Собственно, именно из таких опасений я и притащила его сейчас сюда. С того момента, как искин комплекса перешёл в активный режим, связаться с ним можно было из любой точки внутри пирамиды, и конкретное место роли не играло. Можно было и за её пределами, но там искину сложнее взаимодействовать с чужим мозгом и не получалось загружать достаточные объёмы информации.
В общем, я решила хоть немного подготовить мужчину морально, но недооценила харра. Запоздало вспомнила, что он же сам упоминал о собственном общении с этим комплексом, наверное, не так уж его это пугало!
Впрочем, моё присутствие оказалось кстати. Искин наотрез отказался признавать мужчину даже младшим персоналом, но после уговоров милостиво согласился причислить к «вольным слушателям» — ученикам, которые в древности приходили сюда за знаниями. Я понятия не имела, чему и как нужно учить Нира, но искин не задавал вопросов, да и сам харр сохранял невозмутимость. Оставалось надеяться, что древняя автоматика не промахнётся, но здесь меня успокаивало правило о невмешательстве в психику. Так что после сеанса это в любом случае останется мой Нир.
Придя к выводу, что контакту рыжего с храмом моё посредничество не нужно, я первым делом проведала пленных. Те находились где-то в недрах пирамиды в состоянии, близком к анабиозу, и прекрасно себя чувствовали, совершенно не осознавая происходящее. Однако больше ничем храм помочь не мог: подходящих для допроса или прямого сканирования памяти средств здесь предсказуемо не нашлось. Работало всё то же правило о невмешательстве в психику.
А потом я перестала оттягивать трудный момент и всё же погрузилась в чужие воспоминания. Опять видеть — больно и страшно, но — необходимо. Я наконец должна разобраться, должна понять, почему? За что они умерли? Даже если ответ мне совсем не понравится.
Искин… спит. Последняя команда, отданная уходящими хозяевами: консервация и сохранение. Энергии более чем достаточно, системы изолированы от общего потока, периферийные самовосстанавливаются — процесс потенциально не ограничен во времени. Как-то так выглядит вечность.
Автоматика равнодушна к тем, кто приходит: она не получает знакомых команд. Харры, нет ли, какая разница, если никто из них не интересуется накопленными знаниями и заложенными возможностями? Нет угрозы, нет команд — нет ответной реакции.
Сигнал из семнадцатой репродукционной лаборатории, запрос на модификацию женской особи. Приоритет задачи — наивысший, разрешение выдано без обработки данных и пробуждения основных систем.
Сбой. Ошибка фиксации объекта, ошибка автоматической настройки — отсутствует карта настройки. Причина: отсутствие оператора с достаточным уровнем допуска, стандартная программа не имеет разветвлённого алгоритма решения. Требуется подключение дополнительных ресурсов.
Пробуждение. В штатном режиме, постепенно, с проверкой всех систем. Даже очень совершенная автоматика не срабатывает мгновенно, тем более когда в этом отсутствует необходимость: ситуация не является критической.
Демонстрационный зал. Самое большое помещение в недрах комплекса. Здесь проводятся натурные эксперименты и редкие общие собрания. Сейчас тут группа разумных. Уровень интеллекта — высокий. Модифицируемая женская особь движется к ним.
Сигнал с контрольного пункта демонстрационного зала на повтор эксперимента. Уровень важности сигнала незначительный, проверка допуска не требуется. Команда на повтор. Направление эксперимента: «Механизм возникновения вирусных цивилизаций». Тема эксперимента: «Корреляция агрессии и личного уровня интеллекта».
Нештатная ситуация: угроза жизни отобранной женской особи. Сравнение приоритетов задач, выработка решения. Направление «репродукция» — высший приоритет, решение — обеспечение безопасности особи, устранение угрозы без ограничений методов. Проверка допуска организатора эксперимента, уровень допуска — неопределённый. Эмоциональное состояние организатора эксперимента неудовлетворительное.
Команда о прекращении эксперимента. Команда о перемещении объекта модификации в реанимационный блок для устранения последствий воздействия.
