— Ух ты. Может, мне стоит сообщить родителям, что я больше с ними не живу?
— Ты не появлялась дома со свадьбы сестры. Думаю, они уже в курсе.
Лейла обнимает меня за шею.
— Сколько событий всего за день. Мы признались друг другу в любви, съехались… и официально стали парой в инстаграм. — Последние слова она произносит будто в шутку, но у меня живот сводит оттого, что Лейла видела фотографию.
— Ты видела?
Я вижу, как увядает ее улыбка, и понимаю, что комментарии под фотографией она тоже прочла.
— Ага.
— Не беспокойся, я ее удалил.
— Да? Я была не против.
— Я в любом случае оказался не готов к тому, что незнакомые люди будут высказывать мнение о нас.
— Ты для них ненастоящий. Так уж люди ведут себя в соцсетях. — Лейла целует меня. — Сам виноват, что так чертовски привлекателен, — добавляет она с улыбкой.
Какое облегчение, что она не принимает это на свой счет.
— Не уверен, что хочу дальше публиковать наши совместные фотографии. Не хочу, чтобы нашли твой профиль и стали тебя доставать.
Лейла смеется:
— Тут ты опоздал. Ты подписан всего на тридцать человек, и я одна из них. Меня уже нашли.
Я слезаю с нее и сажусь на кровати.
— Что значит, уже нашли?
— Пока только одна девушка, — отвечает Лейла. — Соня? Сибил? Не помню ее имени, — равнодушно уточняет она, но я прекрасно знаю, о ком она говорит.
— Сейбл?
Лейла, подмигнув, указывает на меня пальцем.
— Точно. Сейбл. Но я ее уже заблокировала.
От Сейбл ничего не было слышно с тех пор, как я заблокировал ее номер за несколько месяцев до встречи с Лейлой. И ее интерес к моим записям лишь усиливает мои опасения на ее счет.
— Что она написала?
— Не знаю. Она прислала мне два десятка сообщений. Я прочла только два и ответила, чтобы она перестала страдать фигней. А потом заблокировала ее. — Лейла проводит пальчиками по моей ноге и наклоняется ко мне с улыбкой, будто все это кажется ей забавным. — Ты с ней спал?
Я ни разу не врал Лейле. Никогда не чувствовал необходимости, потому что она самый понимающий человек из всех, кого я встречал.
— Мы встречались пару месяцев, но вскоре поняли, что наши отношения были ошибкой.
Лейлу это, похоже, забавляет.
— Ну и ну. Она их ошибкой не считает. Ошибкой она считает меня.
Ошибкой была Сейбл, но я не хочу говорить о ней ничего, что могло бы обеспокоить Лейлу. Хотя из-за этой девушки определенно стоит беспокоиться. Я понял это только через несколько недель после знакомства. Может, потому что сосредоточил все внимание на реакциях своего члена, а не на том, что чувства Сейбл ко мне были совершенно иного рода.
Поначалу я думал, что знакомство с ней было случайным, но вскоре узнал от Гаррета, что Сейбл организовала мой фан-клуб еще за год до нашей встречи. Я потребовал от нее объяснений, после чего все пошло наперекосяк. Она плохо восприняла мою попытку порвать с ней. Начались беспрестанные звонки. Потом сообщения. Голосовые сообщения. После чего она стала приходить на концерты и требовать, чтобы я дал ей еще один шанс.
Гаррет с ребятами прозвали ее Нестабильная Сейбл.
В итоге, во время одного из концертов, охрана выставила ее за дверь. Пару дней спустя я заблокировал ее во всех соцсетях, включая страницу, с которой она вела «Фан-клуб Лидса Габриэля».
Все это походило на сумасшествие. Она была сумасшедшей.
И меня всерьез беспокоит, что эта девушка до сих пор просматривает мой профиль и пишет людям, фотографии с которыми я выкладываю.
— Такие люди, как Сейбл, заставляют сомневаться в том, что мне хочется внимания общественности. Зачем я вообще в это лезу, если мне претит все, что с этим связано.
Лейла укладывается на меня.
— К сожалению, не получится продавать музыку, не мелькая в сети. Слава идет в комплекте с психопатами. — Она целует меня в нос. — Если однажды станешь знаменитым и начнешь много зарабатывать, сможешь нанять человека, который будет чистить твои соцсети от интернет-троллей, и не придется иметь дело с ними самому.
