— Еще минутку! — произнес Эйглиц.
— Ой! — воскликнула Ника.
По ее одежде распространились коротенькие вспышки микроразрядов. У Славки от статического электричества затрещали волосы. Неужели и в волосах? — подумал он. Ну, Генрих, совсем…
Раструб взвыл.
Мелкая черная пыль со Славки и Ники, закручиваясь, тонкими щупальцами потянулась в его жадную глубину.
— Ну, вот и все, — удовлетворенно заявил Эйглиц, втянув раструб в потолок. — Ника и Слава. Сейчас… Ага, полугодичная аренда. Может, хотите перекусить?
— Спасибо, мы только что позавтракали, — сказала Ника.
— О, Генрих расщедрился на завтрак? — удивился дом. — Это ново для него. Обычно он ведет себя как скупердяй. Морит своих людей голодом.
— Он предупреждал, что вы будете его всячески очернять, — сказал Славка.
— А как же иначе, если он заслужил? Тот еще, знаете ли, пройдоха. Вы сами, кстати, можете сейчас говорить про него, что думаете, он не слышит.
— Он, конечно, странноват…
— Ха! — громыхнул Эйглиц. — Он сумесшедший! Больной на всю крышу! Уж я-то за пятьдесят лет изучил его вдоль и поперек! Чаю?
— Мы бы еще хотели познакомиться… — начала Ника.
— А, с моими… э… жильцами? — спросил Эйглиц. — Конечно. Только Кэтлин на работе, а у Винни я сейчас спрошу. Он не особо жалует незванных гостей, — заговорщицки прошептал он. — Англичанин. Островитянин. Почти Робинзон.
Робот, шаркая по полу металлическими подошвами, медленно удалился. Ника со Славкой переглянулись.
— Чаю попьем? — спросил Славка.
— Ага, — кивнула Ника. — А то от этой пустыни у меня все в горле пересохло.
— И у меня.
Между тем слева дюны обрели прозрачность и протаяли в стеклянную дверь. За дверью металлически блеснуло, и навстречу молодым людям, споро перебирая кривыми ножками, выбрался толстый робот с поварским колпаком на круглой голове.
— Чай, чай! — восторженно закричал он. — Проходите, обслужу по высшему разряду!
Гибкие манипуляторы его приглашающе изогнулись. Славка ступил в кухню первый, Ника, держась за его руку, двинулась второй.
Здесь были джунгли.
В тропической зелени прятались плита и раковина, стол казался камнем, окно скрывал водопад, а вместо стен смыкались покачивающиеся стволы пальм. С листьев срывались капли, порхали какие-то радужной расцветки пичужки, то тут, то там из влажной темноты изучающе смотрели на гостей желтые или зеленые глаза.
— У вашего Генриха такого ведь нет, а? — гордо заметил Эйглиц. — Программируемое изображение, звуки, запахи. Весь мир вокруг! Это, конечно, не как у вас — по старинке.
Робоповар забежал в ворох азалий. Раздался звон посуды, шипение воды, бряцанье ложек. Поплыли, рассеиваясь, клубы пара.
На притворяющуюся камнем столешницу забралась ящерка. Ника потянула к ней палец, и ящерка угрожающе раскрыла широкий рот.
— Славка, как живая.
— Смотри, укусит еще.
— А вот и я! — появился с подносом робоповар. — Садитесь.
Славка с Никой подтянули стулья.
Стулья оставались стульями и среди джунглей выглядели сюрреалистично.
— Чай у меня замечательный, — сказал Эйглиц, пока повар составлял посуду с подноса — солонку, тонкостенные чашки, блюдце с сухарями. — Я привык, что у меня все замечательное, это у меня — ха-ха! — в электрической крови.
Славка заглянул в свою чашку. По поверхности густой, бледно-желтой жидкости плавало, искрясь, жирное пятно.
— Вы уверены, — спросил он, — что это замечательный-раззамечательный…
— Абсолютно! — не дал ему договорить Эйглиц. — Конечно, это не рецепт моей прабабушки. Ха-ха! Моя прабабушка была, наверное, собачьей конурой! А я уж не знаю в кого пошел. Но чай можете пить смело.
Ника поднесла чашку к носу.
— Молоком пахнет.
— Умничка! — обрадовался Эйглиц. — Именно молоком. И, собственно, чаем. И монгольскими травками. Превосходный энергетик.
Славка посмотрел на Нику и, осмелившись, отхлебнул. Ника прыснула в кулачок, видя, как медленно кривится его лицо.
