– Прошу, господин, ждите здесь. Ее величество скоро будет.
Джаред вошел. Дверь захлопнулась с негромким щелчком. Ни дать ни взять, капкан.
Маленькая комната чем-то напоминала будуар. Два гобеленовых дивана у высокого камина, на каминной полке меж подсвечниками в форме орлов – огромный букет роз. В высокие окна льется солнце.
К одному из окон, выходящих на лужайки, и подошел Джаред. В обвитых жимолостью арках жужжали пчелы. В саду играли в крокет и смеялись. Эта игра соответствует Эпохе? Королева что хочет, то и выбирает. Нервно переплетая пальцы, Джаред направился к камину.
Судя по душноватому теплу, пользуются комнатой редко. У мебели затхлый запах.
Мечтая ослабить тугой ворот, Джаред заставил себя сесть.
Он словно условный сигнал подал: дверь тотчас распахнулась, и в комнату вошла королева. Джаред так и подскочил.
– Спасибо, что пришли, господин Джаред.
– Ваше приглашение – большая честь для меня. – Джаред поклонился, королева сделала грациозный реверанс. Она была в том же пастушьем наряде. Сапиент заметил, что к поясу королевы приколот букетик полуувядших фиалок.
Сиа не упускала ничего – взгляд сапиента в том числе. Звонко засмеявшись, она бросила фиалки на стол.
– Дорогой Каспар! Он всегда так внимателен к своей мамочке. – Сиа устроилась на одном диванчике и показала Джареду на другой. – Прошу вас, садитесь, господин сапиент! Лишняя церемонность ни к чему.
Держась неестественно прямо, Джаред сел.
– Выпьете чего-нибудь?
– Нет, благодарю, ваше величество.
– Джаред, вы слишком бледны. Вы ведь гуляете, не сидите день-деньской взаперти?
– Ваше величество, я здоров, благодарю. – Джаред старался говорить спокойно. Королева играет с ним. Она как кошка, шаловливая белая кошка, забавляющаяся с мышью, которую в итоге убьет одним ударом когтистой лапы. Сиа улыбалась. Поразительно светлые глаза изучали Джареда.
– Это ведь не совсем так, верно? Впрочем, давайте поговорим о ваших исследованиях. Успехи есть?
Джаред покачал головой:
– Почти нет, ваше величество. Портал сильно поврежден. Опасаюсь, что он не подлежит восстановлению. – Сапиент умолчал о кабинете в поместье Смотрителя, а сама королева о нем не спросила. Только Джаред и Клодия знали, что Порталов два. Три недели назад Джаред съездил в поместье и проверил. Тот Портал был в таком же состоянии, что и дворцовый. – Однако сегодня произошло нечто неожиданное.
– Правда?
Джаред рассказал Сиа про перья.
– Подобное самовоспроизведение уникально. Выяснить, повлияло ли оно на Инкарцерон, я не могу. Смотритель забрал с собой оба Ключа, лишив нас связи с Узниками.
– Ясно. А что с местонахождением Инкарцерона? Его установить не удалось?
Джаред чуть заметно вздрогнул, чувствуя, как громко тикают часы у него на груди.
– Увы.
– Какая жалость. Мы ведь почти ничего не знаем.
Как отреагировала бы Сиа, узнай она, что Инкарцерон у Джареда в кармане? Растоптала бы его каблуками белых туфелек?
– Мы с леди Клодией решили, что нам нужно посетить Академию, – заявил Джаред так уверенно, что сам удивился. – В Эзотерике могут оказаться сведения о создании Инкарцерона. Какие-то уравнения, диаграммы… – Джаред сделал паузу, чувствуя, что опасно приблизился к нарушению Протокола.
Но Сиа разглядывала свои аккуратнейшие ноготки.
– Вы поедете, – изрекла королева. – Клодия – нет.
Джаред нахмурился:
– Но ведь…
Сиа оторвала взгляд от ноготков и сладко улыбнулась ему прямо в лицо:
– Господин сапиент, сколько еще, по мнению вашего врача, вы проживете?
Джаред судорожно вдохнул. Его будто ножом пырнули: возмущение бестактным вопросом мешалось с леденящим страхом перед ответом. У Джареда руки задрожали. Потупившись, он постарался говорить спокойно, но собственный голос прозвучал странно.
– Два года. Это максимум.
– Мне очень, очень жаль! – Сиа не сводила с него глаз. – И вы с ним согласны?
