Еще бы! Милый, в те одинокие часы, когда частичка твоей души и частичка твоего тела мечтают о женском тепле, ты всегда можешь представить себе лопоухую и лысеющую от божественных забот богиню любви и содрогания! А если не помогает, то представь, как приходит эта женщина-незабудка и с улыбкой и шепчет: «Я к тебе!».
— Я рад, что у тебя все в порядке, — улыбнулся Эзра, покидая мою ванную комнату, а я с облеченным вздохом сползла вниз. Что он там делает? Почему еще не вышел? А вот! Вышел! Дверь хлопнула. Фу-у-ух!
Я домылась, вышла в комнату за своим платьем, но его нигде не было. Благо медальон и кольцо были при мне.
— Так! — возмутилась я, с подозрением глядя на коробочки с косметикой, которые кто-то открыл и выставил в рядок на столике.
Служанки уже несли мне длинное темно-синее платье с блестящими застежками спереди. К нему прилагались мягкие синие атласные туфли. Они положили платье на кровать, расправили атласную юбку, поклонились и вышли. Красивая ткань с узорами, драгоценные застежки на корсете почему-то меня совсем не радовали.
Немного просохнув, я застегивала на себе платье, снова глядя на коробочки. Да чтоб тот, кто придумал эти застежки всю жизнь присохшую к тарелке гречку отмывал! Я взяла в руки красивую коробочку с какими-то тенями, пробуя их пальцем и прикидывая, подойдут ли они к платью.
Дверь в комнату открылась, а я даже пикнуть не успела, как меня сгребли в охапку, обнимая и смеясь мне в волосы. Если ко мне всегда будут так «подкрадываться», то пикнуть, может быть, я и не успею, но какнуть вполне.
— Попалась. Положи на место… Знаешь, я — старый солдат, — послышался шепот, а его руки сцепились на моей талии. — И многое в жизни видел… Если я вижу женщину с макияжем, значит ее плохо любят.
— А если у женщины есть недостатки? — спросила я, поглаживая теплый замок его рук и чувствуя его дыхание в своих волосах.
— На любой женский недостаток всегда найдется мужское достоинство, — услышала я, а в его голосе отчетливо скользнули ноты улыбки.
— То есть, женщине с большим количеством недостатков, как у меня, придется искать мужские достоинства не покладая рук? — осведомилась я, наивно хлопая ресницами.
— Я так понимаю, что наша война продолжается. Ну что ж…Любимых женщин нужно завоевывать, как и города…, -меня поцеловали в висок.
— Я слышала, что города берут, а не завоевывают! — возразила я, наслаждаясь теплом его объятий.
— Берущий силой город не считается победителем, — послышался его шепот в тот момент, когда дверь открылась, а служанка принесла поднос с двумя бокалами и серебряным кувшином, наполненным до краев. — Точно так же, как и берущего женщину силой никто не назовет победителем. Разграбить и уничтожить город или душу — это не совсем то, что помогает завоевать сердце. Так что сдавайся мне…
— Я слышала, что победители перестают ценить свои завоевания, — уклончиво заметила я, рассматривая его предложение со всех сторон.
— Или наоборот, дорожить ими, зная, какой ценой они достались, — возразили мне. — Я уже забыл о том, как завоевываются женщины и города. С недавних пор все предпочли сдаваться на милость победителя. А так не интересно… В любви и в войне всегда есть некоторый азарт. Я не могу понять, любишь ты меня или ненавидишь?
— Люблю, когда гостья, ненавижу, когда пленница, — парировала я, чувствуя тающий поцелуй на своей шее. С ним так странно и удивительно хорошо, а сердце уже выдвигает нежный ультиматум врагу, который лучше самых преданных и верных друзей.
— Ты в плену, и при этом в гостях… Такое тоже бывает, — услышала я, гладя его руки, а мне отвечали нежным поцелуем. — Плен и попытка защитить иногда очень похожи друг на друга… Если есть защита, значит, есть и опасность… К сожалению, она не преувеличена. Но мне иногда кажется, что это я у тебя в плену…
Меня взяли на руки, а я настойчиво требовала имя человека, у которого есть столько нервов, чтобы не угрожать. Мне просто нужно спросить его, где он обзавелся такой крепкой нервной системой.
Эзра сел в кресло, посадив меня на колени лицом к себе.
