Саймон начал делать записи о таких событиях, хотя вести дневник он не имел привычки. Больше всего его удивляло то, что ни разу не удавалось застать этих убийц на месте преступления. Ему хотелось посоветоваться с колдуньей, но та вместе с Брайантом ушла на север вслед за первой волной беженцев.
Многочисленные дозоры партизан ежедневно доставляли Саймону разведданные. По вечерам, уединившись в очередном наспех оборудованном командном пункте, он пытался осмыслить их и свести воедино, но ничего определенного до сих пор сказать было невозможно. Тем не менее он все больше убеждался, что некоторые карстенские отряды действуют несвойственным им образом, и предполагал, что в войска герцога проникло чье-то чужое влияние.
Чужаки! Как и прежде, Саймона терзала мысль о таинственном несоответствии уровня развития общества и его технических достижений. Люди, бежавшие из Карстена, рассказывали ему, что энергетические установки появились у них давным-давно – их привезли откуда-то «из-за моря». Оттуда же, «из-за моря», привезли свои энергетические установки и сулькарские мореходы, а Древняя раса приспособила эти установки для освещения и отопления помещений. И сокольники со своими удивительными средствами связи приплыли сюда «из-за моря». И кольдеры – тоже «из-за моря»! И что это вообще означает? Неужели все идет из одного источника?
Добытые сведения Саймон отправлял с гонцами в Эсткарп, получая от колдуний, в свою очередь, новости с севера. Единственное, в чем Саймон был уверен, – пока его отряд пополняют воины Древней расы, он может не бояться проникновения чужаков, поскольку эти люди сразу почувствовали бы присутствие одержимых.
В горах обнаружили еще трех поддельных соколов. Но пока их ловили, все они разбились, и Саймону принесли только жалкие обломки. Кто и зачем сделал их? Это так и оставалось загадкой.
Ингвальд, офицер из карстенских беженцев, стоял рядом с Саймоном и смотрел на уничтоженную деревню в долине.
– Основные наши силы, с трофеями, уже отошли в горы, командир. На этот раз мы кое-что прихватили с собой. После пожара они не смогут определить, что попало в наши руки. Там взяли четыре ящика игл и порядочно провизии.
– Многовато для небольшого отряда. – Саймон нахмурился. Его мысли вернулись к текущим делам. – Похоже, герцог собирается где-то здесь базировать свои войска, а это может означать подготовку массированного наступления.
– Не понимаю, – задумчиво сказал Ингвальд. – С чего все это вдруг началось? Конечно, мы не особенно любим – да и не за что! – людей с побережья. Явившись из-за моря, они оттеснили нас вглубь страны. Но ведь десять поколений мы жили с ними мирно, не вмешиваясь в дела друг друга. Древняя раса никогда не помышляла о войне и не давала повода для столь внезапного нападения. Но чем дальше, тем больше становится ясно, что все это давно и тщательно продумано.
– И не обязательно герцогом! – Саймон тронул коня. Адъютант ехал по тропе бок о бок с ним. – Мне нужен пленник, Ингвальд! Один из тех извергов, что развлекались в деревне у развилки дорог.
Темные глаза воина сверкнули.
– Если мы схватим такого, командир, его немедленно приведут к тебе.
– Живого и способного говорить! – предупредил Саймон.
– Живого и способного говорить? – повторил приказ Ингвальд. – Мы тоже считаем, что такой пленник многое бы мог прояснить. Но мы ведь ни разу не видели убийц! Только следы их работы! И думаю я, что зверствуют они намеренно, пытаясь запугать нас.
– Тут много неясного, – начал Саймон размышлять вслух. – Похоже, некто считает, что жестокостью нас можно запугать. Однако тогда этот некто не понимает, что этим он лишь усиливает сопротивление. А может… – Саймон помолчал. – Может, он делает это намеренно, чтобы направить нашу ярость на герцога и на Карстен вообще, втянуть Эсткарп в войну на юге, а затем ударить совсем в другом месте.
– А может быть, то и другое одновременно, – добавил Ингвальд. – Я знаю, командир, что ты ищешь чужаков в карстенском войске. Слышал и о событиях под Сулькаром, и о людях, проданных на Горм. Среди нас таких точно нет, мы бы их сразу распознали, как с самого начала поняли, что ты не из нашего мира.