Психическое состояние объекта — неудовлетворительное, продолжение модификации невозможно. Сбой: программа автоматического восстановления отсутствует, персонал соответствующей компетенции отсутствует. Экстренная ситуация, приостановка процесса модификации до восстановления показателей.
Попытка сторонней транспортировки женской особи. Уровень опасности — низкий. Разрешить…
«Эмоциональное состояние оператора: неудовлетворительное. Прекратить контакт», — с этой мыслью искин просто вышвырнул меня в реальность. Но я была даже благодарна за это, информацию следовало осмыслить. И пережить.
Очнувшись, я обнаружила нас с Ниром всё в той же комнате, только теперь здесь появилась пара кресел. По виду — каменный монолит, но сидеть неожиданно удобно. Пока мы витали в виртуальном мире, автоматика позаботилась о телах и аккуратно их усадила, не беспокоя разум.
Некоторое время я сидела неподвижно, тупо пялясь прямо перед собой. В голове было пусто и звонко, в сердце — колко, в душе — тошно. И я не представляла, что делать с новыми знаниями.
— Мара? — окликнул меня озадаченный голос Нидара. Я дёрнулась, с трудом сфокусировала взгляд на харре. — Что с тобой? — Он поднялся с места, приблизился и опустился на корточки, поймал мои ладони. — Мара?..
— В их смерти виновата я, — прозвучало сухо, надтреснуто. — Понимаешь? Я! Если бы я не сунулась в ту комнату одна, не умудрилась упасть и ссадить локоть об камень, не присела на этот проклятый алтарь, чтобы залепить царапину, и не ушла потом, автоматика бы просто не проснулась! И когда этот бедный охранник на галерее щупал непонятный камень, система не восприняла бы это как команду! И они бы… — голос окончательно сел.
Нир подался вперёд, пересел в моё кресло, потеснив меня, а потом и вовсе перетащил к себе на колени. Я прижалась к широкой груди, закусив губу и чувствуя мучительную резь в горле от слёз, которые, казалось, давно уже пролились.
— Винить себя можно за то, что сделал намеренно. Или мог изменить, но не изменил. Или мог сделать, но — не сделал. А ты не могла знать. И я не мог. Не плачь.
Только я, конечно, не послушалась, и мы долго еще вот так сидели. Почти неподвижно, только Нир мягко гладил меня по голове и почёсывал за ушами, успокаивая.
Через какое-то время слёзы всё-таки иссякли и стало легче. Не в голове, разум продолжал нервно и суетно перебирать варианты «что было бы, если…», а где-то глубоко внутри. Кажется, легче, чем было все последние годы. Всё-таки ни с чем не сравнимое ощущение — знать правду, не терзаться подозрениями и неведением.
— А ты что успел узнать? — нарушила я наконец молчание, не в силах пока обсуждать увиденное.
— Всё сложно, — медленно проговорил харр. — Но интересно. Оказывается, весь мир — живой и единый.
— Ваша планета?
— Нет, весь. Вся Вселенная. Огромный организм с единым разумом. Очень сложный, совсем не такой, как мы, но живой. Ты знала?
— Слышала такую теорию, у нас это называется единством биосферы, — ответила я. — Люди пока еще не знают точно, что и как устроено, поэтому только предполагают. Помню, была забавная деталь в поддержку этой теории. О том, что галактики располагаются в скоплениях, которые связаны между собой словно бы ниточками из других галактик. Похоже на какую-то нейросеть. А твои предки были уверены?
— Они знали точно, — после короткой паузы ответил Нир. — Они общались между собой в разных мирах через него, через разум Вселенной. Я не понял как, это слишком сложно. Но именно он даёт нам мудрость, даёт знать, как правильно. Поэтому найвин действительно превыше шайян. Но древние харры научились понимать Вселенную благодаря шайян, изменили себя. Кажется, допустили ошибку, и именно поэтому начались сложности с рождением детей. Но благодаря тем изменениям мы умеем разговаривать друг с другом на Харре. Только до других миров дотягиваться самостоятельно невозможно, приходилось использовать какие-то приборы. Пирамида была одним из таких, но сейчас она не может связаться с другими. Наверное, их больше нет.
