— Обещаю, — прошептал некромант. Он поднял на статую бледное лицо, а глазах промелькнула такая надежда, что я сменила гнев на милость.
— Ее зовут Нинэль, — выдохнула я, глядя как он выбегает из храма. А теперь срочно в императорский сад! Я там видела, еще пару уцелевших клумб, а в моем шкафу лежали чепец и скромное платье! Мне понадобится мужество, крепкие нервы для сбора цветов и корзинка. Думаю, что ты не обидишься, мой дорогой враг, если я позаимствую ее у твоего садовника?
Через пятнадцать минут я нетерпеливо стояла с корзиной цветов рядом со старой лачугой на окраине столицы, в которой ютились две сестры, и караулила внезапно осознавшего свои чувства некроманта. Он мчался за каким-то огоньком, не разбирая дороги. Огонек привел к нужной двери и тут же померк.
— Купите девушке цветы! — противным голосом заорала я, расхаживая вокруг него и тыкая в лицо тонким намеком. — Не хотите купить букет? Свежий, красивый! Прямо, как из Императорского сада! Не хотите купить букет своей девушке? Девушки любят цветы!
— Да-да! Забираю все! Вот! — занервничал некромант, давая мне несколько золотых и выхватывая у меня корзину. — Нинэль! Нинэль!
Из кривого окна выглянуло детское лицо, а потом исчезло. Ничего! Подождем!
— Нинэль! — орал некромант так, что на соседнем кладбище должны встать все мертвые. Дверь открылась, а на пороге появилась Нинэль, изумленно глядя на цветы, которые тут же ей презентовали. На пухленьких щечках появился румянец, а бывшая служанка с удивлением смотрела на бывшего хозяина. Он что-то говорил, а у нее по щеке текла слеза, капая прямо на лепестки. Я отошла за угол старой лачуги, глядя как некромант склонился к порозовевшему от смущения ушку, что-то прошептал, а слезы на ее лице моментально просохли. Нинэль, словно, засветилась изнутри, озаряя все вокруг счастливой женской улыбкой. За ее спиной пряталась маленькая сестра, глядя на некроманта как я на его стряпню. Согласна, не Импера… Ой!
Я застыла, пытаясь осознать то, о чем сейчас подумала. «Кыш-кыш-кыш!», — помотала я головой, вспоминая нашу крепкую взаимную вражду.
— Пойдем, нечего вам здесь делать. Тебе тоже читать не мешало бы научиться! — некромант выдавил бледную улыбку, положив тонкую руку на голову младшей сестры. Я смотрела, как девочки собирают вещи, а некромант с омерзением смотрит на их старый дом, который вот-вот завалиться и рухнет.
— Богиня любви услышала меня! — прыгала малышка, вокруг пары. А я видела, как две руки сплелись вместе. Покрасневшая, не верящая своему счастью Нинэль бросила робкий взгляд на бледную руку, которая гладила ее пальцы. — Она услышала меня! Она помогла! Спасибо ей! Спасибо!
Я чувствовала, как все еще улыбаюсь идиоткой, вспоминая счастливые глаза Нинэль. На заработанные деньги, я честно купила себе еды, устроила пир перед зеркалом, глядя на то, как Нинэль и сестра учатся читать по слогам… В его доме сразу как-то стало уютно и тепло. В тот момент, когда некромант осторожно погладил бывшую служанку по щеке и наклонился, чтобы поцеловать, послышался радостный детский голос: «Ой! А что я нашла!», а в комнату влетел счастливый ребенок, размахивая чьей-то окостенелой рукой и вызывая улыбки. Я еще долго лежала, обнимала подушку и улыбалась, вспоминая этот милый момент, а потом уснула.
— БОГИНЯ!!! — закричало зеркало, заставив с утра меня вздрогнуть и перепугаться не на шутку. Женский голос был страшен. Охрипший и сорванный, он звал меня, пока я экстренно бежала узнавать, что случилось.
— Я стояла на коленях всю ночь! Я молилась тебе! — задыхалась молодая женщина, а я слышала страшные хрипы рыданий, которые вырывались у нее из груди. — Я прошу тебя! Прошу о милости! Все, что угодно! Я сделаю все, что захочешь! Спаси его… Спаси Терция… Я умоляю… В полдень начнется казнь… … Он просто хотел помочь! Он ни в чем не виноват! Он хотел спасти… И за это его казнят… О, богиня…
Голос сорвался в страшный крик отчаяния. В храме на коленях стояла красивая, смертельно бледная молодая женщина с золотыми, спутанными волосами в нежно-голубом платье. Она протягивала дрожащие руки к статуе, по ее щекам текли слезы, а грудь вздымалась от рыданий.