Саймон удивленно обернулся и встретил спокойную улыбку Ингвальда.
– Да-да, человек из другого мира! Конечно, до нас дошли слухи о тебе, но уже после того, как мы сами поняли, что ты пришелец. Странно, ты из другого мира и все-таки не чужой нам. Кольдер, к примеру, не смог бы жить и воевать вместе с нами. Да и к сокольникам он ни за что бы не проник – его бы сразу распознали соколы.
– Как это? – заинтересовался Саймон.
– Птицы и звери легко отличают чужаков, даже лучше колдуний. Так что люди, подобные тем, с Горма, сразу будут ими обнаружены. Ученые птицы Соколиного Гнезда обеспечивают безопасность горной страны.
Как бы то ни было, еще до заката Саймону пришлось убедиться в том, что эта хваленая безопасность не более надежна, чем уязвимое тело птицы.
На стоянке воины разбирали трофеи. Саймон откладывал в сторону то, что собирался отправить в Соколиное Гнездо, когда услышал оклик часового и ответ приближающегося сокольника. Обрадованный возможностью переслать горцам их долю трофеев и тем самым разгрузить своих людей, Саймон двинулся ему навстречу.
Однако всадник почему-то, вопреки обычаю, не поднял забрало, как это было принято делать при встрече с союзниками. Впрочем, не только это заставило Саймона остановиться – его воины неожиданно насторожились и, оставив свои дела, двинулись к верховому, заходя ему в тыл. Как это уже бывало не раз, Саймона охватило чувство надвигающейся опасности.
Ни секунды больше не раздумывая, он молча бросился на всадника и схватил его за пояс, с удивлением отметив, что сокол даже не шелохнулся при нападении на его хозяина. Саймон действовал столь стремительно, что всадник не успел достать оружие, но затем, будто опомнившись, он всем телом навалился на Саймона и повалил его на землю. Руки в железных перчатках неумолимо потянулись к горлу Трегарта.
Его отчаянное сопротивление было подобно борьбе со стальной машиной – уже через мгновение Саймон понял, что пытается совершить невозможное. То, что было скрыто под доспехами сокольника, немыслимо одолеть в одиночку и голыми руками. К счастью, Саймон был не один: крепкие руки воинов стащили с него противника и, несмотря на то что он яростно отбивался, прижали его к земле. Потирая исцарапанное горло, Саймон привстал на колени.
– Снимите с него шлем! – приказал он.
Ингвальд занялся ремешками шлема и наконец с трудом расстегнул их.
Весь отряд собрался вокруг воинов, прижимающих к земле чужака, который не переставал вырываться. У всех мужчин горной страны была характерная внешность – рыжеватые волосы и желто-карие глаза, как и у их пернатых слуг. Таким же был с виду человек, прижатый к земле, но собравшиеся около него воины твердо знали, что перед ними лежит кто угодно, только не сокольник.
– Покрепче свяжите его! – приказал Саймон. – Я думаю, Ингвальд, мы нашли то, что искали.
Он подошел к лошади, на которой приехал в лагерь мнимый сокольник, – она была вся в поту, с удил свисали клочья пены. Похоже, ее едва не загнали. В глазах животного стоял дикий страх, однако, когда Саймон потянулся к узде, лошадь даже не шевельнулась и по-прежнему стояла, опустив голову, только крупная дрожь пробежала по всему ее телу.
Сокол сидел совершенно спокойно: он не бил крыльями, не норовил клюнуть Саймона. Тот, осторожно протянув руку, схватил птицу и сразу ощутил, что держит в руках нечто неживое.
С соколом в руке он повернулся к адъютанту:
– Ингвальд, позови сюда Латора и Кару. – Он назвал имена двух лучших разведчиков. – Пусть срочно отправляются в Соколиное Гнездо, надо выяснить, как далеко проникла эта зараза. Даже если там все в порядке, мы должны предупредить сокольников. А вместо доказательств, – Саймон поднял с земли птицеклювый шлем всадника, – пусть покажут вот это. Я уверен, шлем настоящий и сделан руками горцев. – Он подошел к связанному пленнику. Тот молчал, но глаза его горели ненавистью. – Нет, не могу поверить, что это один из них…
– А мы не возьмем его с собой? – спросил Кара. – Или хотя бы птицу?