— Здравствуйте, — сказали от двери.
Славка проглотил соленый чай и обернулся.
Виннипег Рэнсом стоял на пороге, словно это он, а не Славка с Никой были в гостях. Англичанин был высок и худ, на голове его торчала копна морковного цвета волос, удлинненное лицо казалось бледным и чуть ли не испуганным. Кисти рук он держал под мышками. На нем были простые серые брюки, футболка и жилетка в крупную клетку. Ника подумала, что это очень по-иностранному.
За спиной Виннипега ветер сдувал песок с дюн.
— О-ля-ля! — заговорил Эйглиц. — Вот и наш жилец! Ему-то мы приготовим традиционный английский чай.
Робоповар снова забрался в азалии.
— Я уже могу идти? — спросил Виннипег, задирая подбородок.
— Куда же? — удивился Эйглиц. — Поговорите хоть с молодыми людьми.
Виннипег несмело подошел к столу.
— Здравствуйте еще раз.
— Добрый день, — сказала Ника.
— Славка, — подал руку Славка.
— Виннипег, — пожал руку англичанин, но так легко, словно боялся обжечься. На лице его на мгновение возникла извинительная улыбка.
— Прекрасно! — воскликнул Эйглиц. — Видишь, Винни, это совсем не страшно.
Виннипег стеснительно дернул плечами.
Робоповар, подвинув его манипулятором, выставил на стол новую чашку, заполненную пахучим, лимонного цвета напитком.
— Пей, Винни.
— Я могу? — спросил англичанин, блуждая взглядом по джунглям.
— Ну что ты, конечно! — с некоторой укоризной сказал Эйглиц. — Не позорь меня перед гостями, ведь бог знает что подумают.
— Извините, — посмотрел на молодых людей Виннипег и взял чашку.
Пил он одновременно торопливо и осторожно, словно был измучен жаждой и не хотел пролить ни капли. По лицу его разлилось блаженство.
Славка подумал, что англичанин тип действительно странный, и дому приходится возиться с ним как с ребенком. А если еще и жена его…
— А вы где работаете? — спросил он.
Виннипег вздрогнул.
— Где я?… То есть, как… — забормотал он, ставя на стол пустую чашку. — Это сложно так сразу. Такой вопрос.
— Он пишет, — вздохнув, сказал Эйглиц.
— Пишу, — с энтузиазмом закивал англичанин. На лице его проявилось непонятное беспокойство.
— И о чем пишете? — спросила Ника.
— Как? — опять впал в ступор Виннипег. — О многом.
— Ну, это рассказы или пьесы? Может роман?
— Это роман, — сказал Виннипег.
— Пока это зарисовки, — поправил его Эйглиц. — Какие-то бытовые пустяки, обрывки разговоров, описания природы, окрестностей, невнятные мысли, которые, увы, сейчас нельзя связать в стройное повествование…
Пока дом говорил, морковная шевелюра англичанина обреченно клонилась все ниже и ниже.
— Конечно, — закруглился Эйглиц, — нам всем бы хотелось, чтобы из творческого хаоса родилось нечто. Но для этого кое-кому не хватает самоорганизации. В этом смысле, в смысле отдачи даже чай Виннипегу следует выдавать только авансом. Ха-ха!
— Можно я пойду? — чуть ли не рыдающим голосом произнес англичанин.
— Конечно-конечно, мой робинзон.
Виннипег выскользнул не прощаясь, и робоповар унес его чашку.
— Ах, как с ним трудно! — пожаловался Эйглиц. — Его жена на порядок понятливее и тверже этого рохли. Кстати, хотите посмотреть их семейное видео?
— Нет, — сказал Славка, отодвигая стул, — мы, наверное, тоже пойдем.
— А с перчиком? А с клубничкой? Прекрасные моменты соития!
Ника встала из-за стола-камня.
— Вам не стыдно?
— Хорошо, не будем о моих англичанах, — покорно согласился Эйглиц и добавил: — Но свое-то видео вы посмотреть можете?
— Что?
Славка с Никой замерли на пороге.
— Как? — удивился Эйглиц. — Вы не в курсе? Видео добавлено в торговую междомовую сеть час назад по цене пятнадцати ресурсо-часов. Я купил. Любопытно же. Вы, кстати, хорошо смотритесь.
— Мы?
— А кто же еще?!
