От этой мысли у Бойда взмокли ладони, а сердце забилось еще сильнее.
Таким было его первое знакомство с подземельем.
4
Маки вел его вглубь извилистого лабиринта туннелей, петляя то туда, то сюда, и Бойд понимал, что ни за что на свете не отыщет самостоятельно путь назад. Примерно каждые двадцать футов в потолок туннеля были вмонтированы фонари, но они плохо справлялись с освещением. Их было всего двое, и любой звук вызывал гулкое эхо. Капала вода, ползли тени, во мраке сновали какие-то существа, порхали летучие мыши. Маки ни на что не обращал внимания. Они прошли мимо огромного подъемника и остановились у лестничной дороги, которая фактически являлась укрепленной шахтой с лестницей, вмонтированной в поверхность, и предназначалась для перехода с главного уровня на различные подуровни. Маки стал спускаться первым, и Бойд последовал за ним. Лестница вела футов на двадцать вниз. Когда они достигли дна, тишина там стояла такая, что их голоса эхом разносились вокруг, словно раскаты грома.
Подуровень, на котором они оказались, мог вместить в ширину человека три, не больше. По полу проходила узкоколейка, по которой, как объяснил Маки, руда переправлялась в вагонетках к главным шахтам, откуда уже поднималась в «Яму». Руда загружалась огромными туннельными экскаваторами в гигантские самосвалы и вывозилась на поверхность. Там она выгружалась и снова загружалась экскаваторами в вагоны с опрокидывающимся кузовом, которые переправляли ее на завод для переработки в таконитовые гранулы. Конечным пунктом назначения были рудовозы, которые везли ее через Великие Озера на сталелитейные заводы в Гэри, Толедо, Кливленд, Буффало, и дальше на восток.
— Все понял, печенька? — спросил Маки. — Позже проверю.
— Понял.
— Знаю, что понял, ты же смышленый парень, верно?
На путях стояла пара неподцепленных вагонеток, красных от рудной пыли, как и все остальное здесь. В процессе перегонки руды по рельсам, большая ее часть осыпалась по дороге. Работой Бойда было собирать осыпавшуюся руду. Не лучше и не хуже, чем работать наверху на загрузке породы. Толкая рядом с собой вагонетки, он ползал на четвереньках и закидывал в них куски руды. Естественно, все это время Маки либо стоял, прислонившись к стене, либо сидел на каменном выступе, и придирался.
— Больше усердия, печенька, — говорил он. — Ниже нагибайся, неженка. Я не собираюсь тут всю ночь торчать.
Маки был тот еще «душка», постоянно хаял работу Бойда, говорил, какой тот ленивый и бесперспективный, а сам все время только жевал сэндвич, да смеялся. Но Бойда это не волновало. Он смеялся вместе с Маки, и того это только бесило. Бойд снова не проявлял уважения к «игре» и ее правилам.
Но Бойду вся эта чепуха была до лампочки, он был просто рад физическому труду, рад поту и грязи. Гораздо лучше, чем стоять, думая о нависшей над головой каменной глыбе и о бесконечных, извилистых туннелях под ногами. Он не мог отогнать появившееся еще в «сушилке» чувство, как будто он совершил самую серьезную в своей жизни ошибку. Просто он обращал слишком много внимания на капающую воду, ползущие тени, подступающую тьму, мрачную подземную ауру этого места.
Все это напоминало ему об отце.
Тот погиб, когда Бойду было пятнадцать, в старой шахте Мэри Би на другом конце города. Они прорубали штрек, проход обвалился, его и еще троих рабочих раздавило насмерть. Отец Бойда любил шахты. Это была его тема. Он работал на трех или четырех. В свободное время, он только и говорил о шахтах. Когда его увольняли, он работал на лесопилке, на рыболовных судах, даже машины продавал, но только и думал, как бы вернуться под землю.
Ничего не поделаешь, это было у него в крови.
Его отец, дед Бойда, работал на этой самой шахте еще во времена карбидных фонарей. Он умер, когда Бойду было шесть или семь. Он тоже мог часами говорить о шахтах. В те времена они не пользовались паром и водой, чтобы счищать пыль с бурильных молотков, и не имели респираторов. Из-за этого грудь дедушки была раздута от силикоза, и дышать он мог с трудом. Даже один вдох стоил ему огромных усилий. Он умер на больничной койке в возрасте восьмидесяти лет, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Страшная смерть.