— Я предлагаю последнюю битву, — улыбнулся он, проводя рукой по застежкам моего корсета. — Она решит исход войны…
Я оседлала его колени, сминая юбку. Рука вела по моей спине, придерживая меня, а я нарочно резко отклонилась назад, делая вид, что падаю. Рука тут же придержала меня и вернула на место, пока я опустив глаза прятала улыбку.
— Я могу расценить это как попытку к бегству, — нежно поцеловали меня в губы. — Я предлагаю сыграть в войну в последний раз…
— Тык-дык, тык-дык! По коням! В атаку! — я изобразила на его коленях маленького будущего полководца, которому подарили игрушечную лошадку.
— А вот это уже дезертирство, — я видела, как Эзра отбросил волосы назад и улыбнулся, удержав меня от еще одной неизбежной встречи с полом. — Но настрой мне нравится.
Его пальцы скользили по моей шее, едва касаясь моей кожи, и вызывали трепетный отголосок в глубине застывшего в каком-то сладком предвкушении сердца. Нежная рука ласкала обнаженные плечи, спускалась вниз на грудь, а через мгновенье он грубо сжал мою талию, резко притянув к себе, и положил руку на верхнюю застежку. Я тяжело дышала, глядя, как пальцы осторожно проводят по серебряной розе, а хватка ослабевает.
— Терпение — не моя главная добродетель. Я его очень быстро теряю, а потом долго ищу, — с усмешкой прошептали мне. — Игра проста. Мы по очереди задаем друг другу вопросы. Как только ты не можешь ответить на мой вопрос, или лжешь, я расстегиваю одну застежку на твоем платье.
Его рука сжала застежку, потянула ее на себя резким движением, а я почувствовала его дыхание на своих губах, которое завершилось нежным поцелуем. Едва ощутимое соприкосновение губ заставило сердце биться чаще.
— Если я не могу ответить на твой вопрос или ты уверена, что я лгу, то ты расстегиваешь застежку на моем камзоле…
Я застыла, чувствуя, как он откидывает рукой мои волосы за спину, а потом снова нежно ведет вниз по груди, считая застежки.
— Мы в равных условиях. Итак, твой вопрос, — усмехнулся он, делая глоток из бокала, а я посмотрела на верхнюю застежку его камзола. — Нападай…
Я не хандра, чтобы нападать! Эзра снова пригубил вино, не сводя с меня взгляда. Перед глазами пронеслась тень с мечом в руке. Я положила руку ему на губы, скользя по ним пальцами, словно утирая их, а потом нежно поцеловала: «Кто ты?»
— Хороший вопрос, — его глаза раздевали меня, а рука гладила плечо. — Я тот, кто отдал жизнь войне, и тот, чье сердце мира просит. Я тот, кто вечно в стороне, пускай меня и превозносят. Кому-то меч, кому-то щит. Пусть каждый для себя решит.
— Эм… То, что ты поэт, я уже поняла, но ответ не считается! — заметила я. Вот где ты был, когда я полночи насиловала музу? Ничего, будем иметь в виду. Мои руки пытались расстегнуть первую его застежку. Сначала осторожно, а потом с азартом человека, которому забыли выдать инструкцию.
— Погоди, я сам. Мне кажется, что ты сейчас пальцы себе сломаешь, — смеялся Эзра, показывая мне, как правильно это делается. Такое чувство, что его каждый день пытаются раздеть! Или эта мера предосторожности продиктована недавним нашествием девушек? — А то слухи о том, что ночь со мной — дорогое для здоровья удовольствие, будут оправданы…
— А в них есть доля истины? — поинтересовалась я, глядя на него с подозрением.
— Вижу, что тебе не терпится меня раздеть? Я пошутил. Сейчас моя очередь, — усмехнулся он, а рука, которая гладила меня тут же легла на первую застежку моего корсета. В глазах блеснул азарт. Я снова покачнулась, чувствуя, как меня тянут на себя. Мою шею стали целовать, едва касаясь, проводя по ней губами, а потом послышался шепот. — Итак, мой вопрос. Как твое настоящее имя? Отвечай.
— Эм…, - замялась я, понимая, что выбрать из трех, ранее предложенных, имен выбирают меньшее. — Асися…
— Ложь. Таких имен не существует, — я чувствовала, как застежка осторожно раскрылась, а мне стало легче дышать. Нежная рука провела по моей полуобнаженной груди, а сладкие губы склонились, чтобы ее поцеловать. Меня придвинули к себе еще ближе, а я чувствовала, что каждый поцелуй, каждое прикосновение его губ к моей коже заставляет меня задыхаться.
