединялись. Бескрайние степи. Целина. Огромные стада сайгаков, про охоту на которых с вертолёта ей как-то рассказывал один из преподавателей года три назад.
Тёплые тут, в Армении, зимы. Почти как у неё на родине. Только там зимой сыро, а здесь такой волшебный воздух! Жаль, тренировки скоро кончатся. Через пять дней их на самом деле отправят в Казахстан — так утром на разводе объявил приехавший с инспекцией генерал.
Что там в Казахстане? Да ну?! Китай?!
Событие двадцать шестое
— В Монголии есть такой обычай: когда в семье рождается сын — отец сажает дерево. Если сын вырастает дураком — то это дерево срубают…
— Был я в той Монголии… Степь до горизонта…
Дома было холодно. Жены нет. Детей нет. Даже Маши-Вики нет — поехала под охраной в местный Дворец Пионеров посмотреть на ансамбль народных инструментов. Дома — только присланный сегодня двойник Лии. Если честно, то постарались там на славу. Ну, может, и не сестра-близнец, но с десятка шагов точно не отличишь. Звать смертницу Дашей. Старший лейтенант милиции. Сидит в своей комнате, закутавшись в одеяло, и книжку читает.
Пётр решил чайку себе горячего сварганить — согреться. Самое интересное, что в квартире газ. Баллона не видно — странно, вроде разводки на стенах не заметил. Нужно потом узнать, что за чудо. Достал из спичечного коробка с изображением какого-то местного заповедника спичку, чиркнул — сломалась, достал вторую — вспыхнула и не загорелась.
Вспомнил анекдот не анекдот — историю, про Сталина.
Сталин, как известно всякому встречному и поперечному, курил трубку. И разжигал табак он простыми спичками — одна советская копейка за коробок, такими же, как и все смертные. Ничем не отличался Вождь от миллионов подданных Красной империи.
Ну не было тогда в СССР пластиковых зажигалок, которые сейчас продаются в каждом табачном ларьке.
Так вот: собирает как-то Вождь советского народа у себя в кабинете директоров всех спичечных фабрик. Было их на весь союз немного — с полдюжины. Некоторым пришлось ради этого короткого разговора ехать из-за Урала и с Кавказа. Широка страна моя родная. Иосиф Виссарионович молча достаёт из ящика трубку, коробок спичек, пытается прикурить, чиркает — спичка тухнет. Другой коробок, чиркает — спичка гаснет. Третий — спичка ломается. Раза с шестого-седьмого Сталину прикурить все-таки удалось.
Выдохнув табачный дым и глядя на директоров, начавших понимать, к чему
клонит вождь, и чем это может закончиться, Сталин произнёс: «Так, товарищи руководители, вопросы есть?»
Вопросов не оказалось, директора молча отрицательно покачали головой. «Раз нэт — свободны».
И наладили. Ну, наверное. Очевидно, алма-атинского не позвали. Придётся завтра Пётру из себя изображать товарища Сталина. Надо усы отрастить! Без усов эффекта того не будет.
Лучший друг физкультурников справился со спичками — и у Петра получилось. Привезли Машу, покормил, чаем горячим напоил и спать под тремя одеялами уложил. Нужно утром будет шашку-то наточить. Сам мёрз — все лишние одеяла кончились. Один полушубок остался. Укрылся, но снял — тяжёлый. Как называется процесс, когда один элемент в другой превращается? Там углерод точно на свинец заменили.
Утром в ЦК на Комсомольскую вызвал профильных спецов: министра лесной и деревообрабатывающей промышленности Михаила Валентиновича Никифорова и председателя Госкомитета лесного хозяйства Сейтгали Джакипова. Почиркал спичками.
— Объясните?
— Чего? — хором.
— Почему спички горят хреново?
— Нет.
— Сейчас ругаться начну.
— Пётр Миронович, вот, возьмите зажигалку, — протянул тяжёлую железную штуку Никифоров.
— Почему ваши спички не горят?
— Но это не наши спички.
— А этикетка?
— Это Барнаульская спичечная фабрика. Ей такую разнарядку дали — заповедники на этикетке печатать.
— А Барнаул — это…
— Алтайский край. РСФСР.
— Слушайте, извините, товарищи, этикетка сбила с толку. Ну, раз уж собрались, может, отвезёте и покажете, где у вас эти волшебные дикие яблони растут?
— С радостью.
Поехали на трёх УАЗиках и одной «Волге». В «Волге» — три телохранителя. В двух УАЗиках — милиция. Пётр сел с лесниками. Ехать пришлось чуть не час — дорогу не чистили. Не то чтобы совсем заметена, но с проблемными местами. Один ментовский УАЗик заглох.
Приехали.
Почти. Чуть не доезжая до стана, дорога была перекрыта трелёвочником с зачекерованными хлыстами древесины. Пока трактор старательно пробивал снежную бровку, уступая УАЗу дорогу, Никифоров вышел покурить. Пётр с Джанкиповым тоже вылезли, ноги размять. Менты остановились метрах в пятидесяти, а «девяточники» — рядом. Тоже перекур устроили. Джакипов подозвал тракториста, который с большим трудом сумел согнать трелёвочник с дороги. На морозном воздухе главный лесник принюхался, и:
— Да он же пьян!