Но Бойд ничего не рассказывал об этом Маки. Тот был тертый калач, этакий «крутыш». И до поры до времени Бойд спокойно к этому относился. До поры до времени.
Через три часа Маки объявил перерыв.
Они сидели, уставившись друг на друга и жуя пирожки с мясом и картошкой — традиционную корнуэльскую стряпню, завезенную еще в 19-ом веке английскими горняками и за многие годы превратившуюся в Верхнем Мичигане в основную пищу. В старые времена шахтеры клали пирожки на лопаты и разогревали с помощью свечей. Но они и холодные были хороши.
Бойд был весь грязный, тело ныло, но это его ни капельки не беспокоило. От вкусной еды он снова почувствовал прилив сил.
— Разве такая жизнь по тебе, печенька? — спросил Маки. Вот я так не думаю. У тебя нет для этой работы ни яиц, ни мозгов.
— Как скажешь.
— А так и скажу. Ты не справишься.
Бойд посмотрел ему прямо в глаза. — Справлюсь, будь уверен.
— Ты загнешься.
— Нет такой работы, которая оказалась бы мне не по плечу.
Маки это не понравилось. Совсем не понравилось. Потому что он знал, что парень говорит правду. Он отлично понимал, что Бойд показывает неплохие результаты, и это очень его беспокоило. Бойд был сильным, быстро всему учился, и неоднократно работал под началом парней вроде Маки. Месяцев через шесть Бойд будет знать больше него, а через год Маки сам будет задавать ему вопросы. Это Маки тоже понимал.
— Значит, крутой, да? — спросил Маки. — Ну, ладно, крутыш, тогда я назначаю тебе свидание на Восьмом, новом уровне. Будешь прорубать там штрек, и расчищать после саперной бригады. Это опасная работа, печенька.
Бойд захлопнул свой бидон для еды. — Тогда двинули и покончим уже с этой болтовней.
Маки понравилось это еще меньше. Он еще не доел свой пирожок, а Бойд уже ворует у него время отдыха. И не только это, Бойд ворует его роль. Он думал, что услышав про работу в штреке, Бойд обделается, но этого не случилось. Бойд хотел этой работы.
— Ну? — сказал Бойд. — Идем-же.
Маки бросил полусъеденный пирожок в бидон, назвал Бойда болтливым сученышем, и они направились по лестничной дороге к главной шахте. Всю дорогу Маки прилагал все усилия, чтобы запугать Бойда, поселить в его душе страх.
Но это не срабатывало.
Конечно, Бойд был напуган. Но не из-за Маки. Не из-за его баек.
Было что-то еще и этому не было названия.
5
— Никогда не знаешь, что может случиться в штреке, — продолжал нагонять страху Маки. — Иногда заряды срабатывают раньше времени, и тебе отрывает руки. Иногда попадаешь в газовый карман, и прощай, Ирен. Иногда случаются обвалы. Парней давит в лепешку, печенька. Один раз видел такое. Одного парня, моего друга, раздавило между двумя каменными плитами. Оттуда вытек только ручеек красного желе. Эти обвалы постоянно случаются. Можешь и ты попасть под такой. Придется мне тогда выскабливать из камней твою задницу.
— Не беспокойся об этом, Маки, — сказал Бойд. — Мы будем работать вместе. Так что, куда я, туда и ты. Самому разве не смешно?
Маки уже стал выходить из себя. — А тебе значит смешно, печенька? Думаешь, обвалы это смешно?
Бойд повернулся к нему. Да так быстро, что тот даже отпрянул. — Нет, тупица, я не думаю, что обвалы это смешно. — Во время одного такого на Мэри Би у меня отец погиб, когда мне было пятнадцать. Не помню, чтобы я особо смеялся.
Маки замер на месте с ошеломленным, беспомощным выражением на лице. После этого он как-то замкнулся, и не произнес ни слова. Его запасы подземных «страшилок» попросту иссякли. Когда они подошли к кабине лифта для спуска, у Маки был какой-то скованный, неловкий вид, словно он страдал запором.
Наконец он произнес, — Послушай, Бойд. Я просто хотел, чтобы ты знал, как там опасно. И не хотел выглядеть засранцем.
— Да, все в порядке, — сказал Бойд.
Потом дверь закрылась, кабина дернулась и ринулась в земные недра, воздух пах минералами и стоячей водой.
