— Не понимаю, — мотает головой Яр. И морщится: — Да ладно, давай просто ляжем спать, не вспоминал я про этот день и не хочу. Обычный день. Я его… не любил никогда.
Саша смотрит на него грустно. Яру иногда кажется, что он мысли читает — невольно накатывающие воспоминания о том, как дразнили, как шутили, что год прошёл, а Яр так и не вырос, как издевательски желали начать хоть какую пользу приносить своим существованием…
Яр невольно ёжится от ночной прохлады и прибавляет шаг, догоняя Сашу. Говорит вслух, пытаясь себя убедить:
— Ладно, сейчас… я не никто, да? Я вот… может, колдовать научусь. Слушай, я бы лучше это праздновал! — осеняет его. — На самом деле. Правда. Рождение колдуна — это явно получше будет, чем рождение человека. И полезнее для всех. Я вот… научусь, и хоть полезным буду, дождь там при засухе вызвать или ещё что, а просто я, просто человек… ну зачем, я никто, скучно, пойдём обратно?
Саша тяжело вздыхает и разворачивается к нему. Яр на него почти налетает от неожиданности — и замирает, когда широкие ладони ложатся ему на плечи.
У Саши глаза сейчас совсем-совсем нечеловеческие, по хвойным радужкам тёплое сияние разливается. Яр замирает, заворожённый.
— Я не человек, — вздыхает тот.
— Я знаю, — кивает Яр осторожно.
— Да я не к тому, — Саша дёргает волчьим ухом, — я не человек. Не волк, не рысь, не птица, не та ель, — он кивает на дёрнувшую лапой ёлочку у тропинки, — и даже не ветер в её ветвях. Я… всё это вместе. Я чувствую одновременно, как держу тебя, — он чуть руки сжимает, — как ты дышишь, как ветер касается твоих волос, как твои ноги давят на землю… как спит там, в ветвях, птица и как прямо у тебя под ногами в земле копошится землеройка. И я одновременно и птица, и землеройка, и тот, кто стоит перед тобой, и этот ветер, — порыв замершему Яру волосы треплет, — и всё это сразу, понимаешь? И… ничто из этого, на самом деле. Никто. Кто тут ещё из нас «никто», а? — он вдруг подмигивает. — А ты — цельный, ц-е-л-ы-й человек. Настоящий. Живой. Отдельно от этого всего, отдельно от меня, от леса, от мира — ты сам немножко мир! Это безумно интересно.
И снова тянет за собой, отпустив плечи и перехватив за запястье.
Яр послушно идёт, пытаясь осмыслить непривычно длинную речь. В молчании проходит несколько минут, прежде чем он сам Сашу обгоняет, заставив остановиться. В грудь тыкает:
— Ты… не никто.
Саша хмыкает. Яр головой мотает:
— Нет уж, не смей. Ты огромный здоровенный лес, чёрт возьми, ты… ты Саша. И тот волк, который меня спас, и… человек, которого я люблю. Ну, не человек, ладно! — он краснеет отчаянно на этом «люблю», торопясь уйти от него подальше — и от насмешливо-нежного взгляда глаза пряча. — Не человек, но… Как бы я без тебя? Никакой ты не «никто». Ещё чего. Не смей.
Саша мягко смеётся и, приобняв его за плечи, опять утягивает за собой дальше по тропинке.
— Я и не думал. Я пытался объяснить тебе, что ты гораздо меньше «никто», чем я, понимаешь? И вообще не из-за магии, не так это важно. Но если хочешь, — он улыбается, просияв, — это праздновать мы тоже можем, почему нет.
Яр мотает головой — Яр вообще праздники в честь себя не любит. Слишком острó чувство, что он их не заслуживает. И прогулки этой странной по ночному лесу тоже не заслуживает.
Яр ёжится от холода и понимает, что рубаха почему-то промокла совсем. Головой вертит озадаченно — Саша смеётся, демонстративно машет рукой перед лицом:
— Заметил, наконец? Хватит думать плохие мысли, от тебя туман собирается!
Яр дёргает плечами, прижимаясь к нему ближе:
— Ветер ты или нет? Какой-то… своей частью. Разогнал бы.
Саша головой качает вдруг серьёзно:
— Я не могу. Когда ты берёшь его под контроль, я не могу этому мешать.
— Я не беру ничего под контроль, — Яр вжимает голову в плечи. — Уж точно не этот туман. Мне от него холодно, зачем он мне под контролем, пусть уходит!
