Юра чертыхнулся про себя и глянул на часы – Ганжа опаздывал. И он уже хотел выдёргивать друга возмущённым звонком, когда тот объявился внезапно и громко:
- Хмурой звезде шлём мы свой привет!
- Ты опоздал, - в ответ буркнул недовольный Бобров.
- Понимаете ли, Юрий, в наше время поговорка «Лучше поздно…» и так далее, прозрачно отражает существующие порядки и сегодняшнюю ситуацию, так что не бурчи, а пожми другу руку, - продолжал весело балагурить Сергей, намокая лысой головой под неприятными осадками.
- Друг, который подставить хотел и побоялся правду в глаза сказать, замечу.
- Ладно, не бухти, занудный ты тип! Чего, куда путь-то держим? Может, в пивняк?
- Давай до нашего места прогуляемся, а уж потом в пивняк?
- Да от чего ж не погулять – погода-то шепчет, - не уставал язвить Ганжа.
Они пошли вдоль высоченного забора на набережную, собираясь пройти к Дьяковому городищу, чтобы потом засесть в заведение, которое сохранилось в том виде, которое они помнили, учась в Университете. За стеной, тем временем, послышались звуки выстрелов и взрывов.
- Слышал, скоро для самых больших шишек в Кремле полигон открывают? – спросил Ганжа
- Да я уже никакой мерзости в этом мире не удивляюсь. Злости уже не осталось, какая апатичная усталость накатывает.
- Да, правильно! Нам нужны холодные головы. А вот аморфных выжигаем коленным железом. Слышишь, Юрец? Не тухни, вдохни дух предков, что здесь полегли.
- Ну, опять ты всё перепутал – не полегли и, не совсем предки, - вяло перечил раздухарившемуся Ганже Юра. – Они были финно-уграми, а я славянин, и ушли они отсюда по-тихому, никто ни за что не бился. Хотя, в определённом смысле они были между собой тоже родственники, только далёкие.
- Погодь, а чего ж мы к этим пораженцам тогда прёмся?! Так и нас «уйдут по-тихому». Собственно, как сейчас и происходит активно. Может, минуя захоронения, сразу в пивняк? – перешёл к главному Ганжа.
- Понимаешь… нет, ты не поймёшь, пивная твоя душа. Просто попробуй представить: тысяча лет назад… что здесь было, полторы тысячи… Всё прозрачно и понятно, у природы бери то, что нужно для жизни, защищай свой род и семью от пришлых чужаков и давай жизнь потомкам. В лесу – звери, в реке – рыба, кругом – лес девственный и нетронутый, летом - солнце радует, зимой – снег очищает… Люди, друг другу помогают, в душе порывы несут честные и понятные.
- А даже если так, а даже если тебе поверю – то ведь скучно же было! То ли дело у нас, веселуха непрерывная, - продолжал подзуживать друга Ганжа. Ему было, как всегда бодро и весело, злить или раздражать друга он не хотел, а просто развлекался, пытаясь хоть чуть-чуть растормошить понурого, как всегда в последнее время, Юру.
- Да веселуха-то эта фальшивая – на костях одних, да на горбах других. Планету гробим, друг друга унижаем, потомкам оставляем пепел и обломки… Ладно, чего в сотый раз перетирать былое. Пришли уже.
Забор от реки круто забирал вверх, оставляя нетронутыми склон кургана и овраг. Они упирались в заброшенное теперь здание Университета. Здесь, под раскидистой рябиной, которая разбавляла общую ноябрьскую серость оранжевыми брызгами ягод, была врыта основательная лавочка. Юра, не глядя, присел на мокрую заскорузлую древесину.
- Ладно, давай быстрее медитируй, а то я промок уже давно в этой «непромокаемой» курточке.
Конечно, это была никакая не медитация и не уход от реальности, просто Юре в этом месте удавалось найти ту опору, которая часто шаталась под непрерывным градом бурных событий в его жизни. Он устремлял свой взор в туманную даль заброшенных районов Печатников. Перед его глазами всплывали дремучие картины древних жителей здешних мест, он окунался мыслями в их быт и пропитывался духом того времени. Спокойствие и уверенность наполняли его, оживляя его взор внутренним светом.
На такое превращение Ганжа не преминул отреагировать:
- О, всё! Проснулась силушка-то богатырская! Всем врагам и басурманам теперь хана! – они оба улыбались, а их лица, умытые ледяным дождём, посвежели и выглядели помолодевшими.