Когда они вышли из лифта, Бойд почувствовал на языке пыль. Она походила на пыль с классной доски, только была более грубой и густой. Он почувствовал, как она сразу же покрыла ему лицо, и ему захотелось чихать. Еще там был запах. Бойд не мог определить точно… но так пахли заплесневелые камни и крошащаяся кирпичная кладка. Явственный, тревожный запах древности.
— Как тебе здесь нравится? — спросил Маки, глядя в вырубленные туннели, где шевелились лишь покровы теней.
— Вполне нормально, — ответил Бойд.
Но он лукавил.
Здесь было еще хуже, чем на других уровнях. Это была словно какая-то гробница, на глубине мили, и Бойд буквально чувствовал на себе давление стен. Это был Восьмой уровень, и в большей его части еще велись земляные работы. Бойд слышал далекий шум молотков и механизмов, но его источник словно находился в нескольких милях от них с Маки. Сердце бешено стучало в груди, дыхание было хриплым.
У него снова появилось то чувство.
То же, что и раньше. Ползучее, трепещущее ощущение, что он находится в смертельной опасности. Раньше он списал бы это на простую паранойю, смешанную с хорошей дозой клаустрофобии, появившейся после гибели отца на старой шахте Мэри Би.
Но это было что-то другое. Другой подвид страха.
Когда он вместе с Маки стоял рядом с шахтным домиком, думая о тех великих глубинах, в которые они спустились, у него появилось очень странное ощущение дежа вю, будто он уже был здесь раньше. Может, не наяву, а во сне. В одном из тех приторных, удушливых кошмаров, от которых просыпаешься в поту в три часа ночи. Очень похоже. Как будто это место медленно душило его. Этот ужас словно вызывал онемение, появлялось ощущение полной беспомощности, как у тонущего пловца.
— Ты в порядке, печенька? — спросил Маки.
— Да, все нормально.
— Что-то не похоже.
Теперь самоуверенный тон исчез из голоса Маки.
Бойд ни на секунду не поверил, что этого придурка действительно волнует его состояние, но почувствовал в его словах скрытую тревогу. Как будто Маки здесь тоже не очень нравилось. Все, что Бойд знал наверняка, так это, что его ощущение было сильнее. Оно укоренилось у него внутри, и мурашками ползало по спине.
Ну же, — сказал он себе. Возьми себя в руки.
— Дрейфишь, печенька? — спросил Маки.
— Не, — ответил Бойд. — А то ты позеленел как-то.
— Ерунда.
Из прохода вышло несколько мужчин в дождевиках и шахтерских касках. Двое из них были простыми рудокопами, третьим был Юргенс, горный инженер, который считался здесь большим «шишкой». Он искал руду, инструктировал, где копать и где прокладывать туннели.
— Привет, Маки, — сказал он. — Это Бойд?
— Ага. Я взял его под свое крыло, мистер Юргенс. Показываю ему, что к чему. И присматриваю.
— Отлично. Помощь нам не помешает. Мы прорубаем здесь серию штреков, — сказал он Бойду, пока они шли по туннелю. Шум механизмов стал нарастать. — Там, где мы сейчас находимся, нет руды хорошего качества, поэтому придется прокладывать туннель. На штреках когда-нибудь работал?
— Нет.
— Но он быстро учится, мистер Юргенс. Даю слово. Я научу его всему, что знаю, и сделаю из него первоклассного шахтера. Да, сэр.
— Отлично, отлично.
Боже, — подумал Бойд. А Маки неслабо лижет задницу этому парню. Делает все, лишь бы понравиться.
Они шли по туннелю минут пятнадцать, то и дело, сворачивая в многочисленные диагональные штреки. Всю дорогу Маки лебезил перед Юргенсом, разве что на колени перед ним не становился. Как ваша жена, мистер Юргенс? Слышал, вы ездили в Мексику… вам там понравилось, мистер Юргенс? Ваша дочь еще учится в юридической школе, мистер Юргенс? Противно слушать. Наконец они достигли забоя, который фактически представлял собой огромную пещеру, вырубленную с помощью бурения и взрывных работ. Место было освещено прожекторами. Пахло серой и сыростью. Потолок был наклонным, а стены покрыты неровными линиями геологических разломов, которые, как указал Юргенс, были следствием доисторических вулканических извержений.