— Подумай, — пожимает плечами Саша. — Может, зачем-то нужен. Мёрзнуть и думать, какой ты плохой и недостойный, например, а?
Яр обиженно передёргивает плечами. Саша, будто извиняясь, трёт его плечо, прижав к себе теснее, и выводит его на полянку, заросшую…
— Папоротник? — Яр даже фыркает. — Да ладно. Зачем?
— Красиво, — пожимает плечами Саша. — Сегодня особая ночь. Смотри просто, ладно?
Яр ничего красивого не видит — тем более что промозглый туман тут же затягивает всё, заставляя мелко дрожать от холода. Но смотрит послушно — хочется только уйти спать, спрятаться, переждать этот чёртов день как-то так, чтобы не трогал никто, забиться в какую-нибудь нору и нос не высовывать, и чтобы Саша вёл себя как обычно, а не говорил странно отзывающиеся внутри речи и не тащил куда-то среди ночи.
Ну какая вообще «особость» может быть? Папоротник даже по легенде цветёт не в конце августа. Глупо.
А потом сквозь туман начинает что-то светиться. Саша, встрепенувшись, протягивает руку к этому «чему-то», воздух ласково гладит — и светящаяся точка сначала неуверенно, потом всё быстрее разрастается…
…распускается.
А потом ещё одна. И ещё.
Туман расступается под мягким светом цветов — он отблесками играет в Сашиных глазах и на еловых лапах вокруг. Яр замирает, едва дыша от восторга; сам не замечает, как цепляется за Сашину руку. Тот ласково сжимает его пальцы.
— Сейчас же не… — выдыхает Яр еле слышно. — Как?
— Особая ночь, — улыбается Саша — длинноватые клыки показывая. — Твоя. Тебе. Смотри, туман растаял…
Яр прижимается к его плечу, глядя на догорающие цветы, и чувствует, как губы касаются его виска.
— С днём рождения, Человек, — выдыхает Саша ему на ухо.
Яр не может не улыбнуться в ответ.
Комментарий к Никто
По мотивам волшебного арта Theo: https://vk.com/wall-187309038_707
========== Засуха ==========
— Саш, — выдыхает Яр со смесью обиды и расстройства, обречённо показав на себя и снова бессильно уронив руки.
Саша сохраняет самый сочувствующий и обеспокоенный вид — только вот по листве смешок проносится, и Яр негодующе фырчит, глядя исподлобья.
Он мокрый с головы до ног, будто в реку упал; отросшие чёрные волосы свисают сосульками, рубаха к телу липнет. Он от холода дрожать начинает, и Саша сочувственно тянет к нему руки. Яр, насупленный, обнимает себя за плечи и хмурится:
— Не… не смейся, а?
Яру немного плакать хочется — или бросить всё, или утопиться; последнее ощущается выполнимым, как никогда. Чёртова магия кажется издевательством.
«Колдун». «Вода слушается». Как же.
Яр попытки искать подземные источники оставил — всё равно не получалось совсем; сашина уверенность, что «вода отзовётся», так и не оправдалась. Саша его обнял ободряюще, чмокнул в макушку и предложил попробовать с дождём.
Яр согласился, наивно веря, что раз удалось тогда, в деревне, может получиться и сейчас.
Получилось. Не поспоришь.
Дождь — вернее, одно-единственное облачко — вызвать у него после долгих попыток, действительно, вышло. Яр бы обрадовался, только вот в воздухе оно продержалось не больше минуты — а потом вниз плюхнулось, ровнёхонько на него.
Холодно. Ещё и Саша посмеивается — Яру на миг кажется, что он снова в деревне среди задирающих его детей, радующихся неудаче ненавистного колдуна.
Яр правда старается не думать так про Сашу — но не получается, не получается, не получается. Получается только смотреть жалобно-хмуро, надеясь, что он почувствует, перестанет; скажет, что Яр молодец и его любят всё равно, что неудача — это ничего, пустое; что всё, в конце концов, сложится и хорошо будет.
Саша делает шаг к нему, приглашающе раскрывая руки; волчье ухо вопросительно дёргается и прижимается виновато к голове, когда он замечает, что Яр на грани слёз.
Яр молча утыкается в его плечо. От холодной воды колотит всем телом.
Нашёлся тоже колдун. Даже рубаху не может заставить высохнуть.
У Саши руки переплавляются в лапы мохнатые; Яру сейчас даже не интересно, какого именно зверя. Слишком грустно и холодно.
С Сашей немного теплее.