— Видимо, так она и до меня достучалась, через биосферу, — предположила я рассеянно. — Когда психика достаточно восстановилась для продолжения изменений. Наверное. Ничего удивительного тогда, что наши специалисты не смогли отследить! А ты не узнал, что с ними случилось? Почему харры остались только здесь?
— Что-то случилось, — Нидар неопределённо пожал плечами. — Миры были объединены тесно, не только для разговоров. Все, кроме Харра. Это родина, заповедник, её берегли. Ещё здесь решали самую важную проблему, с рождаемостью. Был эксперимент где-то в другом месте, в котором Харр не участвовал, только наблюдал со стороны. А потом пирамида потеряла связь со всеми другими мирами, и харрам пришлось выживать здесь. У них не оказалось нужных средств и аппаратов, чтобы выяснить, что произошло в остальных мирах, и построить переходы. Они не летали, как вы, в космосе, а сразу переходили с планеты на планету. Много чего не оказалось. Случившаяся трагедия очень подкосила всех, кто принимал тогда решения, и мы начали меняться. Только какая-то часть пирамиды, внешняя, я не до конца понял деление, не позволила измениться слишком сильно.
— Так вот почему у вас такой однородный язык! — сообразила я. — А мы гадали…
— Наверное, — задумчиво согласился он. — Но это не главное. Её целью было не позволить нам выродиться до вирусной цивилизации. Связь со Вселенной должна была спасти от этого, но пирамида помогала.
Эту классификацию я тоже успела узнать от искина, когда тот упомянул тему убившего экспедицию эксперимента. По версии древних харров, возникновение жизни и её развитие до разумных существ было не просто не случайностью, а основной закономерностью развития Вселенной. Почему так, они, правда, не знали, но выделяли три основных пути развития цивилизации.
Нормальный, когда с ростом интеллекта и развития знания росла ответственность, а агрессивность — падала; к этому типу харры относили себя. Вирусный, когда с развитием росла и агрессия, и в конечном итоге такие разумные начинали уже сознательно стремиться к уничтожению чего-то или кого-то; но, по версии харров, это был редкий вариант, исключительный. А самыми распространёнными являлись промежуточные цивилизации, вроде человеческой — когда и агрессия велика, и созидающее начало направлено не только на изыскание способов что-то уничтожить.
Однако больше всего древних интересовали именно вирусные цивилизации, механизмы возникновения которых они изучали в этом исследовательском центре. То есть, конечно, не только их, вообще цивилизации и пути их возникновения, развития и угасания. До осознания проблем с рождаемостью это было основное предназначение института. Да и новую общую беду харры в конечном итоге стремились свести к этим основным вселенским законам развития жизни, только не успели.
Древнюю цивилизацию стало жаль. При всём цинизме и рассудочности они были неплохими ребятами, очень высоко ценили жизнь во всех её проявлениях. Даже тот эксперимент, который убил моих друзей, никогда прежде не заканчивался серьёзными жертвами, у харров не было цели заставить подопытных поубивать друг друга. Просто так совпало: некому оказалось вовремя отменить команду.
Как некому оказалось нормально подготовить к изменению меня, всё проконтролировать и обеспечить быстрое и безболезненное изменение. В том моём сне причудливо переплелись выверты подсознания — и части вполне реальной операции. Именно медицинской процедуры, безо всяких ритуалов и песнопений, которые звучали в моей голове сами собой, ответом на происходящие изменения.
Да, как пояснил искин, на коже делались надрезы, которые помогали правильному течению изменения — не знаю, чем именно, в такие подробности я вдаваться не стала, но это тоже было связано с биосферой. Да, тело заматывали в особую ткань, которая обеспечивала скорейшее заживление порезов.
Но жертва процедуры, виденная во сне, конечно, не умерла. И никто её не насиловал — так странно моё подсознание истолковало «прямое внедрение донорского биоматериала»: вдали храм не имел технической возможности объясниться со мной напрямую.