— Хорошая мысль, — отвечаю я, хотя у меня уже сейчас достаточно денег, чтобы нанять человека, который будет вести мои соцсети. Мы с Лейлой так и не затронули вопрос моего финансового благополучия в разговорах. Она считает меня живущим впроголодь музыкантом, но все равно любит, будто я могу бросить весь мир к ее ногам. Что может быть приятнее, чем чувствовать себя любимым за то, кто ты есть, а не за сумму на банковском счете.
— У меня все мысли хорошие, — улыбается Лейла, — потому ты и любишь меня.
— Так сильно, — я целую ее, но мой поцелуй омрачает чувство тревоги.
Лейла понравилась мне с самой первой встречи. Меня влекло к ней. Но среди чувств, которые я испытывал, не было тревоги. И вот по прошествии нескольких недель, я начал беспокоиться за нее.
Возможно, беспокойство — единственное, что отличает любовь от симпатии.
Я раздумываю, не сказать ли ей, чтобы была особенно осторожна в мое отсутствие, потому что моя тревога возросла многократно. Мне бы хотелось, чтобы Лейла никому не открывала дверь, пока меня нет рядом. И очень бы хотелось, чтобы она удалила свои страницы во всех соцсетях. Но я помалкиваю, потому что она взрослая женщина.
Сам не пойму, отчего у меня такое дурное предчувствие, ведь по большому счету я сейчас никто. Неофициальный фан-клуб и пять тысяч подписчиков не делают меня знаменитостью. Да и пара комментариев в сети от фанатов не повод для такой гиперопеки. И все же я установил охранную систему на время своего отсутствия. Так мне будет спокойнее.
— Мы встречаемся с Гарретом через два часа. А еще надо принять душ и собраться.
Лейла целует меня и встает с кровати.
— Я разогрею тебе лазанью. Будешь чесночный хлеб?
— С удовольствием.
Лейла закрывает за собой дверь в спальню, и я неохотно иду в ванную.
Может, стоит завести собаку. Защитника вроде немецкой овчарки. Мне будет спокойнее, когда придется оставлять Лейлу одну.
Я включаю воду и снимаю рубашку, но не успеваю расстегнуть штаны, как слышу стук в дверь. Я сказал Гаррету, что мы встретимся у него. Может, ему надоело ждать.
— Я открою! — кричу я из ванной. Начитавшись комментариев в сети, я не хочу, чтобы Лейла открывала дверь. Тем более Сейбл знает, где я живу. Она спала в моей постели.
— Открываю! — кричит Лейла в ответ.
Я быстро надеваю футболку, как вдруг слышу этот звук. Будто взорвалась хлопушка. Паф!
Во мне стынет кровь, кажется, будто вены лопнут как стекло, если я двинусь с места. Но я двигаюсь. Я бегу.
В дверях спальни я снова слышу этот звук. Паф!
Распахнув дверь, я вижу, как единственная, что любима и дорога мне, та, ради кого я живу, без сознания лежит на полу гостиной. Лужа крови растекается под ее плечом. В волосах. Упав на колени, я приподнимаю ее голову.
— Лейла, — еле слышно зову я, и мое плечо пронзает жалящая боль.
Все расплывается.
Превращается в кошмар.
Замирает.
Просто замирает…
Просто…
Показания
Детектив не произносит ни слова.
Во всем доме не слышно ни звука. Ни единого.
Надо выпить еще бурбона. Будто прочтя мои мысли, детектив встает за бутылкой. Затем ставит ее на стол и пододвигает ко мне.
— Что было дальше?
Я пожимаю плечами. Делаю глоток.
— Она выжила.
— Кто стрелял в нее? Сейбл?
Я отвечаю кивком, стиснув челюсти.
— Да. Из-за гребанного поста в инстаграм. — Мои слова звучат отрывисто, а по выражению лица отчетливо ясно, как мне хочется закончить этот разговор.
— Сейбл арестовали?
— Нет, — мотаю головой я.
По взгляду детектива понимаю, что он хочет услышать больше подробностей о той ночи, и я расскажу все, но не сейчас. Я и сам еще пытаюсь осмыслить события, приведшие к этому моменту. Нужно переварить все самому, а уже потом озвучивать детективу.