Потом они сидели в уютном тепле пивного ресторанчика «Гуэль», который чудесным образом избежал превращения в новомодное заведение с автоподачей блюд. Здесь так же, как и двадцать лет назад сновали официанты, а пиво наливалось в большие и увесистые стеклянные кружки.
Ганжа вдыхал пену, а голодный и не пьющий Бобров налегал на жаренную с грибами картошку. Вкусовые ощущения ненадолго приглушили градус их беседы, которая велась вокруг до около положения в «Московии» и «Возрождении», никак не выйдя на заданную Юрой траекторию. Он хотел добиться ясности положения вещей. Полной ясности. А ему предлагался лишь узкий коридор для ведения «боевых» действий по конкретной задаче.
- В общем, Робинсон так готовит команду, что вы сможете гарантированно обыграть «Гэлэкси», а тебе уготована будет решающая роль.
- Что-то в этом не так всё. Блёкло и надуманно. Поддавки какие-то. Точнее наоборот, разыгранный спектакль. Хотелось какой-то если не революции, то решительного изменения сознания людей, показать им всю низость бытия такого искусственного. А, получается, мы по этим же правилам играем.
Ганжа нахмурился и сделал внушительный глоток пива.
- Не хотел я тебе этого рассказывать и тревожить твою и слишком нежную душу, но ты ж парень у нас головастый и сам, вон, почти допёр. Только наивный (тебе уже сорок лет сейчас стукнет, а ты романтичен, как мальчик!) твой мозг всего цинизма реальности не может вместить, вот и ходишь ты рядом, копя усталость от угрюмого изумления всё новым и новым «изобретениям» «прогрессивного человечества». В общем, в нашем, типа, государстве, этой опухоли на теле бывшей нашей огромной страны, которые западные товарищи, они же хозяева жизни и планеты, назвали «Moscow Republic», не только футболяют по сценарию. Вся жизнь течёт по написанному.
- Тю… так это ж давно так! Наверху управляют, народ безмолвствует.
- Ага, только тут не просто управляют политикой, экономикой и тому подобным. Здесь также, вот как Робинсон наш делает, пишется сценарий на предстоящую «игру» и исполнители выдают спектакль с предсказуемым результатом. Только игроков в этой команде не одиннадцать, а тридцать с лишним миллионов. Граждан. С низким статусом, и не очень, богатых и нищих, звёзд шоубиза и водителей мобайлей… Для всех есть прописанная роль, которую он исполняет. В магазин сходил, кино посмотрел, с девушкой в ресторане пообедал – как-то так. Если драка какая, происшествие или нарушение закона – будь уверен, неслучайно и всё под контролем.
- Вот я и не знал, Серёг, что ты можешь увлекаться такой низкопробной конспирологией! – теперь настала очередь Боброва ёрничать.
- Вот ты смешной! В светлое будущее он верит, а в чёрное настоящее, которое друг ему рисует – нет. Я ж видел коды эти. Мне ж наши умельцы их расшифровали и по ним предсказать можно жизнь нашей страны до мельчайших подробностей. Когда дворник Вася выйдет улицу чистить, а фабриковод Ахмет войдёт в свой гарем и увидит там этого Васю. Ну, к примеру (забавный, кстати, был случай – мы тогда и попкорном запаслись). И не обязательно люденами должны быть они – достаточно того, что компьютер имеет и там уж ему мозг полощут всеми доступными способами.
- Ну, постой…а мы? Как же мы? – Юрий сразу стал анализировать своё поведение, поведение близких и знакомых
- Так вот в этом и загвоздка! Что есть ещё исключения! Тех, кто ещё думает своей башкой! Вот мы для них и есть головная боль… гм… каламбур. И пока закона про принудительное чипование нет, нужно действовать. Долго-то гулять нам без этих хреновин в мозгах не дадут.
Разговор вышел долгим и угрюмым, но свет в конце тоннеля всё же наметился. Друзья вышли из заведения уже за полночь, на улице промозглый ветер швырял мусор по безлюдным углам, а на небе сквозь клочковатые облака мутновато просвечивала обгрызенная Луна.
***
Санкт-Петербург уже с вокзала пыхал приграничным воздухом. Центр кишел солдатами НАТО, родными полицейскими и таможенными служаками, которые вцеплялись в каждого, кто осмеливался в открытую тащить весомый багаж.
