Блэкурдс пошатнулся, сделал шаг назад и в смятении посмотрел на тыльную сторону своей ладони. Там он видел крохотный красный след, напоминающий укус пчелы, между костяшками пальцев — там игла, застрявшая в блокноте Лилеан Чейз, оцарапала его кожу.
Его губы шевелились, он хватал ртом воздух, но не мог произнести ни слова. Его глаза выкатились из орбит. Он издал странный, похожий на сдерживаемую рвоту звук, и тяжело рухнул на пол, завалившись на бок.
Два остававшихся в рабочем состоянии сервитора споткнулись и замерли, не понимая, какую из противоречивых команд выполнять — ловить меня, или, следуя базовым установкам, «зашитым» в их настройки, подойти и проверить состояние своего господина.
Пока они стояли в замешательстве, Проклятый подошел ко мне.
— А вот теперь нам точно пора искать дверь наружу, — произнес он.
Мы вместе двинулись по коридору к выходу. Теперь отовсюду доносился звон колокольчиков. Мы слышали приближающиеся быстрые шаги — кто-то бежал, направляясь к нам, в торговом доме царила суматоха. Из бокового коридора прямо перед нами появился сервитор, но Проклятый отшвырнул его с дороги ударом рукоятки своего тяжелого пистолета. Сервитор рухнул на пол, его лицо раскололось пополам. Я ненадолго остановилась, чтобы подобрать юбки — так я смогла бы бежать гораздо быстрее.
— Ты вошел с парадного входа, или с черного? — спросила я.
— С черного, — ответил он. — Они бы точно не впустили такого, как я, через парадную дверь.
— Тогда почему мы сейчас пошли вперед?
— Потому что позади нас полно народу. — сообщил он.
Появился еще один сервитор. Проклятый поднял пистолет, держа его обеими руками, и сделал два выстрела, которые разнесли голову и шею противника. В барабане пистолета было десять стандартных патронов. Магазин с одиннадцатым, крупнокалиберным зарядом, располагался на оси основного барабана — именно этот патрон можно было выстреливать через больший ствол пистолета. Пока Проклятый использовал стандартные патроны.
Мы перепрыгнули через упавшего сервитора, пробежали через торговый зал и понеслись по другому коридору к двери. Это была дверь на улицу Гельдер.
Она была наглухо заперта.
В помещениях позади нас собралась целая толпа сервиторов. Они готовились к нападению.
— Отойдите назад и закройте лицо, — потребовал Проклятый.
Он поднял револьвер, взвел курок, позволявший использовать заряд из центральной камеры барабана, и навел оружие н дверь.
Центральную камеру револьвера Ламмарка обычно заряжали патроном с картечью, или разрывной пулей. В нашем случае было второе. Нижний ствол револьвера выстрелил с еще более тяжким и оглушительным грохотом, чем верхний, меньшего калибра. Разрывная пуля в щепки разбила ручку и кусок двери вокруг нее, выведя из строя замок и защитную установку, стрелявшую смертельными электрическими разрядами.
Он пинком распахнул дверь и мы вылетели наружу.
Внезапно он перешел на шаг и сунул пистолет в кобуру под курткой.
— Иди. — произнес он. — Не беги. Иди.
Я пристроилась за ним, стараясь держаться примерно в шаге позади.
Случайные прохожие шарахнулись в сторону от разбитой двери, поднялась суматоха, прозвучал сигнал тревоги. Сервиторы высыпали на улицу, они вертели головами, стараясь обнаружить нас своими аудио-и оптическими рецепторами. Немедленно собралась толпа зевак, привлеченная неожиданным событием.
Мы скрылись в этой толпе, высоко держа головы, спокойные и безразличные, словно нам ни до чего нет дела. Внимание к нам могла привлечь разве что одна деталь — мы не остановились поглазеть на то, что творилось на улице, как это делали все прочие.
Сервиторы не преследовали нас. Приближающийся звон колокольчиков и свистки возвестили о прибытии городской охраны. Блэкуордс явно не хотели, чтобы широкая публика узнала об их неудаче. Их клиенты ценили свободу выбора, конфиденциальность и приватность. Вряд ли они остались бы частыми посетителями заведения, ставшего источником скандала и беспорядков.