– Нет. Мы еще ничего не узнали, поэтому пока оставим их у себя. А этого нужно хорошенько стеречь. – Он кивнул на связанного.
– Пещера у водопада, командир! – воскликнул Вальдис, юноша из клана Ингвальда, последовавший за ним в горы. – Там достаточно одного часового у входа. И никто не знает о ней, кроме нас.
– Хорошо. Ингвальд, проследи за этим.
– А ты, командир?
– Я хочу выяснить, откуда идет его след. Как знать, может, он явился из Соколиного Гнезда, тогда чем раньше мы узнаем печальную правду, тем лучше.
– Вряд ли, командир. Но даже если и так, то он ехал кружным путем, ведь крепость сокольников находится от нас к востоку, а всадник появился с запада, на тропе, что идет от моря. Санту! – Ингвальд позвал одного из тех воинов, которые связывали пленника. – Поставь на тропе часовых и пришли ко мне Калуфа – который первым окликнул этого всадника.
Саймон оседлал лошадь и пристегнул к седлу сумку с провизией. В нее же он положил и механическую птицу, впервые попавшую к нему в руки неповрежденной. Он заканчивал сборы, когда к нему подбежал Калуф.
– Ты уверен, что всадник появился с запада? – спросил Саймон.
– Я готов поклясться в этом на Камне Энгиса, командир! Сокольники не любят море, хотя иногда они и служат у мореходов. Но я не слышал, чтобы они патрулировали побережье. А этот появился как раз между скалами, что прикрывают тропу, идущую от бухты, и ехал он так, словно хорошо знал дорогу.
Саймон встревожился не на шутку. Эту бухту они обнаружили пять дней назад, и она была его единственной надеждой на организацию морской связи с севером. В бухте не было скал и подводных камней, которыми изобиловало все побережье, и Саймон вознамерился соорудить там гавань для небольших судов, чтобы переправлять на север беженцев и в то же время снабжать защитников границы оружием и боеприпасами. Если бухта находится в руках врага, это надлежит выяснить – и немедленно!
В сопровождении Калуфа и еще одного воина Саймон покинул лагерь. По пути он внимательно изучал местность, отмечая все, что могло пригодиться для будущих операций. Но мысли о делах насущных перемежались раздумьями совсем иного рода.
Когда он сидел в тюрьме, у него было предостаточно времени, чтобы довольно глубоко заглянуть в самого себя. А глубины эти были мрачны. Его душа словно спала до сих пор под спудом повседневных забот воинской службы. Порой ему казалось, что, кроме них, ничего и нет, что там, внутри, – пустота. А может, Саймон просто не давал выхода тому, что там было?
Он познал страх, но это преходящее чувство обычно только побуждало его к действию. Некогда он поверил Петронию, что, шагнув за Ворота, он найдет себя вновь. Но пока этого не произошло. Ингвальд говорил об одержимых… Одержимые дьяволом… Но как узнать, владеешь ли ты собой сам, или тобой руководит некто?
Саймон как бы раздвоился, постоянно наблюдая за собой со стороны. Чужак… Его воины сразу это почувствовали. Может быть, он сам так же неуместен в этом мире, как те несоответствия, над которыми он ломает голову? Саймону показалось, что он находится на пороге какого-то открытия, которое значит очень много не только для него самого, но и для дела, которому он служит.
Ход его мыслей мгновенно прервался, когда он увидел большую ветку дерева, изогнутую горными ветрами и почти лишенную зелени. Она черной линией выделялась на фоне ясного неба, но еще чернее было то, что висело на ней.
Саймон пригнулся в седле, рассматривая три маленьких тельца, раскачивающиеся на ветру, – раскрытые клювы, остекленевшие глаза, когтистые лапы с алыми лентами и серебряными пластинками. На ветке висели три настоящих сокола со свернутыми шеями, которых специально повесили здесь, чтобы всякий проезжающий по тропе наткнулся на них.
– Зачем? – воскликнул Калуф.