— Покажи мне этого Терция, — прошептала я, нервно догрызая ноготь. Зеркало тут же выдало мне картинку, от которой мне самой стало не по себе. Молодой, симпатичный, светловолосый мужчина с карими глазами в белой сорочке и в черных штанах, стоял на коленях со связанными за спиной руками, а над ним возвышалась черная фигура Императора. По обе стороны от Терция стояла молчаливая стража. Узник поднял глаза на Императора, который хранил молчание, а потом набрался мужества.
— Я могу повторить, — послышался хриплый голос осужденного. — Каменное сердце не способно любить! И это правда, хоть вы мне и не верите. Я просто хотел помочь вам! Спасти вас…
Лицо Императора было бледным, а он сжимал рукой спинку кресла. Выглядел он ужасно, камзол был распахнут, черные волосы растрепаны, словно какие-то плохие новости поймали его в самый неподходящий момент.
— Я не убийца, не вор, не мошенник. Я не готовил заговор! Я даже никого не обманул и никого не предал! Каменное сердце не способно любить! — опустил голову узник, тряхнув спутанными волосами. — Я поклялся никому не говорить… Я перед ней поклялся…
— Ты своими руками разрушил мою жизнь, — Император отвернулся, тяжело дыша, словно каждое слово причиняет ему страшную боль. — И теперь ты попытался уничтожить то, что для меня дороже всего мира!
— Если бы знал тогда, я бы никогда не согласился! — дернулся вперед узник, а Император прижал руку к лицу. Черные волосы скрывали его эмоции, а я слышала лишь тяжелое дыхание. — Если бы я знал,… Мне было бы проще отрубить себе руки… Поэтому я и решился на это шаг! Я бы успел, но стража скрутила меня раньше! Проклятье!!!
— Увести его! — резко произнес Император, задыхаясь и поднимая мертвые глаза на приговоренного. — Приговор остается в силе! Оставьте меня! Живо!
Зеркало снова показало мне хрупкую и обессиленную фигурку девушки в голубом, которая свернулась на полу возле пьедестала, вздрагивая от рыданий. Ее золотые волосы разметались по ступеням, а ее руки жадно собирали лепестки.
— П-п-прошу вас…. П-п-прошу… Он всегда был верен вам, — едва слышно давилась рыданиями она, сжимая кулаки. Жрицы пытались ее поднять и утешить, но она смотрела на них мертвыми глазами. — Возьмите м-м-мою жизнь… Возьмите ее… П-п-пожалуйста… Но с-с-сохраните жизнь ему…
Как поступить? Такая любовь заслуживает хотя бы слов утешения… В чем же его преступление? Чем он так прогневил его величество? Ладно, попробуем поговорить с ней.
Я включила розовый свет, а сверху на нее стал падать лепестки. Красавица подняла измученное лицо, которое озарилось непередаваемой словами надеждой. Она щурилась на свет, а ее мокрые щеки блестели от слез. На секунду мне показалось, что она зарыдает, но она засмеялась, сквозь слезы.
— Вы… Вы ответили… Вы меня услышали… — задыхалась она, а ей на лицо падали лепестки. — Прошу вас…
Тонкая рука поймала несколько лепестков, а дрожащие губы стали их целовать.
— Милостивая… — выдыхала она сквозь слезы, стоящие мутной пеленой в красивых глазах. — Милостивая…
— Видишь, дитя мое, — старая жрица помогла ей подняться, указывая рукой на статую. — Твоя любовь заставила богиню явиться к тебе! Любовь способна убить, любовь способна спасти… Любовь способна людей за собой повести… Верь в ее могущество и милость! Чтобы не случилось, все к лучшему!
Я тяжело вздохнула, понимая, что между трусами-недельками и неприятностями есть куда больше общего, чем кажется на первый взгляд. Они очень нежно облегали мой холодеющий седалищный нерв, всегда готовый к изысканным приключениям!
— Любовь, дитя мое, — старая жрица утешала красавицу, которая внимала каждому ее слову. — Способна творить настоящие чудеса.
Не обязательно творить. Иногда и вытворять! Я уже предчувствовала, в какой приятной атмосфере пройдет будущая беседа с императором, а нервные клетки дружно схватились за лопаты, обеспечивая себе места в загробном мире.