— Что … ты делаешь…, - едва слышно прошептала я, чувствуя, как его пальцы гладят меня по спине, а губы снова поднимаются в сторону шеи, оставляя сладкую дорожку озноба.
— Маленькой победой нужно наслаждаться, — прошептали мне и нежно поцеловали в губы. Я потянула руку за бокалом, делая большой глоток и ставя его на стол. — Твоя очередь…
— Эзра — это твое настоящее имя? — спросила я, расслабившись так, что не успела придумать приличного вопроса.
— И да, и нет… Мое нынешнее имя пишется, как Есра, но для благозвучия его исправили, как Эзра. Переставь буквы местами и узнаешь, кто я, — прошептали мне. Меня резко прижали к себе, оборвав мыслительный процесс. — Итак, мой вопрос…
— Про какую опасность ты говорил? — с тревогой спросила я, проводя пальцами по его шее и видя, как вздымается его грудь. Я тоже умею отвлекать, а потом задавать вопросы! Мои руки легли ему на широкие плечи, сминая черную ткань одежды.
- Если кажется, что человек ушел навсегда, жди его в самый неожиданный и неподходящий момент, — прошептал Эзра, на меня смотрели серые глаза, а его черные, красивые брови поднялись. — Знаешь, у меня достаточно врагов. Кто-то бежит от разрухи и нищеты, но возвращается, чтобы присвоить чужой порядок и процветание. Такой ответ тебя устроит?
Я задумалась, закусив губу и теребя вторую застежку его камзола. Вернется тот, кого не ждут?
— Я так понимаю, что конкретного ответа на вопрос, так и не получу, — заметила я, щелкая замочком и наклоняясь, чтобы поцеловать обнажившуюся кожу. Его рука легла мне на голову и гладила ее, пропуская мои волосы сквозь пальцы. Я снова поцеловала вздымающуюся грудь, а потом спрятала свой поцелуй ладошкой. Глоток вина заставил меня улыбнуться и скользнуть глазами по черной одежде, проверяя, сколько вопросов у меня осталось.
— Моя очередь, — прошептал Эзра, грубовато подтягивая меня поближе за корсет. Его пальцы гладили вторую застежку, а я предвкушала еще один каверзный вопрос.
— Я вот думаю, сейчас расстегнуть, или дать тебе попытку? — усмехнулся он, проводя пальцем по драгоценности, которая сверкала с каждым бокалом вина все ярче. — Мой вопрос. Ты готова остаться со мной?
Я вздохнула, понимая, что ответить на этот вопрос не могу. Мне все равно придется уходить, чтобы заниматься своими прямыми божественными обязанностями… Вторая застежка щелкнула в его руке, а я почувствовала, что почти могу дышать полной грудью. Меня придвинули поближе к себе, запуская руку в корсет, и страстно впились поцелуем в шею, пока пальцы сладко и настойчиво ласкали мою не до конца обнаженную грудь.
— Моя… — я только собиралась уточнить что-то важное, но губы скользнули по моей шее так, что я забыла, о чем собиралась спросить. Каждое прикосновение вызывало у меня судорожные вздохи, на которые мне отвечали поцелуями. Я покачнулась, с нежностью отвечая на долгий поцелуй. — Оч… чередь… Что такое рефрижератор?
— Что? — на меня посмотрели с явным интересом, а потом сами расстегнули свою застежку. Я запустила руку ему под одежду, гладя грудь, покрытую шрамами и чувствуя, как часто громко бьется его сердце. — Рефри…что? Хорошо, пощады не жди…
Не нравится мне улыбка великого завоевателя, но рано радуется. Рефрижератор прочно стоит на страже моей личной жизни!
— Что я сказал тебе год назад? — усмехнулся Эзра, а его рука уже лежала поверх третьей застежки, которая поддалась едва слышным щелчком. Моя грудь почти полностью обнажилась, а поверх нее легли руки, сладко массируя ее и заставляя меня покачиваться в такт ласкам. В тот момент, когда нежные руки сменились жадными губами, я простонала, обнимая «завоевателя» дрожащими руками.
— Дважды два? — произнесла я, тихо смеясь и запуская пальцы в его волосы. А потом прижалась губами к его лбу, и вдохнула запах его волос.
— Для тебя — пять, — услышала я ответ, а потом коварно расстегнула еще одну застежку, запуская руки под одежду самого безграмотного Императора на свете. Каждый уважающий себя правитель должен знать два действия — деление и отнимание, так что ответ почти правильный.