Эйглиц погасил джунгли. Последними пропали недобро смотрящие из тьмы глаза. Затем по стенам пробежала тонкая линия подгрузки.
— Шезлонг, — услышал Славка свои слова, — будешь загорать топлесс.
Видео распахнулось вширь, преображая кухню в комнату со стеклянной крышей. Крупно взятый Славка целовал Нику. Губы, глаза, кадры пальцев, воздушно, как по клавишам, стремящиеся по Никиной спине вниз.
Оператор снимал с разных ракурсов, снизу, сверху, чуть ли не от первого лица, ловя мальчайшие детали и движения. Трепет век, улыбки, дыхание. Славкину эрекцию, видимую сквозь трусы.
Объективы его неутомимо находили Никин смех, Славкин бег на цыпочках к двери, Никину грудь, боевой Славкин орган, взлетали к ногам, фиксировали, благоговейно приближались, перемежая планы.
Славка взмок и выдохнул только тогда, когда на видео они с Никой скрылись под одеялом.
— Выключите, — краснея, попросил он.
— Погодите, — воодушевленно произнес Эйглиц, — сейчас же будет самое интересное! Не поверите, каждый раз смотрю — и электрические мурашки по всей сети.
Для оператора, оказывается, не существовало преград — он забрался и под одеяло.
— Выключите, — повторил Славка.
— Ну, если просите… — дом, сожалеюще вздохнув, вернул джунгли обратно.
Правда, Никины постанывания еще несколько секунд вплетались в наплывающие звуки тропического леса.
— До свидания, — сказал Славка.
Он подтолкнул пришибленную Нику к выходу.
— Видите, какой мерзавец? — преследовал их в прихожей торжественно-негодующий голос Эйглица. — А вы мне не верили! А я был прав. Я вам многое еще могу про него порассказать. Ахнете! Хотите послушать?
— Нет, — отрезал Славка.
Ника подергала дверь.
— Заперто, — шепнула она в Славкино ухо.
— Откройте, — повернулся Славка.
— Бе-бе-бе, — сказал Эйглиц. — Какие мы нежные! Сами шпионите на Генриха…
— Мы вовсе… — задохнулась Ника. — Мы просто познакомиться!
Дом фыркнул.
— Как все просто! Познакомиться! Довели моего бедного робинзончика…
— Слушайте, — примирительно сказал Славка, — мы же соседи. Если хотите, мы больше к вам не придем.
— Конечно, все высмотрели… — проворчал Эйглиц. — Впрочем, ладно. Я не этот ваш…
В двери щелкнул замок. Но выйти молодые люди не успели.
— Ложечку чайную украли! — выбежал в дюны робоповар на кривых ножках.
— Как? — истончившимся голосом возмутился Эйглиц. — Какой кошмар! И на кого мне думать, мой верный придаток?
Робоповар подрагивающим манипулятором указал на Славку, затем на Нику, затем снова на Славку.
Щелкнул, замыкаясь обратно, замок.
— Что за спектакль? — фыркнул Славка. — Ложек вообще не было.
— И вы разговариваете сами с собой, — сказала Ника.
— Ну и что? — возразил Эйглиц. — Люди тоже часто разговаривают с частями своего тела. Чем я хуже? А ложка была — да, в чашке у моего милого Винни. Увы, я вынужден вас обыскать.
В прихожую вошел робот с лицом-железкой.
— Будьте добры, — прогудел он, — повернитесь, расставьте ноги на ширину плеч, заведите руки вверх и прижмите ладони к стене.
— Средневековье, — сказал Славка.
— Ха-ха! — сказал Эйглиц. — Между прочим, воровство у умного дома все равно является воровством. Захотели понижения соцстатуса?
— Да не брали мы! — крикнула Ника.
— А если я найду?
— Блин! — взорвался Славка. — Да пожалуйста! Двадцать первый век на дворе, а у некоторых еще двадцатый…
Он уткнулся лицом в стену, по которой жарко пересыпался голографический песок. Ника застыла рядом.
— Вообще-то, — проинформировал Эйглиц, — я недалеко ушел от двадцатого. Лет на двадцать. Я — ста-аренький.
Металлические валики прошлись Славке по ногам, спине, ребрам. Шею на секунду обдуло колким, насыщенным электричеством воздухом. Ойкнула Ника.
— Куда вы лезете…
— Извините, — пробасил робот. И, отступив, отчитался: — Ложки нет.
— Ну? — повернул голову Славка.