Юра встретился с человеком из местного филиала «Возрождения». Тот обеспечил его транспортом (мотоцикл), пропуском через Карелию и натовской визой для Финляндии. Походные манатки (палатка, спальник и всякая мелочь) у Юры были собственные, поэтому он был довольно свободен в передвижении, благо финансы имелись, а пропуск должен был обеспечить беспрепятственное преодоление многочисленных кордонов.
К вечеру возле деревни Искровка он преодолел первую заставу нарождающейся Карельской Республики и заночевал на подъезде к Брусничной, разбив лагерь возле типично карельского озера Нуйямаярви. Закат измазал северо-западную часть неба малиновым, предрекая сильный ветер назавтра. Юра сжимал кружку с чаем, глядя на затухающий костёр. Голову туманили грустные мысли, и в то же время будоражила выполняемая им миссия. Мир менялся на глазах, его родная страна раскалывалась крупными кусками, рвалась на лоскуты. Его любимая Карелия отгородилась независимостью. Но среди этой кручины мелькал образ Леры, и сразу он теплел взором, а мысли прирастали мечтами.
С рассветом он поднялся, собрав пожитки и позавтракав, двинулся к границе. Визу, видимо, ему сделали «виповую», так как он, следуя наставлениям Ганжы, направился в зелёный коридор, где не встретил препятствий. А в обычной очереди стояли сотни машин. «Уже вот и беженцы образовались» - подумалось Боброву при взгляде на забитые вещами автомобили, хнычущих детей и усталых родителей.
До Хельсинки он долетел, плюя на ограничения скорости, наслаждаясь ровными дорогами за два с половиной часа. Перекусив в кафе, он вышел в Интернет и проверил письма от Ганжи. На словах путь был оговорен лишь до столицы, а далее нужно было следовать указаниям в письмах. Тон письма был привычным – ирония сквозила из каждой строки, даром, что текста было немного. А по существу было сказано, что Борцов расположился в Лахти, где пытается варганить какой-то мутный бизнес.
На территории Финляндии уже так вольготно в палатке не поживёшь, костёр не позажигаешь и рыбу не половишь. Закончив свои дела (уладив формальности и купив лицензий на разную походную деятельность), Юрий тронулся дальше, планируя заночевать на озере возле Лахти, дабы на утро штурмовать особняк, в котором засел «мучитель».
Юра чувствовал, что затея чересчур романтична для реальной жизни. Но ветер хлестал в лицо вполне ощутимо, двигатель под ним ревел глухо, а руки чувствовали шершавые грипсы руля. В Лахти он вкатил в утренней свежести, разбрызгивая небо в мелких лужицах. Городок был сонлив и уютен. Солнце лизало робкими лучами крыши маленьких домиков.
И тут он увидел Леру. Она шла, наполненная утренним неясным светом, а волосы искрили редкими каплями. Она, конечно, тоже сразу заметила его, услышав тарахтение мотоцикла. Подъехав, он увидел любимые глаза, которые были непривычно ожесточены.
- Ты куда исчез? Ты бросил меня… - её слова ухнули приговором, внутри него что-то оборвалось, а Лера, развернувшись, зашагала от него прочь. Бобров, обескураженный и потрясённый, стоял посреди дороги. Память начала рисовать июньские события в новом свете. Он вдруг осознал огромную вину перед Лерой. А тогда казалось ему, что он, как настоящий мужик, заглушил свою ревность и оставил за любимой девушкой право выбора. Он удалился из любовного треугольника (да и не треугольник тогда это уже был), а она посчитала это бегством. Она, как любая женщина (будь она тысячу раз сильной и мужественной) хотела от своего мужчины защиты и ответственности, чтобы он принимал решения за двоих. Лера почувствовала обманутой себя вновь (к тому времени она осознала легкомысленность свого влечения к Борцову) – и назло Юре и самой себе, в первую очередь, поехала с Борцовым за бугор. И не держал тот её взаперти, просто ей некуда было деваться. Душевную пустоту было не заполнить в Москве ничем. Но на чужбине оказалось не легче – обо всём этом говорили её глаза.
Юра глядел, как она удаляется. И с каждым её шагом, он чувствовал, как утекает из его души тепло и нежность, а вползает серая тень. Его мышцы и мысли охватил паралич, и он не сделал ничего, чтобы остановить её или догнать. Гордыня то была или, наоборот, слишком чистая и ещё израненная душа, но он продолжал стоять истуканом, стеклянным взором вперившись вдаль.