— Не хочу сейчас об этом говорить. Это, конечно, важно. Просто… — Я встаю из-за стола. — Мне нужно снова проведать Лейлу. — Мой голос звучит грубо после долгого монолога. Детектив ставит запись на паузу, а я иду наверх.
Я останавливаюсь посреди лестницы и, прижавшись спиной к стене, закрываю глаза. Порой мне самому бывает непросто осознавать события, ставшие моей реальностью несколько недель назад.
Нужно время, чтобы мысленно отделить то, что я говорю детективу о Лейле, от того, что мне нужно сказать ей самой.
Пару долгих мгновений спустя я поднимаюсь в нашу комнату. Отпираю дверь и неспешно распахиваю ее, ожидая, что Лейла спит. Но нет. Что ж, она хотя бы лежит на кровати.
— Хочу пить, — безучастно говорит она.
Я беру с тумбочки стакан воды и жду, когда Лейла сядет. Я достаточно сильно ослабил веревку, чтобы девушка могла двигаться, но все равно она вздрагивает, когда веревка трет ей запястья. Лейла тянется к стакану и, сделав несколько глотков, обессилено падает на изголовье кровати.
— Тебе нужно поесть, — говорю я. — Что принести?
В ответ она смотрит на меня с отвращением.
— Не знаю, Лидс. Сложно оценить содержимое холодильника, будучи привязанной к кровати.
Ее злость пронзает меня как острый скальпель и сливается с чувством вины, терзающим меня за то, что я держу ее взаперти. Но этой вины и ее злости все равно недостаточно, чтобы сломить мою совесть.
— Могу сделать тебе сэндвич.
— Может, лучше развяжешь меня, и я приготовлю его сама?
Я спускаюсь сделать ей сэндвич. Индейка, чеддер, побольше помидоров и никакого лука. Я готовлю молча. У меня есть вопросы к детективу, но я еще успею их задать. Сперва нужно рассказать ему все, что знаю. Не терпится поскорее покончить с этим.
Вернувшись в спальню, я ставлю на кровать тарелку с сэндвичем и пачку читос. На тумбочку — бокал вина, который налил для Лейлы.
— Я развяжу тебя, что ты могла поесть, но не пытайся больше сбежать, — предупреждаю я. — Все равно не выйдет.
Лейла кивает, и по мелькнувшему в ее глазах страху я понимаю, что ей не хочется переживать это снова. Признаться честно, уверен, что она так сильно напугана случившимся во время прошлой попытки побега, что ее можно даже не связывать. Сомневаюсь, что Лейла выйдет из спальни по своей воле.
Но, к сожалению, я не могу так рисковать. Нужно, чтобы она оставалась здесь.
Я развязываю веревку, и Лейла разминает руки и плечи. Меня огорчает, что ей больно, и, отодвинув ее от изголовья, я усаживаюсь сзади. Пока она ест, я разминаю ей плечи, чтобы снять напряжение. Лейла откусывает от сэндвича и собирает с тарелки выпавшие кусочки помидора и салата. Отправив их в рот, облизывает пальцы. Быть может, она просто голодна, но кажется, будто сэндвич ей в самом деле нравится. Я вспоминаю, как она дразнила меня за бестолковые кулинарные способности.
— Раньше ты ненавидела мои сэндвичи.
— Люди меняются, — отвечает между делом Лейла и пожимает плечами. — А ты был любящим парнем и не держал меня в заложниках, но погляди на себя.
И то правда.
Почувствовав, что ее мышцы достаточно расслабились, я иду в ванную, оставив девушку одну. Уверен, что Уиллоу не даст ей снова сбежать. Достав из шкафчика аптечку, я возвращаюсь к Лейле и смазываю ее запястья мазью, пока она ест и попивает вино. Я купил эту аптечку на заправке несколько недель назад, когда мы возвращались в гостиницу. Тогда я даже не подозревал, как часто мне придется ей пользоваться.
Мы молчим, пока она ест. Чем быстрее Лейла справится, тем лучше. Мне хочется поскорее покончить с вопросами, чтобы быстрее перейти к поискам ответов.
Когда Лейла заканчивает есть, я обматываю ее запястья эластичным пластырем, чтобы унять боль от веревки.
— Хочешь, я привяжу тебя с той стороны кровати, чтобы ты могла лечь на другой бок?
Она кивает и протягивает мне руки.