Джаред передернул плечами, ненавидя ее жалость:
– По-моему, он настроен чересчур оптимистично.
Сиа слегка надула алые губки и проговорила:
– Разумеется, все в руках судьбы. Если бы не Годы Гнева, не великая война, не Протокол, даже ваше редкое заболевание наверняка вылечили бы много лет назад. Наука тогда на месте не стояла. То есть я так думаю.
Джаред уставился на Сиа, физически чувствуя опасность: у него даже щеки защипало.
Королева вздохнула, налила вина в хрустальный кубок и устроилась на диванчике, поджав под себя ноги:
– Вы ведь совсем молоды, господин Джаред. Если не ошибаюсь, едва четвертый десяток разменяли?
Джаред заставил себя кивнуть.
– Блестящий ученый! Какая утрата для Королевства. А милая Клодия – как она это перенесет?
Вот это грубость! А голос печальный, мягкий, вкрадчивый… Длинным пальчиком Сиа задумчиво обвела край кубка.
– Какую боль вам придется терпеть! – ласково проговорила она. – Терпеть, понимая, что скоро лекарства помогать перестанут. Что впереди долгие, мучительные дни полной немощи, в каждый из которых будет гаснуть частица разума. И вот однажды вы опротивеете даже Клодии. Однажды смерть станет желанной.
Сапиент вскочил:
– Миледи, я не понимаю…
– Все вы понимаете. Сядьте, Джаред.
Прочь отсюда! Нужно распахнуть дверь, бежать от красочно описанного ужаса. Вместо этого Джаред послушно сел на диван. Лоб покрылся испариной. Он чувствовал себе побежденным.
Сама невозмутимость, Сиа оглядела его и сказала:
– Вы отправитесь в Академию и изучите Эзотерику. Ее сокровищница обширна, там остатки мировой мудрости. Наверняка отыщется медицинское исследование, способное вам помочь. Даю вам карт-бланш: экспериментируйте, тестируйте, разрабатывайте – чем там занимаются сапиенты? Советую поселиться в Академии: там лучшие врачи во всем Королевстве. Я дозволяю вам любые нарушения Протокола – живите, как хотите. Остаток дней своих проведете подобающим сапиенту образом – в исследовательских трудах на благо своего здоровья. – Сиа подалась вперед, шурша юбками. – Джаред, я предлагаю вам запретное знание. И шанс на жизнь.
Сапиент нервно сглотнул. В душной комнате все звуки казались неестественными, крики игроков в крокет долетали, словно из далеких миров.
– Что вы желаете взамен? – хрипло спросил Джаред.
На спинку дивана Сиа откинулась с улыбкой. С видом победительницы.
– Ничего. Ровным счетом ничего. Портал больше никогда не откроется. Врата Инкарцерона, где бы он ни находился, останутся запертыми. Все попытки провалятся. – Сиа посмотрела поверх хрустального кубка и перехватила взгляд Джареда. – А Клодия никогда ни о чем не узнает.
7
И вскочил Сапфик в безмерном ликовании:
– Раз ты не в силах ответить, значит я выиграл. Укажи мне путь Наружу!
Рассмеялся Инкарцерон миллионом своих залов. Поднял Инкарцерон лапищу, и треснула та лапища, и выпала из нее на землю Перчатка из кожи драконовой. Остался Сапфик один. Поднял он вещицу блестящую и проклял Тюрьму. Но когда надел Сапфик ту Перчатку, то познал все планы Тюрьмы и узрел ее мечты.
В тот вечер зрителей было особенно много.
Скрипучую деревянную сцену циркачи поставили в центре иглу – дымной постройки из обтесанных льдин. Льдины подтаивали и смерзались на протяжении стольких лет, что купол скривился, покрылся складками, оброс зубцами, почерневшими от копоти.
Вместе с двумя выбранными зрителями Аттия стояла перед Риксом, старательно изображая восторг и изумление, а сама чувствовала, как напряжен чародей. Весь вечер публика была тихой. Слишком тихой. Ничем ее не расшевелишь.
Да и представление шло ни шатко ни валко. Наверное, виной тому сильный холод, но плясать медведь отказался – сколько ни тыкали шестом, мрачно сидел посреди сцены. Жонглеры дважды уронили свои тарелки, и даже Гигантия сорвала жидкие аплодисменты, огромными ручищами подняв зрителя на стуле.