— Если пройти туда невидимой, попытаться затянуть этого Терция сюда? — вслух рассуждала я, нервно расхаживая по комнате. Судя по покашливанию зеркала, идея так себе. Может, подкупить стражу? Чем? Денег у меня все равно нет! А если пообещать им любовь? Сомневаюсь, что они согласятся, зная характер императора. Думай! Думай! Включай божественные мозги…
Я видела в зеркале, как на площадь перед дворцом стекаются зеваки. Виселица выглядела воистину жутко. Палач в черном одеянии стоял рядом с деревянной конструкцией определенного назначения, и проверял на радость зрителям механизм открывания люка, вызывая у меня содрогание. Зеркало показало повозку, которая медленно катится в сопровождении конной стражи. В повозке сидел знакомый узник, улыбаясь какой-то странной, отрешенной улыбкой. Повозка остановилась, Терций поднял голову, а стража дернула несчастного и поставила на ноги.
— Помилуйте его! — кричали люди, бушуя пестрой толпой. — Помилуйте!
Сквозь толпу пробивалась та самая златокудрая красавица, задыхаясь от слез и умоляя пропустить ее. Спины смыкались стеной, но маленькая мужественная фигурка старалась раздвинуть их. На нее оглядывались, ей что-то говорили, а она, словно не слышала и не видела ничего, кроме страшной петли.
Каждый шаг обреченного сопровождался поскрипыванием ступеней и тревожным шепотом предвкушения, который раздавался в притихшей толпе.
— Пропустите, умоляю, — шептала золотоволосая красавица, пытаясь протиснуться к виселице. — Я прошу вас! Ради всего святого! Я должна увидеть его! Пустите!
Внезапно она подняла глаза и застыла на месте. Ее глаза стали прозрачными, а по ее щеке медленно стекла слеза. Терций увидел ее, стиснул зубы и покачал головой.
— Люблю тебя, — шептала красавица, одними губами, снова пытаясь поймать его прощальный взгляд. Я видела, как дрожат ее руки, которые она прижимала к груди. — Люблю… Больше жизни люблю…
— Люблю… — прошептал он, глядя на нее и пытаясь улыбнуться. — Навсегда…
Толпа заволновалась, но тут же послышался громкий голос.
— Именем Императора Эзры, Терций приговаривается к смертной казни через повешенье за преступление, состав которого не разглашается. Считайте это — государственной изменой! — читал мужик в черном, поглядывая на сгорбленного Терция.
— Нет, нет, нет, — шептала девушка, глотая воздух, как рыба, выброшенная на берег. Обреченный смотрел на нее с такой нежностью, с такой любовью, а она не могла отвести от него последний взгляд. Стража толкнула узника в спину, тот сделал шаг навстречу смерти, а красавица упала, как подкошенная, но ее поймали чьи-то руки, поддержав ее.
Я схватила с полки бланк приказа, достала перо и стала писать, глядя, как Терций гордо вскидывает голову и закрывает глаза. Быстрее, быстрее! Есть!
— Казните и меня! — кричала несчастная, и крик ее был страшен. — Казните и меня! Я не хочу без него жить!
В тот момент, когда на шею Терцию накинули петлю, затягивая ее потуже, я бросила сквозь зеркало листок. Кто-то из людей заметил его. Все подняли головы, глядя, как он падает в луче света на деревянные подмостки.
— Чудо! — кричали люди, показывая пальцами и задирая головы. Особо любопытные с задних рядов подпрыгивали, пытаясь рассмотреть, что происходит.
Я видела, как глашатай дает знак палачу остановиться, а тот уже положил могучую руку на рычаг. Осмотревшись по сторонам, глашатай наклонился, поднял листок, пока народ нервно перешептывался и не сводил глаз с листка.
— Это — Императорский указ о помиловании! Терций помилован! — прочитал глашатай, показывая всем печать. Я видела, как палач молча снимает петлю с шеи обреченного, как народ гудит восторженным ульем, а красавица, которая пришла в себя, прорывается к любимому. Люди расступаются, а она взлетает по ступенькам и обессиленно падает в его объятия, покрывая все еще бледное лицо поцелуями и сжимая его двумя дрожащими руками. «Любимый… Любимый…», — задыхалась она, а народ умилялся и охал.
— Слава Императору! — закричал кто-то из задних рядов, а по толпе прокатился счастливый рокот. — Слава Императору!
— Слава богине! — кричала девушка, из последних сил обнимая любимого. Она плакала, смеялась и целовала, целовала, целовала… — Я никому его не отдам! Никому!