Ненавижу себя за это. И эта ненависть стала лишь сильнее после того, как я битый час проговорил о том, каково было влюбиться в нее. Как воскресил в памяти агонию, сковавшую меня, едва я увидел ее тело на полу своей гостиной.
А теперь еще час мне предстоит рассказывать обо всем, что произошло после. О том, как она лежала в больнице и выздоравливала, о том, как произошедшее сказалось на нашей жизни. О месяцах, прожитых с чувством вины. Предательстве, лжи. О том, как я использовал ее. Не хочется даже начинать.
— Постарайся поспать.
На сей раз она молча кивает. Наверное, усталость взяла верх.
Я спускаюсь вниз, но детектива нет на кухне. Застаю его в Большом Зале, где он устроился на банкетке, положив диктофон на крышку рояля.
— Решил немного сменить обстановку, — поясняет он.
Я присаживаюсь на ближний к нему край дивана, и детектив возобновляет запись.
— Что произошло после того, как вас подстрелили?
— Я вызвал 911. Старался поддерживать ее жизнь, пока они не приехали. А потом нас обоих увезли в больницу.
— А после?
Я рассказываю ему все, что помню, хотя помню немного. Очнувшись после операции, я даже не знал, жива ли Лейла. Я три часа провел в палате, не услышав ни слова о ее состоянии. Рассказываю, как тяжело было звонить ее сестре и матери и признаваться в случившемся. А потом еще два часа давать показания, так и не зная, выжила ли она.
Я рассказываю все, что помню о проведенном в больнице времени, но все это не имеет значения. Ни ее спасение, ни выздоровление не важны так, как события, начавшие происходить после нашего возвращения в гостиницу.
— Почему вы решили сюда вернуться?
— Я хотел увезти ее из Теннесси. Решил, что лучше забрать Лейлу из больницы, едва врачи дали добро. И я знаю, как ей здесь нравится. — Я замолкаю после этих слов и уточняю: — Ну… как ей тут раньше нравилось.
— Когда же ей перестало здесь нравиться?
— Похоже, в день, когда мы сюда вернулись.
Глава 4
Сегодня утром я съел прядь волос Лейлы.
Меня посетила мысль, что странная выходка вроде поедания волос возлюбленной может положить начало еще более странному поведению. Например, стать предвестником каннибализма, как если жестокое обращение с животными в детском возрасте служит порой сигналом к тому, что ребенок вырастет серийным убийцей.
Но в моем случае это лишь в меру отвратительная и отчаянная попытка избавить себя от всепоглощающего чувства вины. Мне снилось, будто проглоченная прядь ее волос свяжет нас вместе, рассеивая страх, что произошедшие события могут однажды привести к разлуке. И вот, проснувшись, я вырвал у нее прядь волос, пока она спала, и засунул себе в рот.
С того момента прошло уже восемь часов, и теперь меня преследует ощущение, что эта прядь обвилась вокруг сердца и перекрыла кровоток.
Мое сердце задыхается.
Вышла бы отличная строчка для песни.
Я открываю заметки в телефоне, пока мы стоим в очереди на посадку, и печатаю «мое сердце задыхается от чувства вины», дополняя список угнетающих строчек, которые периодически возникали в моей голове.
В последнее время тексты моих песен обрели депрессивный характер.
— Лидс, — зовет Лейла, слегка подталкивая меня в спину. Я задерживаю очередь. Убрав телефон в карман, я направляюсь к нашим местам.
Собираясь в поездку, я взял совсем немного вещей. Две пары джинсов, шорты, несколько футболок и обручальное кольцо.
Я завернул его в носок и засунул в кроссовок. Вряд ли Лейла станет рыться в моем чемодане, ведь у нее есть свой, но я не хочу, чтобы она нашла кольцо. Я купил его, пока она лежала в больнице. Понимаю, что это был поспешный шаг, но меня поглотил страх неизвестности. Я решил, что покупка кольца каким-то чудом отправит во вселенную поток энергии, который поможет Лейле скорее поправиться.
Ее выздоровление проходило лучше, чем я ожидал, но с предложением не торопился. Она даже не знает о покупке кольца. Я еще не определился, когда лучше сделать предложение, ведь хочу, чтобы все прошло идеально. Может, за время нашей поездки этот момент не настанет, но пусть лучше кольцо будет при мне, на всякий случай.