— Что я сделал не так? — Саша по-звериному тычется носом в висок. — Ты расстроился.
— У меня ничего не получается, — бормочет Яр честно, пытаясь уговорить себя, что Саша просто всё ещё не совсем понимает человеческие реакции. — А ты смеялся. Надо мной… надо мной всегда… смеются.
Он пару слезинок в сашину рубашку всё-таки смаргивает, прижимаясь ближе, и намертво замолкает, больше не в состоянии заставлять голос звучать ровно и не срываясь. Саша прижимает его ближе.
— Не над тобой, — говорит виновато. Яр слышит в его голосе тихий жалобный скулёж. — Не над тем, что у тебя не получается. Просто волосы мокрые забавно висят. Веришь?..
Яр кивает. Яр ему не верить, на него обижаться не умел никогда — слишком у Саши всё от сердца, слишком искренне, слишком любви в его «искренне» много. Непосредственное дитя природы, откуда ему разбираться в человеческих условностях и заморочках.
Просто иногда непосредственность эта тоже навредить может — но это ничего, ничего, ничего.
— Прости? — бормочет Саша.
— Ты меня, — давит Яр, — прости. Я что-то… — он носом шмыгает.
Саша обнимает крепче.
— У тебя всё получится, — обещает. — Уже ведь что-то получается, да? Уже лучше, просто надо чуть-чуть… научиться. Ты научишься. Ты умный очень. И способный. И…
«Скажи-скажи-скажи-скажи это».
— …и я тобой восхищаюсь. И горжусь. И… и люблю.
Яр тихо всхлипывает, за него цепляясь. Рубаха сохнет быстрее, чем это возможно, но он не замечает, не до того; Саша прячет его, всем собой защищая, рассеянно целует куда-то в мокрые волосы и нервно дёргает волчьим ухом, чувствуя слёзы на плече, но молчит.
Яр и сам не уверен толком, о чём он плачет. Будто просто напряжение после целого утра (и долгих дней до него) безуспешных попыток слезами прорвалось.
Саша не торопит. Яра просто… отпускает понемногу; легче становится. Он Сашу легко-благодарно в подбородок целует. Тот, улыбнувшись, чуть отстраняется и задевает его нос своим.
— Вот тебе и дождик, — по щеке мажет губами, стирая слёзы. — А говоришь, не получается.
Яр тихо фыркает. Саша улыбается шире, довольный, что смог немного развеселить. Яр руку тянет, ласково касаясь волчьего уха; Саша смешно им дёргает, совсем по-человечески мурашась от щекотных невесомых прикосновений.
— Ветка опять, — неуверенно улыбается Яр, скользнув ниже по его локтю. — Тук-тук, — стучит легонько.
— Безобразие, — Саша на собственную руку, в какой-то момент покрывшуюся суховатой корой, смотрит, как на предательницу. Чуть хмурится, помедлив: — Да что такое…
Яр настораживается.
— Не выходит? — спрашивает осторожно.
У Саши с его перевоплощениями в мгновение ока — и не выходит. Ну бред ведь.
Правда?..
— Сейчас, — Саша раздражённо дёргает плечом — Яр собственный жест узнаёт и невольно улыбается. — Засох слишком. Во-от… — он неловко гнёт человеческие пальцы.
— Засох? — испуганно переспрашивает Яр.
Собравшаяся над Сашей тучка, которой секунду назад на небе не было, проливается сильным ливнем — вся целиком, залив его с головы до ног. Саша от воды отфыркивается совсем по-собачьи и трясёт мокрыми волосами, брызгаясь. Яр руки ко рту прижимает, втянув голову в плечи.
— Прости? — бормочет торопливо. — Я не… я не хотел.
Саша смеётся:
— Спасибо, но это вряд ли поможет. Дождь бы не мне, а лесу, но… да не смотри так, — он легко щёлкает Яра по носу, — я люблю воду. И не простужусь.
Яр виновато мотает головой. Яр в его глаза всматривается и бормочет испуганно:
— Пожелтели…
Саша отмахивается, объясняет просто:
— Дождя слишком долго не было. Там с одного края очень всё высохло, — он расстроенно дёргает ухом. — Река обмелела… ничего. Скоро осень, скоро всё будет… лишь бы только без молний, — он морщится. — Вот этого я правда боюсь. Сухостой, молния, пожар… но ты не думай об этом, — он встряхивается, сбрасывая беспокойство. — Совсем плохо не будет, лес останется, просто…
— Тебе будет больно, — выдыхает Яр, задрожав.