Мы спустились по улице Гельдер, пересекли переулок Пандовер, а потом повернули в переулок Беска. Мы оказались перед широко открытыми воротами, окованными стальными полосами — ворота вели во двор прачечной, и мы, войдя внутрь, остановились за стеной, где никто не мог нас видеть.
Я обнаружила, что по-прежнему держу в руке маленькую синюю книжицу. Я выдернула иглу, застрявшую в страницах, и обнюхала ее острие.
— Настойка Морфеула, — произнесла я. — Они хотели, чтобы я уснула. Но это, в общем-то, и к лучшему: если бы там был яд, Блэкуордсу пришел бы конец.
— Когда он проснется — всем будет тяжко, — заметил Проклятый. — Думаю, он постарается найти вас.
Я выбросила иглу и спрятала книжку.
— Спасибо за помощь, — сказала я.
— Это еще не все, — ответил он. Сейчас он старательно перезаряжал свой Тысячник — выдвинул барабан, открыл его и помещал в него пули, доставая их из кармана куртки.
— Не надо мне об этом…
— Я должен отвести вас к Эвсебии. Она мне так сказала.
— Тогда просто скажи, где ее найти, и я пойду к ней, — ответила я. — Просто…
— Она не сказала, могу я дать вам эту информацию, или нет, так что, я вас отведу, — решил он.
— Я настаиваю…
— Это ни к чему. Ничего другого я все равно не предложу.
— Ты вообще можешь дать мне хоть раз договорить? — поинтересовалась я.
Он не ответил, и это еще больше разозлило меня.
Я развернулась и пошла прочь. Он закрыл барабан револьвера, спрятал оружие, и последовал за мной.
— Может быть, хватит преследовать меня? — раздраженно бросила я.
— Нет.
— Я не нуждаюсь в твоем…
— Отказаться все равно не получится, — сообщил он. Он без труда догнал меня. При его росте, каждым шагом он покрывал больше расстояния, чем я. — Я должен доставить вас к той женщине. Это мой обет, и я его исполню, нравится вам это или нет.
Я остановилась и взглянула на него.
— Сэр, я понимаю и уважаю серьезность обетов, которые приносят Проклятые. — произнесла я. — …но ваше присутствие создаст мне определенные проблемы. Не могли бы вы просто сообщить мне, где находится Эвсебия, а после того — оставить меня в покое?
Он помотал головой.
Похоже, он был неплохим человеком — но его упертость в выполнении задания выводила из себя. Превращение в Проклятых, если вы не знаете, было способом покаяния для представителей низших каст. Ему подвергались мужчины, а иногда и женщины, совершившие некий великий грех. Если они, по своему выбору, представали не перед обычным судом, а перед судилищем Экклезиархии, и были признаны виновными — во искупление совершенного они должны были вести презренную жизнь «принесших обет», или Проклятых. Это означало, что они должны были жить на улицах, прося милостыню, и делая все, что в их силах, чтобы помогать другим. Это, в свою очередь, означало служение и выполнение любых просьб без единого вопроса и сомнений. Каждое действие, которое они совершали, помогая кому-то, снимало с них часть бремени совершенного греха и считалось частью покаяния.
В исключительных случаях это приводило к тому, что эти люди оказывались вне закона, становились изгоями, париями — в том значении, какое вкладывали в это слово в старину. Этическая логика их действий заключалась в том, что чем больше они могли облегчать бремя или решать проблемы других — тем легче становилось бремя принесенного ими обета, даже если «решая проблемы других», они занимались откровенно-темными делами. Например, кто-то не находит себе места, желая отомстить другому человеку. Проклятый, или «принесший обет» без проблем может исполнить эту месть, избавив желающего от необходимости совершать преступление и брать грех на душу. Причины мести не интересуют Проклятого — для него имеет значение только моральная тяжесть, которую он снимает с другого. Именно от этого зависит его разрешение от бремени его собственного греха, за который он несет наказание.
В общем, Проклятый берет на себя грехи и преступления других, чтобы облегчить собственную вину. Часто они запечатлевают свой грех и преступления, совершенные по поручению других, татуируя записи о них на собственной коже. Они, если угодно, отпускают другим их грехи, оправдывают их злодеяния и преступления, совершая их и неся за них ответственность как за свои собственные.
В трущобах Королевы Мэб Проклятый может в конце-концов превратиться в наемника, который не берет платы за свои услуги — потому что их обет предусматривает «делать что угодно для кого угодно»; даже самое ужасное преступление становится для них искуплением.
