Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
========== Глава 1 ==========
– Вы же понимаете, что в плохой съемочной постановке вас давно бы уже усыпили или закрыли в лаборатории? Но я пытаюсь вести с вами гуманный диалог, а вы мне мешаете!
Сраженный силой довода, Йонге сел обратно в кресло. Живодер в белом халате – вообще-то на халате была табличка “к.м.н. ст. проф. Ц. Найгваль”, но для Йонге он оставался живодером – удовлетворенно кивнул и аккуратно приладил на голову пилота легкий обруч. Защелки мягко сошлись, и Йонге нервно побарабанил пальцами, чувствуя, что уже не может пошевелить головой.
– Наши инвазивные методики совершенно безболезненны, – успокаивающий голос Ц. Найгваля звучал профессионально-обезличенно. Йонге вздохнул и расслабил плечи, закрывая глаза. Методики у живодеров из экспертной комиссии были абсолютно безболезненны, но паленой костью воняло просто отвратно.
Выковыряв у пилота еще один нанометрический образец мозговой ткани, Найгваль уточнил сегодняшнее меню экипажа и, сверившись с записями, немедленно назначил еще четыре анализа.
Если бы с ними пришлось тащиться в соседний корпус, Йонге бы давно взбеленился, но Найгваль следовал принципу “сам сказал, сам сделал”, поэтому не успел пилот моргнуть, как у него стало на четыре кубика крови меньше, на несколько волосков ваты во рту больше, а оба катетера тут же сработали.
– Господи, да сколько уже можно изучать какашки?
Найгваль вежливо засмеялся. Протокол исследования оба знали не просто наизусть, но еще и задом наперед. Оба испытывали по этому поводу сожаления: Йонге жалел, что ввязался в патентные исследования, Найгваль печалился, что не может разобрать экипаж на атомы. С Рудольфом и Сайнжей он не общался – “для чистоты эксперимента”, как было записано в приложении № 4.1 к протоколу – но на Йонге имел самые большие виды. Дыркой в голове они явно не ограничивались.
Пилот уже мрачно представлял себе, как однажды из унитаза, снабженного, между прочим, целым лабораторным комплексом датчиков, на него посмотрит внимательный профессорский глаз.
*
Как и ожидалось, исследования затянулись. Йонге даже не подозревал, что на случай внезапных открытий, связанных со звездоплаванием, существует целая директива, утвержденная приказом Главного управления специальных программ Федерального Космического Агентства при Президенте Второго Блока Фузии. То есть всех человеческих территорий.
Согласно директиве, технические средства изымались, а экипаж отправлялся на полное обследование. В стационаре проводилось комплексное физиологическое и психологическое обследования (с участием всех специалистов, каких можно было вообразить). Использовались функциональные и абсолютно бесчеловечные пробы-нагрузки, позволяющие оценить резервы “психофизиологической системы, к которой они адресованы”.
Йонге уже выучил, что “устойчивость вестибулярного аппарата к воздействию адекватных раздражителей определяется вестибулометрическими пробами, включающими испытания на параллельных качелях Хилова” (тошнота, галлюцинации и резь в боку), и “переносимостью кумулятивных воздействий” (отбитые ребра), а также “ускорений Кориолиса по методике прерывистого и непрерывного воздействия” (ненависть ко всему окружающему миру).
В его жизни появились такие выражения, как “колорическая проба”, “купулометрия”, “оптокинетические и оптовестибулярные раздражения”, и, наконец, “вестибулометрия на фоне гипоксии и гипероксии”.
Подавляющее большинство всех исследований обрушилось на мозги. Йонге мрачно размышлял, что к концу экспериментов может потерять сразу несколько пунктов интеллекта, выковырянных пробами, и еще пару – благодаря “оптическим стресс-тестированиям”.
Рудольф его мнение разделял и в некотором роде углублял.
– Вообще напомни мне, зачем мы решили патентовать технологию прыжка?