Когда появился Темный Чародей, тишина углубилась и усилилась. Зрители замерли, уставившись на помолодевшего от грима Рикса в черном парике и в черной перчатке с загнутым указательным пальцем: надо же продемонстрировать увечье.
В их внимании было что-то голодное и жадное. Рикс стоял совсем близко, Аттия видела капельки пота, покрывающие его лоб.
Предсказания двум избранным зрительницам тоже встретили молча. Ни одна из женщин не рыдала, не пожимала в восторге руку Рикса и ничем не показывала, что его ясновидение – правда. Впрочем, Рикс не растерялся и воспользовался даже их апатией.
Зрительницы умоляюще взирали на Рикса слезящимися глазами. Всхлипывать и радостно вскрикивать пришлось Аттии. Она вроде бы не переиграла, хотя молчание зрителей обескураживало. Аплодисменты снова были жидкими-жидкими.
Ну что не так с местными?
Приглядевшись, Аттия обнаружила, что лица у зрителей грязные, землистого цвета, носы и рты замотаны шарфами, глаза запали от голода. В Инкарцероне подобное не редкость. Стариков и детей среди публики почти не было. От зрителей пахло дымом, потом и чем-то сладковато-травяным. Зрители стояли не группами, каждый наособицу от остальных. Аттия заметила небольшую суету. Какая-то женщина покачнулась и упала. Стоявшие рядом поспешно отошли. Никто не склонился над упавшей, никто к ней не прикоснулся. Вокруг просто образовалось свободное место.
Возможно, все это видел и Рикс.
Когда он повернулся к Аттии, щедро загримированное лицо показалось ей испуганным, но голос звучал, как всегда, плавно.
– Ты ищешь могущественного чародея, сапиента, который укажет тебе путь во Внешний Мир. Такого ищут все! – Рикс повернулся к зрителям: давайте, мол, поспорьте со мной! – Этот чародей – я! Дорога, которой шел Сапфик, тянется через Дверь Смерти. Сейчас я помогу этой девице добраться туда и верну ее обратно!
Теперь Аттия могла не притворяться: сердце едва не выскакивало из груди.
Толпа не загудела, но тишина стала другой – в ней появились угроза и желание такой силы, что Аттия испугалась. Когда Рикс подвел ее к диванчику, Аттия снова вгляделась в замотанные шарфами лица и поняла, что эта публика жаждет не дешевого обмана. Она жаждет Свободы, как голодающий – хлеба. В Морозии Рикс играл с огнем.
– Сматывай удочки! – шепнула Аттия.
– Нельзя. – Рикс едва шевелил губами. – Играем до конца.
Зрители приблизились к сцене, чтобы лучше видеть. Кто-то упал и был затоптан. Капель с ледяного купола падала Риксу на загримированное лицо, Аттии – на руки, стиснувшие диван; на черную перчатку. В дыхании публики ледяная зараза…
– Смерть, – изрек Рикс. – Мы страшимся ее. Мы бежим от нее без оглядки. Между тем Смерть – это дверь, открывающаяся в обе стороны. Сейчас вы собственными глазами увидите оживление мертвой. – В руке у него, откуда ни возьмись, появился меч. Настоящий! Когда Рикс его поднял, на нем блестел лед.
На сей раз гром не гремел, молния на крыше не сверкала. Возможно, Инкарцерону поднадоело представление. Зрители поедали глазами стальной клинок. В первом ряду мужчина безостановочно чесался и бормотал себе под нос.
Рикс повернулся к Аттии и закрепил ей запястья цепями:
– Возможно, придется быстро сматываться. Будь готова.
Рикс закрепил ее шею и пояс ременными петлями. К великому облегчению Аттии, ремни оказались реквизитом. Рикс снова повернулся к публике и поднял меч.
– Так смотрите же! – воскликнул чародей. – Я освобожу ее. И я же верну ее в наш мир! – Настоящий меч Рикс успел подменить бутафорским. Едва Аттия это заметила, как меч вонзился ей в сердце.
На сей раз Внешний Мир Аттия не увидела. Она лежала не шевелясь и смотрела, как «клинок» отходит, как по коже растекается холодная фальшивка-кровь.
Рикс наблюдал за молчаливой публикой, потом Аттия почувствовала тепло. Значит, он склонился над ней.
Рикс убрал бутафорский меч.
– Подъем! – шепнул он.