Изнурённый неведомыми доселе переживаниями, он разместился со своей палаткой на берегу озера. Рутинными делами он не смог до конца отвлечь себя от тяжёлых мыслей, что ему теперь делать и как. Не только весь намеченный план, но и все решения, принятые им за последние месяцы летели в тартарары. Понимая, что назойливыми попытками поговорить с Лерой, он может усугубить дело, Юра решил написать ей письмо. Не электронное, а всамделишнее, рукописное. Благо, ручка и бумага у него имелись.
«Не знаю, как тебе подступиться, чтобы поговорить. Не сочти за малодушие, но я не хочу спугнуть тот робкий шанс, что, как мне кажется, у меня ещё имеется. Да и на бумаге получится у меня, наверное, складнее изложить свои думы непростые.
Наверное, ты в курсе, как ты ворвалась в мою жизнь, и какой неотъемлемой частью меня ты стала. Я почувствовал свежий ветер в утренней росе, ты дала мне тот глоток счастья, что способен утолить ту жажду свободы и добра, которая терзает меня с младых лет. Я влюбился в тебя сразу, безвозвратно и безнадёжно. Твои глаза парализуют мои мысли, а твой голос я регулярно слышу во сне.
А тогда... а тогда сказалось то, что я не слишком опытен в таких делах. Да чего там! Вовсе не опытен. Я пустил всё на самотёк, предпочитая, чтобы ты сделала свой выбор. Я не слишком-то много сделал для завоевания тебя. Собственно, получается, я исчез, предательски исчез с твоих глаз долой. Это так видится, как я сейчас понимаю, с твоей стороны. Но нет же! Я, чувствуя, как эмоции застилают мои разум и волю, побоялся, что это цунами накроет и тебя, и ты сбежишь от меня на край земли. К тому же я не разбирался и не разбираюсь в ваших отношениях с Борцовым. Я могу тебя прямо сказать, что он мерзавец и был мерзавцем, но я думал, что ты его любишь и получалось, что я влюбился в девушку другого. А в таких случаях она делает выбор. Так думал я. Я не знал и не знаю до конца о твоих мыслях и чувствах. Я только знаю, что безумно хочу быть с тобой. Если ты поймёшь и простишь меня, приходи к пристани на озере завтра. И я увезу тебя. Увезу, чтобы не отдать никому, чтобы побеждать вместе тот жизненный шторм, который надвигается на нас со всех сторон. Я хочу быть с тобой. Хочешь ли ты этого…решай.»
Вечером, когда серая пелена ночи стала накрывать Лахти сумерками, он пробрался по указанному Ганжой адресу. И обнаружил там фешенебельный коттедж. Окна светились, на лужайке дымился мангал, а вокруг сновало множество людей. Юра сразу идентифицировал Борцова – он дымил сигарой, был весел и вообще доволен жизнью. Остальные люди были русскоговорящими и возрастом постарше Борцова. Забора никакого не было, поэтому Юра из-за деревьев спокойно разглядывал их в бинокль, пытаясь разглядеть Леру. А её среди скопища людей не было.
- Ты хочешь меня украсть? – раздался за спиной её голос.
Бобров вздрогнул и чуть не выронил бинокль.
- Я поеду с тобой. Но не обольщайся и не надейся. Подожди, я быстро. – Она выстреливала рубленными фразами, стараясь подчеркнуть свою холодность и деловитость.
Видимо, она давно уже была собрана, так как выскочила очень скоро через задний двор, минуя праздных гостей. Юра в очередной раз удивился, как она красива была в любой одежде. Сейчас она была вновь, как тогда, истинная походница – в штанах цветах хаки, чёрной майке, со спортивной сумкой на плече. От неё исходила сексуальность и неприступность. Юра, не смотря на её решительный настрой противодействовать всяким ухаживаниям с его стороны, воспрял духом и почувствовал прилив энтузиазма. Письмо он выбрасывать не стал, а сунул в карман рюкзака. Лера закрепила сумку на мотоцикле, надела предложенный шлем, махнула по-гагарински рукой и молвила:
- Поехали.
Мотор взревел, заставив повернуть головы людей во дворе злополучного коттеджа. Но они увидели лишь удаляющийся в сумерках неясный силуэт.