Механик сидел на перилах и с отвращением рассматривал капельницу. Прозрачный мешок болтался в воздухе, ободок микроантиграва весело подмигивал зеленым. Рудольф ткнул в ободок пальцем, капельница плавно отлетела на полметра и снова вернулась к хозяину. Йонге малодушно порадовался, что ему, в отличие от Рудольфа, не вливали литр детокса, сварганенного яутами. Судя по всему, Цвейха нахимичил больше чем нужно, поэтому Рудольфа регулярно пытались обескровить, любезно компенсируя грабеж введением ннт-плазмы.
– Слышь, Далине, ты оглох, что ли?
– Я думаю, что мы очень любим свою Родину, – мрачно сказал Йонге.
На перила он влезть не мог. С катетерами такие упражнения не рекомендовались. Оставалось переминаться с ноги на ногу и бороться с желанием плюнуть вниз, на чистый пол КБ НИИЦ имени Питера Вейланда.
– Я не люблю Родину, я люблю деньги, – Рудольф начал раскачиваться на перилах. – Ну еще большие пушки.
– А если ты еще и меня любишь, то прекратишь рисковать жопой. Навернешься.
Рудольф покосился на него, но не прокомментировал вольную формулировку. Впрочем, перестав изображать летягу-кивалку.
Йонге безрадостно ухмыльнулся и снова переступил на месте. Ему страшно хотелось поскрести голову прямо в том месте, где ее продырявил умный прибор Найгваля, однако пока он держался, а беседы на отвлеченные темы существенно помогали.
– Хорошо, пусть они отпиливают от меня по кусочку, – снова заговорил Рудольф. – Но при чем тут беспомощная крошка Фелиция? Вандалы!
Из вежливости и сочувствия Йонге промолчал.
Хотя они и успели на Ятрангу, не потеряв права на разработку собственного открытия, им все же пришлось столкнуться с техническими препятствиями. “Фелицию” требовалось буквально обезглавить, чтобы провести все необходимые исследования. Огромное количество кристаллов необходимо было аккуратно извлечь, не повредив всю систему их жизнеобеспечения.
Вряд ли бы кто-то взялся за такие исследования, не получив стопроцентную предоплату, и уж тем более на такое не пошла бы ни одна госкорпорация. Но Йонге молча разослал записи маршрутных карт – и вот тогда средний бизнес засуетился, а из недр законодательных подвалов появилась директива. Право выбора перекрывалось этой директивой, как кислород в техническом отсеке. Поэтому напарникам не оставалось ничего, кроме как сдаться в заботливые государственные руки, финансируемые из бюджета.
Лучше всех устроился Сайнжа. Несмотря на то, что на родине его все еще воскрешали из мертвых, постепенно обновляя необходимые документы, дипломатический статус полагался ему по умолчанию, как представителю другой расы. В связи с этим исследования конкретно яутских мозгов были довольно ограничены, а каждое вмешательство требовало двадцати подписей.
Однако во время коротких встреч становилось ясно, что яут с большим интересом воспринимал происходящее с ним. Йонге был уверен, что Сайнжа рассматривает это как веселую игру в научное открытие. Не радовало его только вынужденное отделение от людей, но Йонге считал это весьма уместным в условиях, когда синхронизация постоянно подвергалась тестам. Пару усиленных всплесков он боялся даже вспоминать, а Найгваль как-то проболтался, что Йонге отличный пациент и не разнес половину лаборатории в отличие от механика.
Помимо прочего, экипажу уникального корабля на протяжении всех двух недель по блик-связи сыпались совершенно секретные предложения выкупить уникальную технологию. Йонге добросовестно отвечал каждому, что их вопрос поставлен в очередь, и как только на руках экипажа “Фелиции” будут все документы, можно будет переходить к сделкам.
Рудольф ворчал, что в итоге военные захапают себе весь их секрет, а потом еще и их самих пустят на препараты, красиво разместив на предметных стеклышках под миллионом микроскопов. На всякий случай он составил новое завещание, в которое вписал длинную прочувствованную разоблачительную речь. Поскольку предварительно он два раза зачитывал ее вслух, Йонге выучил самые сильные обороты наизусть.