Аттия открыла глаза. Слабость чувствовалась, но не такая, как в первый раз. Рикс помог ей подняться, кровь чудесным образом ссохлась на плаще, и Аттия почувствовала странное облегчение. Она взяла Рикса за руку, повернулась к публике и с улыбкой поклонилась, на миг забыв, что для местных она просто зритель.
Рикс тоже поклонился, но как-то судорожно. Когда эйфория улетучилась, Аттия поняла, в чем дело.
Никто не хлопал.
На Рикса смотрели сотни глаз. Зрители ждали продолжения.
Такой расклад озадачил даже Рикса. Он снова поклонился, поднял черную перчатку и отступил вглубь скрипучей сцены.
Публика зароптала, кто-то закричал. К сцене бросился долговязый мужчина, замотанный шарфом по самые глаза. Когда он отделился от общей массы, в одной руке у него циркачи увидели толстую цепь, а в другой – нож.
Рикс выругался. Краем глаза Аттия увидела, что семеро жонглеров бросились к занавесу за оружием.
Мужчина влез на сцену:
– Так Перчатка Сапфика мертвых оживляет?
– Уверяю вас, господин… – приосанившись, начал Рикс.
– Докажи это снова. Потому что есть нужда. – Мужчина дернул цепь, и на скрипучие доски упал человек в железном ошейнике, с ужасными язвами на коже. Неизвестно, чем он болел, но выглядел жутко.
– Можешь его оживить? Я уже потерял…
– Так он же не мертв, – заметил Рикс.
Рабовладелец пожал плечами, потом быстро, не дав никому опомниться, перерезал несчастному горло:
– Теперь мертв.
Аттия охнула и зажала себе рот.
Рана наполнилась кровью – задыхаясь, раб бился в конвульсиях. Публика зароптала. Рикс не шелохнулся. На миг Аттии показалось, что чародея парализовал ужас, но, когда он заговорил, дрожи в голосе не слышалось.
– Кладите его на диван.
– Еще чего! Ты мертвецов оживляешь, ты и клади.
Зрителей как подменили – они с воплями полезли на сцену со всех сторон, надвигаясь на циркачей.
– Я детей потерял! – кричал один.
– У меня сын умер! – вопил другой.
Аттия попятилась, оглядываясь по сторонам, только отступать было некуда. Рикс схватил ее рукой в черной перчатке.
– Держись крепче! – шепнул он, а громко сказал: – Отойди-ка подальше, любезный! – Чародей поднял руку и щелкнул пальцами.
И пол провалился.
У Аттии сбилось дыхание – так внезапно она провалилась через люк на тюфячок, набитый конским волосом.
– Скорее! – проревел Рикс. Он уже вскочил, рывком поднял на ноги Аттию и, согнувшись под настилом сцены, бросился бежать.
Шум над головой был просто бешеный – бегущие шаги, вопли, плач, звон клинков. Аттия перелезала через балки. Рикс нырнул под занавес, висевший в глубине сцены, избавляясь от парика, лишнего грима, накладного носа, бутафорского меча.
Задыхаясь, Рикс скинул плащ, вывернул наизнанку, снова надел и, подпоясавшись веревкой, на глазах у Аттии превратился в сгорбленного попрошайку.
– Они там все окончательно свихнулись!
– А со мной… что будет? – тяжело дыша, спросила Аттия.
– Спасайся, как можешь. Если выберешься, встречаемся за воротами, – сказал Рикс и заковылял прочь по снежному туннелю.
На миг Аттию парализовало страхом, но в люк кто-то заглянул, свесившись до самых плеч. Девушка зашипела и бросилась бежать.
Свернув в боковую пещеру, Аттия увидела в снегу глубокую колею. Циркачи уехали, не дождавшись конца представления. Аттия бросилась вдогонку, но на пути было слишком много людей. Жители деревни хлынули прочь из иглу – кто-то громил все вокруг, кто-то уносил ноги.
Аттия повернула назад, вне себя от досады. Пройти такой путь, прикоснуться к Перчатке и остаться ни с чем из-за взбесившейся публики!
Перед мысленным взором снова и снова вставало перерезанное горло раба.
Туннель обрывался меж иглу. В деревне царил хаос – эхо разносило странные крики, повсюду расползался мерзкий дым. Аттия свернула в тихий проулок и побежала по нему, жалея, что лишилась ножа.
Здесь было полно снега, утрамбованного так плотно, будто по нему прошли сотни ног. Упирался проулок в большую темную постройку, в которой Аттия и укрылась.