– Вероятно, предупреждение. – Саймон спешился и бросил поводья Калуфу. – Оставайтесь на месте. Если меня долго не будет, возвращайтесь и доложите все Ингвальду. За мной не ходите, мы не можем зря терять людей.
Воины начали было возражать, но Саймон решительно остановил пререкания и углубился в заросли. Вскоре он обнаружил следы множества ног, сломанные ветки, вытоптанную траву, обрывки каких-то тряпок. Саймон приближался к морю: послышался шум прибоя. Все следы свидетельствовали о том, что люди пришли со стороны бухты.
Он уже дважды ходил этой тропой и теперь восстанавливал в памяти картину местности. К сожалению, берег бухты был совершенно лишен растительности, и по обе ее стороны возвышались голые скалы. Оставалось одно – сделать крюк и забраться на утес.
Этот подъем напомнил Саймону другую скальную стену, по которой он карабкался к склепу Вольта. Вот и сейчас он цеплялся руками и ногами за малейшие трещины в камне и наконец добрался до верха, лег на живот и посмотрел вниз.
Саймон ожидал увидеть все, что угодно, – голый прибрежный песок без всяких следов присутствия человека, отряд карстенских наемников, стоящий на якоре корабль… Но увидел он такое… В первый момент Саймон подумал, что перед ним просто очередное наваждение этого странного мира. Потом испугался – уж не галлюцинации ли у него начались, а вдруг то, что он видит, – порождение его собственного мозга? Но, присмотревшись внимательнее к совершенно гладкому металлическому корпусу, Саймон понял, что он хотя и очень напоминает ему нечто знакомое, но все же отличается от всего, что он видел раньше.
Очевидно, это все-таки какой-то корабль, несмотря на то что у него почему-то нет ни надстроек, ни мачт, ни снастей. Нос и корма судна были заострены, и это придавало ему сходство с торпедой. На гладкой палубе Саймон увидел трех человек, которые стояли возле люка. Все они были в птицеклювых шлемах сокольников, но он, непонятно каким образом, вдруг понял, что среди них нет ни одного настоящего горца.
И вновь Саймон, разглядывая таинственное судно, подумал о загадках этого мира. Ведь корабли сулькарцев ходили под парусами и не имели двигателей. А этот корабль как будто явился из его собственного мира! Как могут сосуществовать два таких различных уровня цивилизации? Неужели опять кольдеры? Чужое, чужое… Ему казалось, что он вот-вот поймет, вот-вот догадается…
На какое-то мгновение Саймон, увлекшись рассуждениями, потерял бдительность. Только крепкий шлем, добытый им в Карсе, спас ему жизнь – обрушившийся неизвестно откуда удар оглушил его. Он уловил запах мокрых перьев и еще чего-то незнакомого… Плохо соображая, Саймон попытался встать, но последовал очередной удар, и он краем глаза заметил крыло повергшего его врага. Сокол! Настоящий или поддельный? Этот вопрос он унес с собой в непроницаемую мглу, сомкнувшуюся над ним.
От тупой пульсирующей боли разламывалась голова, в висках стучало так, словно кто-то там, внутри, колотил в барабан. Саймона бил озноб. Стоило ли приходить в сознание, чтобы терпеть такие муки? Вскоре он понял, что этот стук у него в висках усиливается каким-то внешним ритмичным постукиванием. То, на чем он лежал, равномерно, в такт ударам, вздрагивало.
Открыв глаза, Саймон не увидел света, а шевельнувшись, обнаружил, что связан по рукам и ногам. У него возникло ощущение, что он находится в заколоченном гробу, и Саймон прикусил губу, чтобы не закричать от ужаса. Борьба со страхом на какое-то время притупила восприятие, и он далеко не сразу обнаружил, что в этом гробу есть и другие пленники.
Справа от него время от времени кто-то постанывал, слева – кого-то рвало, и это лишь добавляло зловония в спертую атмосферу их общей темницы. Как ни странно, эти звуки успокоили Саймона, и он позвал:
– Кто здесь? И где это мы? Кто-нибудь знает?
Стонущий человек как будто всхлипнул, но ничего не ответил – то ли он не мог справиться с болью, то ли не понял.
– Кто ты? – послышался тихий шепот справа.