*
Третья неделя началась с увольнительной. Вернее, с одобренного врачебной комиссией отдыха. Рудольф сразу же выдвинул предположение, что ученым мужам требуется время, чтобы переварить полученную информацию и решить, каким именно способом можно максимально эффективно избавиться от экипажа уникального корабля. Йонге логично возразил, что перед смертной казнью их вряд ли бы выпустили со всеми гражданскими и финансовыми правами. Сам он был безумно рад избавиться от катетеров. Хотя шунты из него так и не вытащили, но трубки от них открутили и поставили временные заплатки.
– Первым делом сходим на выставку современного стрелкового оружия. Потом на живые гонки – тоже годное дело. Потом…
Рудольф энергично рылся в ящиках, попутно строя глобальные планы. Йонге восседал на подоконнике, одним глазом посматривая на свободу, а другим наблюдая за перемещениями напарника. Рудольф выкладывал на стол детали, в которых Йонге никак не мог разобраться и не совсем понимал, для чего, собственно, Рудольф их собирает. Наконец тот плюхнулся в кресло и потер руки, разглядывая засыпанный стол.
– Возражения есть?
– Навигатора забыл, – только и сказал Йонге и поскреб бок.
Рудольф развернулся вместе с креслом, поднялся и неторопливо прошествовал до окна. Остановившись перед Йонге, он выразительно уперся обеими руками в подоконник и наклонился вперед. Йонге поднял бровь, и едва не столкнувшийся с ним нос к носу Рудольф слегка подался обратно.
– Без навигатора ты чихнуть теперь не можешь? – недовольно поинтересовался механик.
– Больше сцен ревности, – хладнокровно сказал Йонге. – Я сейчас заплачу от стыда.
Рудольф усмехнулся и выпрямился.
– Ладно-ладно, уже и возмутиться нельзя. Но я не уверен, будет ли этому дипломатическому хрену интересно.
Усевшись обратно, он принялся перебирать детали и как бы между делом соединять некоторые из них друг с другом. Йонге подумал, слез с подоконника и подошел ближе. Кресла, хоть и рассчитанные всего лишь на среднестатистических пациентов, все же были довольно крепкими, поэтому он без зазрения совести навалился на спинку и заглянул через плечо Рудольфа. Йонге потребовалось несколько секунд, чтобы понять, чем занят напарник, и возмутиться. Гораздо больше времени ушло на попытки вспомнить, как это называется. Справившись, Йонге наклонился вперед еще сильнее.
– Скажи мне, друг мой, зачем тебе дуговик в больнице?
– Во-первых, это не просто больница, поэтому лучше быть готовым ко всему. Во-вторых, пилот Далине получает высший балл за точное определение типа оружия. Хотя ты так пыхтел, что я догадался, каких умственных усилий тебе это стоило.
Последняя деталь встала на место, и Рудольф прицелился в стену. К его явному сожалению из стены не высунулся никакой монстр, и отважному механику пришлось положить оружие обратно на стол. А потом и запихнуть под стол – потому что в дверь постучали.
– Идите нахрен, я в отпуске! – гаркнул механик.
– Я имею право входа, открывай, умансоо! – не менее зычно отозвались из-за двери.
– Ты, что ли его позвал? – удивился Рудольф.
– Даже не думал.
Рудольф извлек дуговик обратно, щелкнул пальцами – и натренированная система распознавания местного искина тут же среагировала. Дверь отворилась. Яут вломился внутрь, распространяя волны негодования.
– Недостойно скрываться от союзника! – загрохотал он, стремительно продвигаясь к столу. – Разное проживание, раздельные столы, утраченное общение – все не как положено!
Шестое чувство подсказало Йонге, что нужно бежать. В идеале – выпрыгивать в окно. Но поскольку за окном было еще восемь этажей до парадного входа в КБ НИИЦ, Йонге просто отскочил в сторону, сразу оказавшись на расстоянии стола от бурлящего эмоциями яута.
Рудольф сбежать не успел – его-то Сайнжа и вытащил из кресла, словно пластмассового. Подняв механика за мигом затрещавшую рубашку, Сайнжа пару раз тряхнул им в воздухе, а затем прижал к груди и зарокотал, словно генератор.