— Знаешь ли ты, что я душу готов отдать за ночь с тобой? — спросили у меня, а пока я медленно прикидывала соотношение курсов «ночь-душа», еще одна застежка была беспощадно расстегнута.
— Скажи, — прошептала я, понимая, что если он сейчас примется наслаждаться победой, я успею три раза забыть вопрос. — Ты меня любишь? Меня, а не тот придуманный образ?
— Я не буду отвечать на этот вопрос, — прошептали мне в ответ, а я попыталась застегнуть корсет обратно, но меня со смехом поймали за руки и удержали. — Словами…
Я почувствовала, как меня сжали так, что перехватило дыханье и стали целовать, как в последний раз. Я вцепилась в его одежду, чувствуя, как поцелуй не дает мне даже вздохнуть. От такого поцелуя дрогнет даже каменное сердце. Дрогнет и забьется, в сладком предвкушении…
— Сдавайся мне, — прошептал Эзра, а я понимала, что руки поднимать вверх, демонстрируя жест доброй воли, вовсе необязательно, тем более, что сейчас мои пальчики собрались в смелый партизанский отряд, а губы усыпляют бдительность. «Дело сделано! Дальше не дотягиваемся!», — отрапортовали они, а я нежно поцеловала кончик чужого носа и вопросительно приподняла брови.
— И как это называется? — удивился шепот, глядя на последнюю оставшуюся застежку. «Рады стараться!», — отрапортовали пальцы, и тут же принялись втираться в доверие, гладя красивые, рельефные плечи.
— Нежным словом «диверсия», — прошептала я, снова целуя его в нос. — На войне как на войне! А что поделать?
— То есть так, да? А ты не боишься ответных шагов? Не думаешь о том, что я это просто так не оставлю? Или надеешься, что это сойдет тебе с рук? — улыбнулся Эзра, а мои пальцы настороженно застыли. — Ты уверена, что это пройдет для тебя безнаказанно?
Я скромно пожала плечами, пробираясь к последней застежке. Богиня любви тоже не любит проигрывать. В любви не бывает победителей и побежденных. А кто считают по-другому — ничья и ничей.
Сразу пять застежек внезапно расстегнулись на моем корсете.
— Так нечестно, — усмехнулась я, чувствуя, как поцелуи стали все страстней и слаще. Мою грудь терзали и нежили жадные пальцы, а вместо поцелуя я иногда чувствовала волнительные укусы.
— Просто ты не ответила на сразу пять вопросов, — прошептали мне, едва ли не срывая с меня корсет. Мои мысленные подсчеты количества оставшихся попыток никак не сходились с видимым результатом. Последняя застежка удерживала платье, а корсет был уже вывернут наизнанку.
— Моя очередь, — прошептала я, чувствуя головокружение от успеха. Я приблизилась к приоткрытым и сладким губам, словно хочу поцеловать их всей нежностью, а потом мягко оттолкнула их обладателя на спинку кресла, даря страстный поцелуй-укус. — Что мне полагается за победу?
— Проси все, что угодно, — прошептали мне, а я с радостью расстегнула последнюю застежку и увидела, как он снимает с себя камзол. — Теперь моя очередь…
— Какая очередь? Я победила! — усмехнулась я, гладя и целуя его обнаженную грудь. Его рука повторяла изгибы моего тела. В тишине отчетливо было слышно, как участилось его дыхание, в тот момент, когда он скользил рукой по моему животу, а потом схватил последнюю застежку.
Он взял мою руку и повел ею вниз. Я опустила глаза, слыша легкую усмешку. На его штанах была точно такая же застежка. И вот верь после этого в честную игру!
— Как ты хочешь? Нежно или … — послышался вопрос, от которого вздрогнуло сердце. Я задыхалась, облизывая пересохшие губы, мысленно представляя все варианты, а с меня уже сдирали платье, бросая его на пол…
— Я так долго хотел тебя…, - услышала я, чувствуя, как его руки держат меня за талию. — Девочка моя… Каждое мгновенье я представлял тебя, сидящую у меня на коленях, мысленно любовался тобой и готов был отдать все за одну ночь в твоих объятиях… Были моменты, когда я был готов умереть за один твой поцелуй… Это невыносимая пытка, даже для меня… Изо дня в день… Много лет подряд… Нет ничего страшнее мгновенья, когда сердце верит в чудо, рука открывает дверь, и ты понимаешь, что чуда не случилось…