Саша чуть улыбается. У него хвоя в глазах пожухла будто.
— Это ничего. Отдохнёшь? Мне надо ненадолго на южный ельник, но я вернусь скоро, ладно?
— Это там… засохло? — неуверенно спрашивает Яр.
Саша кивает.
Яр растягивает губы в улыбке.
Яр, немного выждав, на солнце смотрит, соображая, в какой стороне юг, и решительно туда направляется звериными тропами — по яровым прикидкам, должно быть не так далеко. Яр хочет хоть что-то сделать, помочь; Яр чувствует, что д-о-л-ж-е-н попытаться что-то сделать.
Яр знает, что лес его не тронет; Яр знает, что Саша всегда рядом и здесь от него скрыться невозможно, но инстинктивно пригибается, будто прячась.
Туман сгущается вокруг совсем незаметно. Яр сначала вздрагивает, осознав это, а потом неуверенно поводит плечами — может, это не из-за того, что он в чащу забрался, а вода угадала его желание быть незаметным?
Там, в тумане, пару раз рядом кто-то проходит — Яр видит крупный силуэт лося и один раз чуть не наступает на маленького смешного лисёнка, который, кажется, в тумане потерялся. Яр смотрит на него виновато.
Туман чуть проясняется. Лисёнок юркает в кусты, сориентировавшись.
А потом Яр оказывается с медведем носом к морде и может только застыть, испуганно сглатывая.
Медведь не бросается — просто на дороге стоит, загораживая тропу. Яр вжимает голову в плечи, готовясь Сашу звать, но не в состоянии выдавить ни звука.
— И что же ты здесь делаешь один? — тяжело скрипят ветви.
Яру дышать тяжело от страха и осознания чужой могущественной силы. Хозяин Леса, сашин отец; Яр думает, что он, наверное, от постоянного присутствия человека не в восторге, да ради сына не вмешивается.
А сейчас они один на один.
— Я помочь хотел, — выдавливает он, глядя в медвежьи глаза за неимением другого видимого собеседника — голос позорно пищит, норовя пропасть вовсе. — Я… засуха ведь?.. Я могу… дождь…
Медведь фыркает — Яру кажется, что насмешливо. Яр обречённо жмурится.
— Иди, — скрипит огромная ель рядом и добавляет со смесью насмешки и сомнения: — человек. Забирай левее.
Яр не смеет открыть глаза, пока медведь не уходит куда-то в сторону, ломая ветки, и ощущение давящей силы не пропадает.
Яр бежит — ноги сами несут, чуть заплетаясь от пережитого ужаса, да остановиться ещё страшнее.
Яр Саше под ноги выкатывается кубарем — и сначала не узнаёт огромного волка, жмурится снова, решив, что Хозяин Леса решение изменил; вскрикивает, когда его вопросительно-обеспокоенно лижут в щёку.
— Что случилось? — встревоженно спрашивает знакомый ветер.
Яр чувствует, как ему беспокойно заглядывают в лицо, и глаза открывает. Смотрит на волка с желтоватыми глазами; потом наверх — и хмурится, увидев пожухшие еловые лапы.
Для пожара, кажется, одной искры хватит — и всё здесь вспыхнет. Там, на другом краю, всё выглядело не так плохо; Яр думает, что, наверное, Хозяин Леса ему путь сократил — иначе ему бы вовек сюда так быстро не добраться.
Яр тянет волка к себе, обнимая за шею, утыкается в жёсткую шерсть и старательно думает-думает-думает о том, как сильно ему нужна вода прямо сейчас; оставшийся позади туман заклинает, облачко далёкое в небе.
Не получается. Только шум в ушах нарастает.
И шерсть под руками мягче делается, превращаясь в человеческие волосы. Яр вздрагивает, когда его обнимают знакомые руки.
Всё-таки не смог. Подвёл. Вот сейчас Саша разочаруется и…
— Ничего себе, — присвистывает тот.
Яр приоткрывает один глаз.
Дождь льёт стеной — да на них ни капли не попадает; Саша голову запрокидывает, смеясь.
— Сейчас, — выдыхает на ухо и, отстранившись, отходит, под струи подставляясь. Смеётся радостно и торжествующе, руки раскидывает дождю навстречу.
Яр к нему тянется невольно — слишком он сейчас красивый и радостный. Вода, расценив это как желание тоже промокнуть, радостно заливает ему глаза и лепит отросшие волосы к лицу, разом ослепив.