– Помогите, – прохрипел Рудольф. – Йонге, сволочь, прекрати… ржа… ха… ох!
Справившись с душащим его смехом, Йонге откашлялся и подошел к обоим.
– Сайнжа, ты его покалечишь, – вежливо сказал он. – Прекрати или я тебе шею сверну.
Яут скосил на него глаз, прищурился и поставил механика на пол. Потянулся одной рукой за Йонге, но тот быстро подхватил дуговик со стола. Щетина над глазами яута грозно зашевелилась, съезжаясь в подобие нахмуренных бровей.
– Во мне две дырки, лучше меня не трясти, – предупредил Йонге. – А так я очень рад тебя видеть.
– Не вижу радости, – проворчал яут, окончательно отпуская Рудольфа.
Механик присел на стол и выразительно пощупал ребра.
Отложив дуговик, Йонге шагнул ближе, встал на самые цыпочки и ткнулся носом прямо в скрещенные внешние клыки. Собственных выдающихся челюстей у него не было, поэтому выполнить ритуальное почесывание зубов об зубы он не мог. Однако Сайнжу впечатлила и эта попытка.
– Я тоже очень рад, – заявил он. – Более того, я принес радостную весть. Поскольку ваши аттури должны сделать перерыв в исследованиях, то мы можем быть свободны на два дня, и я выдвигаю вам приглашение…
– Погоди! – Рудольф поднял обе руки. – Так тебя тоже отпускают погулять?
– Перебивать – невежливо.
Поднятые руки превратились в скрещенные. Йонге тоже присел на стол, не собираясь пропускать столкновение титанов: судя по всему, у яута было не меньше планов, чем у Рудольфа, и он так же твердо намеревался воплотить их в жизнь.
– Сначала я купил право посещения выставки огнестрельного оружия. Затем мы побываем на нашей территории, и потом уже, возможно, вы сами захотите сходить в другие места.
В наступившей паузе было слышно, как шумно сопит яут.
– Кажется, он тебя сделал, – весело сказал Йонге. – Соглашайся.
– За посещение выставки я согласен на многое.
Рудольф поднялся с места и крутанул дуговик, с треском передернув на нем стабилизатор напряжения.
*
– А что ты там носом в него стучался?
– Да это приветствие такое. Я со скуки уже начал читать справочники по иным видам.
Сайнжа опаздывал.
Убедившись, что с ним никто не спорит, яут ретировался в свою палату, велев ждать его у центрального выхода. В пути его что-то задержало, и ждали его напарники уже минут пятнадцать – Йонге то и дело посматривал на часы, трудолюбиво отображавшие как минимум двадцать четыре различных системы исчисления. Это он уже тоже подсчитал. Вроде бы мелькала еще двадцать пятая, но слишком неуловимо.
– А в твоих справочниках не говорится, как надо встречать опаздывающих великих охотников? Есть там что-то вроде “искренний удар ногой в челюсть”?
Йонге не стал спрашивать, почему Рудольф так нервничает. Синхрон до сих пор работал, поскольку его побоялись полностью отключать, и Йонге чувствовал, что Рудольфу неприятно внимание охраны. Дуговик слишком привлекал к себе внимание. Исключительно из сострадания к напарнику Йонге не стал зачитывать нравоучительную речь, что каждый сам справляется с последствиями собственных необдуманных поступков вроде протаскивания разобранного дуговика в больничный сектор.
К счастью для себя, Сайнжа явился до того, как Рудольф всерьез начал высказывать раздражение. И напарников тут же обуяли иные чувства, не менее сильные.
– Дьявол. Ты видишь то же, что и я? Весь этот… балаган? – прочувствованно сказал первый пилот.
– О да-а, – протянул Рудольф и задумчиво почесал шею.
Яут выглядел вопиюще неуместным в царстве высоких технологий и изысканных светлых оттенков. Йонге мучительно напряг память, пытаясь сообразить, какую ассоциацию вызывает cпускающийся по лестнице Сайнжа. Озарение наступило почти сразу – боевой крейсер на детских шаровых гонках.