— Я не могу вас оставить, — произнес он.- …пока не сделаю то, что обещал сделать. Ничего другого предложить не могу, нравиться вам это, или нет.
— Значит, я — часть твоей епитимьи? — уточнила я.
— Во всяком случае, должны быть ею.
Я вздохнула.
— Тогда веди меня к ней. Но делай что я скажу. Для начала, нам надо зайти в Кронаур.
— Мы не должны этого делать. — отозвался он.
— Нет, мы должны. — ответила я. — Есть еще один человек — леди, которая послала тебя, хочет видеть и его. Мы должны взять его с собой. И скажи спасибо, что я согласилась сотрудничать.
Он пожал плечами.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— Я уже говорил. У меня нет имени. Я — …
— …Проклятый, знаю-знаю. Но я отказываюсь тебя так называть. Как тебя звали? — повторила я вопрос.
— Меня звали Реннер Лайтберн, — ответил он. — Когда-то. Очень давно.
— Я не знала, что Проклятым можно носить оружие, мистер Лайтберн, — эаметила я. — Особенно с такой огневой мощью.
Он снова пожал плечами.
— В этом я могу поступать как считаю нужным. От этого мое бремя не станет тяжелее. Проклятыми не становятся больше одного раза.
Нельзя сказать, чтобы это заявление показалось мне особенно обнадеживающим.
Глава 18.
В которой время повернулось вспять
Мы шли к Кронаур Геликан. Вторая половина дня приближалась к середине. Собирался дождь — но пока еще не начался. Над Королевой Мэб висели темные тучи, они громоздились уступами, словно горные склоны, закрывшие небо. А еще они походили на город — город, заполненный силуэтами башен, стен и защитных бастионов… или на тень самой Королевы Мэб — тень, которую город каким-то непостижимым образом отбрасывал не на землю, а в небо. Мне пришли на память истории о Пыльном Городе — всем известном мифе, распространенном в префектуре Геркула. Рассказывали, что Пыльный Город находится далеко на северо-востоке, неподалеку от Сандерленда, на пути к огромной пустоши, которую называют Багряная Пустыня. Говорили, что когда-то Королева Мэб была одним из двух построенных в одно время городов-близнецов, и Пыльный Город — это все, что осталось от второго города, пришедшего в упадок и разрушившегося.
И теперь я развлекала себя фантазией, что именно его тень я вижу в небе.
На подступах к Кронауру, в дальнем конце площади Дельгадо-Сквер мы замедлили шаг, стараясь не выделяться на фоне пешеходов, неторопливо фланировавших по посольскому кварталу. Я решила, что нам не следует идти прямиком к зданию, а пройти небольшое расстояние в одном направлении, потом повернуться и двигаться в другую сторону, словно мы гуляем.
— Жди здесь, — приказала я Лайтберну.
— Не думаю, что это здраво, — сообщил он.
— Трон Святый! — раздраженно прошипела я. — Не могу же я появиться в таком месте в твоей компании. Твоя персона совсем не подходит к роли, которую я играю.
Я отсыпала ему щедрую горсть мелочи из кошелька.
— Иди вон в то кафе, сядь к столу поблизости от окна и закажи чашку каффеина. Смотри в оба, чтобы не пропустить меня. Я скоро вернусь.
Проклятый посмотрел на меня с большим сомнением, словно в моем предложении ему чудился какой-то подвох. Вообще-то, в других обстоятельствах его сомнения были бы вполне обоснованы — но сейчас мне было необходимо, чтобы он вывел меня к Мэм Мордаунт.
Я вручила ему синюю книжицу, которую прихватила в «Блэкуордсе». С тех пор, как она попала мне в руки, она уже несколько раз спасла жизнь нам обоим. Так что, я совсем не хотела потерять эту вещицу.
— Это ценная штука, — сказала я. — Мне понадобится время, чтобы изучить ее — чувствую, она может быть очень полезна. Держи ее у себя, пока я схожу в мои комнаты. Это — гарантия того, что я точно вернусь.
Он посмотрел на книжку, недоверчиво скривил губы, но сунул ее во внутренний карман.
— Если вы не появитесь через час, — сообщил он. — Я пойду туда.
Я оставила его у кафе и пересекла площадь. Дождь по-прежнему собирался, но никак не мог начаться. У меня был ключ от задней двери, но сейчас, днем, Лаурель Ресиди должна была воспользоваться парадным входом.