На Земле, когда мой разум достаточно окреп после потрясения, начала сказываться неоконченная операция, что выливалось в сны и стремление вернуться и всё исправить. А здесь… На Индре, вне собственных стен, храм мог пользоваться только готовой системой связи, а человеческий разум не приспособлен к сознательному восприятию проходящих через неё информационных потоков. Почему мы и не нашли до сих пор эти каналы. Он честно пытался снабдить меня полезной информацией, но всё это оседало в подсознании и — снова выливалось в сны.
В общем, никто ни в чём не виноват, никто не хотел плохого. Просто цепочка случайностей.
Слишком много слишком роковых случайностей, существование которых совершенно отрицали древние харры. И я не знала, во что труднее поверить: в совпадение или его отсутствие.
— Так не хочется идти в лагерь, — тихо призналась через некоторое время.
— Тебя не пугают эти стены?
— Не пугают. Но дело не в этом. Мне совсем не хочется сейчас разговаривать с твоими коллегами, и даже не столько разговаривать, сколько… всё-таки у вас очень чуткий слух, а я не хочу тщательно следить за каждым словом. Ладно тайны древних цивилизаций, но о личном при них точно не поговоришь!
— Нам всё равно нужно поесть и узнать, какое решение приняли старшие, — возразил рыжий. — Но если хочешь, можем потом вернуться.
— Хочу, — решила твёрдо.
Но вместо продолжения разговора или спешного возвращения потянулась к мужчине за поцелуем. Да, неподходящее место и время, но здесь нас хотя бы никто не увидит и не влезет со своими глупыми замечаниями и вопросами.
Сначала я искала в этом прикосновении успокоения и тепла. Но Нир ответил слишком жарко, жадно, и всё моё существо охотно откликнулось.
Больше того, я вдруг остро ощутила, насколько мне сейчас нужно именно это: его поцелуи и прикосновения, его страсть и пронзительная нежность. Отчаянно хотелось быть ближе, касаться гладкой горячей кожи, чувствовать ладонями мощь мужского тела, ласкать, отзываться на каждый вздох, ощущая себя живой, не одинокой, желанной — несмотря ни на что.
Вскоре я уже сидела верхом на бёдрах харра, с наслаждением прижимаясь обнажённой грудью к его груди и запуская пальцы в лохматую мягкую гриву. Когда и куда подевалась часть нашей одежды, меня в этот момент уже не волновало.
Последний проблеск сознания случился, когда харр справился с застёжкой моих штанов и отодвинул меня, чтобы заставить подняться и раздеть окончательно.
— Ой, Нир, а у меня же прививка, скорее всего, уже не работает, — пробормотала я виновато, не сопротивляясь, однако, его рукам. А когда снова села, сама взялась за тяжёлую пряжку мужского ремня.
— Что не работает? — голос рыжего прозвучал рассеянно, а мурлычущая хрипотца в нём отозвалась во всём теле сладкой дрожью.
Какой же у него чувственный голос, особенно вот в такие моменты… И руки. И губы. И весь он сам…
— Противозачаточная прививка, — пробормотала тихо и приподнялась, позволяя мужчине раздеться. Правда, уже слабо сознавала, что именно говорю. Зачем разговоры в такой момент?.. — Нет, я в целом не имею ничего против детей, и вообще, но… не прямо сейчас же! То есть я хочу сказать…
Харр прервал сбивчивую речь коротким поцелуем, от которого перехватило дыхание, и проговорил с тихим смешком:
— Не волнуйся, арриши, к такому я тоже пока не готов. Есть одно надёжное средство, я его пью.
— Хорошо, — с облегчением отозвалась я. — Погоди, но зачем? Или у тебя кто-то был?.. — последнее вырвалось само собой. За проскользнувшую в голосе ревность тут же стало стыдно.
Но Нидар только рассмеялся в ответ. Поцеловал — долго, вдумчиво, глубоко и чувственно, неторопливо лаская при этом.
— У меня есть ты, моя ревнивица. Зачем мне кто-то ещё?
Действительно, зачем? Кто? Какая разница! К плюку под хвост разговоры и глупые вопросы, к плюку нелепые страхи и неуверенность!