— Н-да, — озадаченно произнес Эйглиц, — и на дом бывает пролом, буду трясти своего англика. Вы это… свободны. Как говорится, приношу свои извинения.
Снова щелкнул дверной замок.
Ника, красная от возмущения, пулей вылетела на дорожку из ракушечника.
— Ты видел? — сказала она Славке, когда они чуть ли не бегом миновали ограду. — Я не понимаю, кто им позволил…
— Ты про что?
— Про все! Про видео, про обыск. Как можно так себя вести?
— Ничего, — мстительно сказал Славка. — Их скоро всех посносят. Ты же слышала, на них уже спроса нет.
Он пошевелил плечами — казалось, что-то угнездилось между лопаток. Или это робот так жестко провел манипулятором?
— Они еще сеть себе завели! — Ника, забежав вперед, развернулась к Славке лицом. — Мы там как товар! У них, наверное, целая коллекция из жильцов!
Планеры висели в небе. В кустах жужжали роботы-садовники. Славке казалось, они жужжат для вида, а сами прислушиваются к их разговору. Он оглянулся на Эйглица, на жестяные флажки, далеко ли отошли, и показал Нике бумажный клочок, спрятанный между пальцев.
— Это что? — голос у Ники сразу сел.
— Это Винни незаметно передал, когда здоровался.
— И что там?
— Пока не знаю, — сказал Славка.
Молодые люди склонились над бумажкой. На желтоватом обрывке были слабо нацарапано карандашом несколько букв.
— Это "о" или "е"? — повертела клочок Ника.
— Это "эс". Кажется, "эс", — сказал Славка.
— Си-эн-си? Это что-то по-английски?
Славка качнул головой. Взгляд его стал мрачен.
— Это не си-эн-си. Это эс-пэ-эс. Это "спасите" недописанное. Понимаешь? "Спасите".
Ника посмотрела на Славку и вздрогнула.
— Ты уверен? — Она обхватила себя руками. — Дом что, взял их в рабство? Это потому, что они англичане?
— Не знаю, — сказал Славка, — но обязательно выясню.
Он решительно зашагал к мостику, горбом изогнувшемуся над прудом. Ника поспешила за ним.
— Наверное, надо сообщить кому-нибудь, — догнав, Ника просунула кисть Славке под локоть. — Это же как-то совсем…
— Это подозрения одни.
— Ага, подозрения. У них память проверят и все найдут.
— Это ж умные дома, — покосился Славка. — Так они и не предусмотрели, что к ним могут прийти и проверить. Продублировали, завели две памяти, одну себе, другую — проверяющим.
— А кому поверят-то? Им или нам?
— Это вопрос. У нас соцстатус маленький.
Водяных драконов, видимо, загнали в вольеры. На мостике уже никого не было. Солнце золотило пруд.
— Слушай, — сказала Ника, — если они такие сумасшедшие, почему этого никто не заметил?
— Ну как? — Славка снова повел плечами. — Это, наверное, как с людьми. Ограниченность ресурсов, прогресс, вопрос выживания. Некоторые не выдерживают. Тем более, скорее всего, это происходило не сразу, а постепенно, год за годом, по чуть-чуть искажалась картина мира, корректировались цели. Жильцы…
Он замолчал.
— Что? — спросила Ника.
— Нам, пожалуй, стоит подумать о социальном жилье, — Славка сошел с мостика и остановился, вытянув шею на блеск стеклянной крыши. — Возможно, не нужно и возвращаться.
— Славка, ты меня пугаешь, — произнесла девушка.
— А "эс-пэ-эс"?
— Это же Эйглиц!
— Думаешь, Генрих лучше? Снял, как мы… И за пятнадцать ресурсо-часов выставил. Любитель, блин, эротики.
— Там вещи, — тихо сказала Ника.
— Да знаю я, — скривился Славка. — Ладно, посмотрим, что он скажет.
При их приближении Генрих зажег свет в окне справа и открыл дверь.
— Проходите, проходите, дорогие жильцы! — заговорил он. — Очень, очень рад вам! Надеюсь, что и вы мне.
В его голосе Славке послышалось заискивание.
В прихожей вспыхнули светильники, гардеробные шкафы приоткрыли створки, маленький робот с одним окуляром притащил к овальному половичку две пары тапочек и, поклонившись, спрятался за обувную тумбу.
— Возвраще-ение, — произнес Генрих нараспев, когда молодые люди перешагнули порог. — Как это приятно, как сладко, должно быть, вернуться…