— Действительно, пьян! — тоже принюхавшись, подтвердил Никифоров.
— Фамилия! — набросился на бедолагу Джакипов.
— Орхипенко, — понурил голову тракторист.
— Ты, Орхипенко, сегодня трактор сдай, а завтра первым делом в управление — я лично тебя по тридцать третьей уволю.
Тракторист сначала вроде что-то хотел вякнуть, отчаянно показывая на трактор без стёкол и дверей — но, посмотрев на каменные лица руководства, отчаянно махнул рукой и направился к своему железному коню. Дальше ситуация вышла из-под контроля, так как через минуту тракторист вернулся с неплохой такой монтировкой. Не обращая внимания на открытые рты начальников, он саданул монтировкой по лобовым стёклам УАЗа, потом по боковым — почесал затылок, вынес и заднее стеклышко. Потом так же молча залез в салон и шарахнул монтировкой по крыльчатке печки. Осмотрев творенье рук своих, он остался вполне доволен и, достав из-за пазухи едва початую бутылку водки, сунул её в руки так и стоявшему с открытым ртом министру.
Тут подоспели и менты, и КГБшники — повязали и ткнули мордой в снег.
— А ну отставить. Отпустите мужика.
Не сразу, далеко не сразу — но джигиты местные и бугаи московские мужчинку отпустили. Монтировку, правда, не отдали. Орхипенко отряхнулся, дошёл до трактора и залез в кабину без окон и дверей. Трактор рявкнул, окутался сизым дымом и минут через пять скрылся за поворотом.
До Алма-Аты было сорок пять километров, мороз градусов семь и ветер. Водку лесники выпили километров через пять, и по приезду уволили механика участка, предупредив главмеха, что следом пойдёт и он, если в течение двух дней все трактора на участках не будут оборудованы стёклами, дверями — ну и, конечно, печками. Ну, это так потом Никифоров отчитался.
Про тракториста никто не вымолвил ни слова.
Сходил, называется, за спичками.
Событие двадцать седьмое
— Ближе к полуночи моя сущность меняется.
— Под светом луны превращаешься в волка?
— Не, под светом из холодильника превращаюсь в саранчу.
Состав совещания был мал да во… Вонюч! Без всяких кавычек. Козьмецкий, чёрт бы его побрал, вылил на себя целый литр одеколону, и сейчас благоухал на весь кабинет. Запах был противный. Что-то терпкое, цветочное, экзотическое. Американец, чего с него взять! Министра финансов Илью Лукича Кима запах, похоже, тоже раздражал, так как он отсел от будущего министра экономики на максимально возможное расстояние — то есть на метр. Министр сельского хозяйства Михаил Георгиевич Рогинец сидел рядом с Георгием Георгиевичем и, судя по кислому выражению лица, тоже бы отсел, да вот беда — некуда. Мельник Григорий Андреевич, министр производства и запасов сельскохозяйственной продукции Казахской ССР, сидел по другую сторону любителя парфюма и эмоций не выражал. Последним прозаседавшимся был предсовмина Казахстана Масымхан Бейсебаевич Бейсебаева.
Новый гражданин СССР хвастал вчера полученным в Москве паспортом. Вот убожество-то. Привыкший к совсем другого вида красивым ярким красно-коричневым книжечкам с золотым тиснением, Пётр в двадцать какой-то раз дал себе слово нарисовать образец и отдать Косыгину. Сейчас паспорта немного меньшего формата, обложка — тёмно-зелёная с диагональной фактурной сеткой. Надпись «ПАСПОРТ» посредине, и в верхней части — чёрный герб СССР.
Обсуждать собрались сельское хозяйство. Ну, это приглашённые дядьки так думали. Пётр, собирая товарищей, тоже думал о сельском хозяйстве, но о другом.
— Так, давайте начнём, товарищи. Я сейчас буду вслух мечтать, а вы — меня поправлять. Только ногами не пинайте. Уверяю вас — это не бред. И Белая Горячка ко мне не заходила. Первое — звероводство. Представьте себе километровые навесы. Просто крыша без стен, и под ней в несколько рядов — тысячи и тысячи клеток. В клетках — черно-бурые лисы, норки, горностаи, ондатры. В чём главная проблема звероводческих хозяйств?
— Мясо? — сходу выдал Мельник.
— Точно, Григорий Андреевич. Мясо. А у нас миллионные стада сайгаков. Нужно сегодня же запретить их отстрел, и тем более — продажу мяса населению. Пока мы скупаем по всему миру, будущие шапки и шубки пусть размножаются. А потом нужны не дикие орды стреляющих тысячами сайгаков, а заготовители кормы для зверосовхозов. Браконьеров расстреливать на месте. И это не шутка! Оформлять как попытки нападения на сотрудника милиции. Уверяю вас, они исчезнут как класс после нескольких публикаций в газете и показа новостей по телевизору.
— Так нельзя! Это же люди! — вскочил с места Бейсебаев.
— Так будет. Перед этим нужно провести акцию в газетах и по радио с телевидением — предупредить. Кроме того, введите новую статью в Уголовный кодекс республики. Пусть называется «Нанесение вреда экономике Казахстана». Конфискация и десять лет принудительных работ. Канал будут вручную рыть от Каспийского моря к Аральскому.
— Канал?