— Породы здесь другие, — сказал Бойд.
— Конечно, другие, — сказал Маки таким тоном, будто разговаривал с идиотом. — Мы же глубже.
— Нет, здесь сплошной известняк. А наверху был сланец.
— Верно, — сказал Юргенс и посмотрел на Бойда, словно гадая, что парень с головой на плечах делает рядом с таким кретином, как Маки. — Это известняк, а я не люблю известняк.
— Я тоже, — сказал Маки.
Юргенс проигнорировал его. — А не люблю я его потому, что там, где есть известняк, есть вода. Либо когда-то была. Это означает осадку породы, известняковые пещеры. Я не хочу, чтобы мы прорвались в одну такую.
— Да, было бы хреново, — сказал Маки.
— Понимаешь, Бойд, руда здесь есть, только сперва нам придется пробиться через этот чертов известняк. Он подвел Бойда к стене и постучал по покрытому прожилками камню. — Весь этот известняк отложился в пермский период.
— Конечно, — сказал Бойд. — Осадочная порода. Слои грязи и ила.
Юргенс кивнул. — Верно. Только дело в том, что ее не должно здесь быть. То есть, с геологической точки зрения это первая пермская порода, когда-либо обнаруженная в Мичигане. Хоть это что-то и значит, но в ней ни черта нет руды. Видишь ли, эта часть Мичигана — сплошная старая, очень старая докембрийская порода. Ее возраст от 500 миллионов до трех или четырех миллиардов лет. А этот пермский слой довольно молодой, ему примерно 250 миллионов лет. Его просто не должно здесь быть.
— В Мичигане вообще нет пермских пород?
— Не слышал ни об одной. Ни об осадочных отложениях, ни об окаменелостях. Отчасти виновата эрозия, но истинным виновником является Четвертичное оледенение, бушевавшее весь плейстоценовый период. Наступающие и отступающие ледники содрали собой целые эпохи отложений. В Верхнем Мичигане исчезло все позже силурийского периода. Поэтому, очевидно, что этого пермского слоя не должно здесь быть.
— Тогда почему он здесь?
— Полагаю, это какой-то уникальный случай.
— Точно, так и есть, — сказал Маки.
Бойду захотелось влепить ему леща. Он понятия не имел, о чем говорит Юргенс, Бойд сам едва его понимал, но хотя бы держал рот на замке. Но Юргенс просто проигнорировал Маки. Бойд понял, что большинство людей на шахте Хобарт научились этому очень быстро. Юргенс продолжал рассказывать, что пермский период приходится на самый конец палеозойской эры, и стоит прямо перед мезозойской… в которую появились все динозавры, и которая озолотила парней вроде Стивена Спилберга. Пермский период положил конец палеозойской эре, когда массовое вымирание уничтожило около 90 % живых организмов, населявших планету. Это было куда более массовое вымирание, чем то, которое позднее стерло динозавров. Как раз к тому временному периоду и относились эти пермские породы.
— Этот слой породы у нас здесь изучает один парень, палеобиолог из Мичиганского университета по фамилии Макнэир. Он выдвинул теорию, что, возможно, во время самого вымирания вулканическая деятельность или сейсмическая активность погрузила этот слой пермской породы под воду, завалив куда более древними докембрийскими пластами. Таким образом, сохранив его для нас, в то время как остальные слои пермской породы были давно содраны ледником и смыты водой.
— Тогда это довольно важная находка?
— О, да. Только в ней нет руды, Бойд, а мне платят за то, что я нахожу руду.
На этой ноте Юргенс повел их через забой.
Он загибался влево, и шум механизмов стал заметно громче. Там работало несколько бурильных бригад, прокладывавших три отдельных туннеля в поисках рудоносной породы. Это был тот еще процесс. Из штреков к другим туннелям вели рельсы, по которым ездили туда-сюда вагонетки, вывозящие породу наверх, в «Яму». Под мертвым сиянием дуговых фонарей и ламп накаливания, закрепленных на стенах, сновали десятки мужчин. Запах серы почти не ощущался из-за дизельных паров и облаков каменной пыли. Повсюду капала и бежала маленькими ручейками вода. Гудели и грохотали двигатели. Шипели компрессоры и выли генераторы. Все место было опутано трубами, шлангами и высоковольтными проводами. Гремели отбойные молотки и пневматические перфораторы. Под ногами плескалась красная грязь.