Народ провожал пару растроганными взглядами, а я смотрела на них, понимая, что только что нажила себе не просто неприятности, а неприятности — рейтузы с начесом! Мне кирдык!
— Надо поблагодарить богиню! — счастливая девушка тянула любимого в мой храм. Она держала его за руку, а потом прижимала ее к губам и поливала слезами.
— Богиню? — опешил Терций, глядя на храм с таким омерзением, что на долю секунды мне захотелось сказать императору, чтобы он отошел в сторонку и дал мне возможность лично прикончить одного очень благодарного человека. — За что ее благодарить? Я ненавижу ее! Это все из-за нее! Бедный Император! Она погубила его!
— Но она спасла тебя, — рыдала девушка, целуя его руку и гладя его пальца. — Ради меня… Прошу тебя… Мы должны ее поблагодарить… Я молилась всю ночь… Я всю ночь стояла на коленях, и она меня услышала! Пойдем… Ради меня…
Я смотрела на мужика, понимая, что благодарности в нем ноль целых хрен десятых. Ну что ж… Большое пожалуйста! Смотреть, что сейчас происходит с Императором, я не отважусь. Мне районный терапевт строго настрого запретил! При мысли о том, что его величество думает обо мне в данный момент времени, моя попа превращается в нервно сжавшуюся обледенелость.
Не смотря на уговоры Терций категорически отказался даже заходить в храм, а ко мне на пушистых лапках закралось странное подозрение… Ну-ну… Ляжешь спать, придет и к тебе подкроватное чудовище! Зато счастливая девушка пришла в храм, прижимая к груди красивое белье с атласными лентами и целую корзину сладостей. Жрицы удовлетворенно кивнули, глядя на дары, а красавица еще час благодарила меня, стоя на коленях.
— Вы спасли гения! — смеялась она, а по ее щекам текли слезы. — Вы спасли лучшего скульптора Империи! Я… Я попрошу его сделать вашу статую… Я поговорю с ним и все расскажу! Мой Терций говорил о том, что вы — чудовище, но я своими глазами видела, что это не так! Он все поймет…
Она обещала, что мне подарят статую в храм из милинейского мрамора и каждый день будут приносить самые красивые цветы из сада.
Я терпеливо ждала, когда Терций ляжет в кроватку, понимая, что во сне он никуда от меня не денется. Вот! Кажется ус… Нет! Открыл глаза! Спи уже! Наконец-то я стояла перед зеркалом, глядя на туннель, ведущий в чужие сны. Неожиданно для себя, я очутилась в роскошном саду. Среди цветов стояли красивое белоснежные статуи, которые обволакивал нежно-розовый туман.
— Все-таки пришла! — услышала я уставший голос, глядя на Терция, стоящего возле обломков мрамора с молотком. — Зачем ты меня спасла? Что на этот раз? Ты же знаешь, что я ненавижу тебя! Ты была моей музой, а теперь ты — мое проклятье! Ты — мерзкая, отвратительная, алчная и жестокая богиня! Однажды я уничтожу свой шедевр, и ты мне не помешаешь! Мне никто не помешает!
— Терций, я ничего не помню, — терпеливо произнесла я, глядя на молоток в его руке. — Я действительно ничего не помню! Расскажи мне по поводу Императора! Все, что ты знаешь!
— Хорошо, я напомню тебе, если ты не помнишь! — грубо произнес Треций, разбивая статую какого-то мужчины в доспехах с мечом в руках. — Неужели ты не помнишь, как однажды я пришел к тебе в храм, после того, как мне сказали, что в моих скульптурах нет любви? Как будто делаю я их без души и сердца! Я спросил тебя, что значит, вкладывать любовь в камень? Ты ответила, что поможешь мне узнать ответ на мой вопрос, в обмен на одну маленькую услугу. Той же ночью ты пришла ко мне во сне, сказав, что тебе нужна статуя женщины, которую ты детально описала.
Провалы в памяти, я так понимаю, у меня чередуются с провалами в совести.
— Пока я создавал статую, ты была рядом, но я тебя не видел, — насмешливо заметил Терций, разрушая статую красивой и нежной девушки с цветком в тонкой мраморной руке. — Ты была моей музой и каждый день, пока я творил, рассказывала красивую сказку, которая меня вдохновляла. Сказку о том, как одна богиня любви захотела получить власть над очень могущественным, богатым, умным и красивым мужчиной. Она мечтала, чтобы в ее честь строили храмы и воспевали ее, но герой упорно отказывался служить ей. О, если бы я знал… Если бы я тогда знал…