На улице, у входа в Кронаур, похоже, играли дети. Они мелом начертили на мостовой «классики», чтобы прыгать по ним.
Или рисунок был сделан для того, чтобы так подумал кто-то проходивший мимо.
Я вгляделась в линии. Базовый код, которому учил нас ментор Мерлис — информация о том, что это убежище небезопасно или раскрыто противником.
Несомненно, Юдика оставил его, чтобы предупредить меня. Наши враги, упрямо продолжая преследование, напали на наш след в Кронауре.
Я вернулась в кафе и нашла Лайтберна.
— Быстро вы, — произнес он.
— Надо уходить, — ответила я.
Он выглядел озадаченным. Потом поднялся и двинулся на улицу, вслед за мной.
— И что ты собираешься делать? — поинтересовалась я.
Он колебался.
— Мы выполнили что вы сказали, — произнес он. — Теперь будем делать то, что нужно мне.
— Нет. — заявила я. — Моего друга здесь нет. Он перебрался в другое место. И мы должны его найти.
Лайтберн вздохнул.
— Где? — спросил он.
— Переплетная мастерская, на улице Ферико, неподалеку от Врат Мытарств.
Заповеди Хаджры были простыми и понятными. Человек возвращался к последней роли и персонажу, и — если это оказывалось ошибкой — к тем, что были до этого. Роль Лаурели Ресиди оказалась скомпрометированной, так что, я должна была поспешно отступить к заданию, которое выполняла до того, и, возобновив ту, другую роль, исполнять ее до тех пор, пока это было целесообразно. Юдика знал это. Я, на всякий случай, сообщила ему о своих последних заданиях.
Но меня тревожило то, что нас смогли обнаружить так быстро. Я была совершенно уверена, что, когда мы прибыли в Кронаур Геликан, за нами не было «хвоста». Это могло свидетельствовать о том, что кто-то, возможно, кто-то захваченный во время налета на Зону Дня, выдал местоположение тех, кто смог сбежать, выполняя команду Хаджра.
Но больше всего во всей этой истории меня тревожило то, что лишь немногие обладали информацией о наших заданиях достаточной, чтобы рассказать о них что-то стОящее. Точнее — о местах исполнения заданий кандидатами знали только наши менторы. А я не могла представить, чтобы хоть кто-то из них — даже ментор Мерлис — раскололся бы, не выдержав допроса. Меня пробирала дрожь от одной мысли, какими методами нужно было воспользоваться, чтобы вырвать подобное признание.
Прежде, чем взяться за роль Лаурели Ресиди, я исполняла другое задание в качестве помощника в переплетной мастерской на улице Ферико. Тогда я использовала имя Блиды Доран. Но, когда мы подошли к мастерской, я обнаружила на мостовой все те же начерченные мелом «классики».
Мы свернули на другую улицу.
Еще шаг назад — и Блиду Доран сменила Серо Ханнивер, компаньонка богатой мамзели, которая целый месяц исполняла свои обязанности в доме семьи Тевери. Мы двинулись туда окольным путем, по району Соларсайд, к резиденциям аристократов на аллее Чьерос. Наконец-то пошел дождь.
Полило довольно сильно — но струи дождя не смогли полностью смыть знаки, нарисованные мелом на стене рядом с домом Тевери.
Лайтберн явно беспокоился. Похоже, он не совсем понимал, что мы делаем и почему это так важно. Что же до меня — я чувствовала себя так, словно путешествую назад во времени, бежала от одного персонажа, чью роль я играла когда-то, к другому — но лишь для того, чтобы, не останавливаясь, бежать дальше. Я падала в мое собственное прошлое, вновь встречая людей, которых не рассчитывала увидеть снова.
Все это смущало меня и не позволяло сосредоточиться. Кроме того, я ужасно боялась, что враги настигнут меня. Прошел всего один день с их нападения на нас — а они уже смогли сломить одного или больше из наших менторов, раскрыли наши тайны, получили сведения о наших прошлых ролях. Я попыталась вспомнить, о скольких из этих ролей рассказала Юдике. Кажется, о трех, или четырех? Тогда мне казалось, что этого количества хватит с лихвой, чтобы надежно защитить нас. Теперь я боялась, что все они раскрыты, мне придется отойти назад еще дальше, и Юдика уже не сможет найти меня.