— Сури, ты имеешь право на половину добычи, — улыбаясь, он протянул мне мешочек с деньгами.
Вспомнив, что расплачиваться придется на ближайшем постоялом дворе, я, чуть поколебавшись, взяла деньги и спрятала в мешок. Подняв свой клинок, одолженный Гаролду, засунула в ножны и, огибая трупы, направилась по своему маршруту.
— Ты куда, милая? Видишь, как тут опасно бродить маленьким девочкам одним? Я тебя провожу, пожалуй… — кричал в спину Гаролд, торопясь за мной.
Теперь-то после его воплей тут точно опасно.
— Гаролд, чего ты орешь? — повернувшись к нему, сложила руки на груди и уперлась в сияющего парня взглядом. — Тебя только глухой не слышал.
— Не сердись, мышка! Я, как хороший солдат, мечтаю, стать генералом, голос командный вырабатываю, — он гордо выпятил грудь и орлом глянул на меня. — Без этого генералу никак. Как же парады принимать? Еще я фразы перед зеркалом репетирую. Хорошо получаются: «Вон, мерзавец!», «Разжаловать к демонам!» и «Высечь шельмеца!».
Гвардеец встал в позу, выпятил грудь, заложил пальцы за воображаемый лацкан и заорал так, что дождь градом посыпался с листьев. Присев от неожиданности, я сглотнула, надеясь, что после этого не стану заикаться.
— На, пожуй, болезный, — протянула ему сухарик из своих запасов, надеясь хоть на время закрыть ему рот и пообещала:- А по прибытии я тебя отправлю в соответствующий дом.
— Терпимости, — с надеждой замер с торчащим сухарем во рту Гаролд. — Я не то чтобы охочий, но не откажусь.
— Скорби, — кивнула вмиг погрустневшему гвардейцу и продолжила путь.
Влажные после дождя ветки цеплялись за волосы, роняя холодные капли, растекавшиеся по груди. Сапоги потемнели от травы, в которой мы, цепляя ногами, медленно брели. Мужчина методично опустошал мои запасы. Я скрепя сердце терпела, тишина того стоила. Дожевав последний сухарик, гвардеец заскучал, борясь с собой несколько мгновений, он вновь огласил свод леса «генеральским» ором:
— Мышка, я уже решил, не отговаривай. Ты второй раз спасаешь мне жизнь. После третьего я на тебе женюсь, — клятвенно приложив ладонь к сердцу, пообещал гвардеец.
Я подавилась сухарем, попавшим не в то горло.
Неужели Светлая Богиня наказывает меня за нарушение целомудрия и дерзкий побег этим несчастьем? До города добираться три дня. Если он сейчас такое выдал, то к тому времени, как мы доберемся, не его, а меня можно будет сдавать в дом скорби.
— Расскажи о своей семье. Надо узнать о возможном будущем муже больше, — криво улыбнулась Гаролду, решив узнать, с кого в семье началась прогрессирующая умственная слабость.
— Предки мои дворяне. Бедные, правда, но достойные и родословная не короче, чем… — задумался о сравнении гвардеец.
«Твой язык» мысленно закончила за него фразу.
— В общем, с родословной порядок. Дед мой, достойный человек, прославился тем, что победил в соревновании по бегу, обогнав оборотня-гепарда. Правда, он потом признался, что в соревновании не участвовал, а бежал, в поисках места, где сходить до ветру. Слаб он животом, не всегда до нужника доносит. Это у нас семейное. Но это не важно, главное победа! — воодушевленно закончил гвардеец, под мои согласные кивки. — Давно, не стало деда, бежал как-то, да не успел, на своем же поскользнулся, упал и убился.
— А батюшка чем знаменит? — с каменным лицом продолжила слушать Гаролда, гадая, передалась ли ему дедушкина особенность.
— Петь любил при большом народе. Голос у него был громкий. Выйдет на улицу в полночь и как затянет что-то душевное, куры нестись переставали, петухи заикались от зависти. Иногда из соседнего леса волки подвывали… подпевали. Не стало бати той весной. Кто-то из завистников убил. Нелюди, он же для них старался. Придет, бывало, где народу много и поет громко частушки похабные, веселит людей. Ему ведь что свадьба, что похороны, лишь бы народу весело, — гвардеец всхлипнул и смахнул слезу. — Чистой души был человек, аки младенец.
Я вздрогнула, представив как у гроба, постаревшая копия Гаролда распевает частушки, пританцовывая перед носом у убитой горем вдовы.
— И ведь искали убийцу. Все село созналось. Даже бабка лежачая, что сорок лет не вставала, призналась, что прибила его, бросив в окно ночным горшком, когда он ночью по своему обыкновению шел по селу с песней.
— Соболезную, — неискренне посочувствовала гвардейцу. — Братья, сестры остались? Тяжело сиротам без отца.
— Брательник у меня имеется. Только он страный немного. Раньше первый парень на деревне был…с конца. Жили мы на окраине. Как-то прыгал с крутого бережка в речку и не рассчитал, головой в камень ушел. Сам вроде ничего, а камушек, что четверо не обхватят, треснул, аккурат пополам. С тех пор он не говорит, лает только. Женили недавно. Детушек уже трое бегает, и все как батька — лают.
Гвардеец звонко залаял, подражая то ли брату, то ли его детям. Испуганно оглянувшись, я спросила первое, что пришло на ум.
— А матушка как же?
— Нет у нас матушки. Наша-то с братом померла, когда меня рожала. После батяня уже четверых приводил. Они поживут немного и сбегают. Батя говорит, размер у него великоват и охчий он до этого дела, а жены слабые попадаются. Такой он был, если не с песнями по деревне ходил, то этим занимался. Не каждая женщина такой темп выдержит, — шмыгнув, Гаролд вытер нос и провел той же ладонью по волосам, радостно добавив:- Я весь в него.
— Петь любишь? — с надеждой в голосе, посмотрела на гвардейца.
— Охочий до этих дел. Только служба мешает, — пожаловался, шагающий рядом мужчина. — Вот жениться хочу. Невесту ищу. Женщину сильную и выносливую, чтоб не сбежала. Как у брательника. Его Хвеся раньше в артели бурлацкой работала, баржи таскала по реке. Потом лес валила и волокушами таскала на себе, лошадей берегла. Застудила ухо и глуховата стала, но в остальном полный порядок. Если она косы уберет, то со спины ее с брательником вообще не отличить. Сейчас в одиночку деревянный дом перекладывает. Бревнышко к бревнышку.
Глава 6
Глава 6
Протянула еще сухарь гвардейцу, выбрав пшеничный. Для больных на голову грех жалеть. Если у князя гвардия из таких «молодцов», на чем же держится его власть?
Я поглядывала на шагающего гвардейца, представляя рядом с ним подобную замшелому валуну Хвесю, с открытым ртом слушающую мужа и легко тащившую в одной руке баржу, в другой бревно. Рядом с эпичной парой бегают трое малышей и заливаются собачьим лаем. От картины у меня задергался левый глаз.
— Замерзла, мышка? — по- своему расценил мое состояние гвардеец. — Давай костерок разведем, согреемся. Ты поищи сухих веток.
— Гаролд, здесь где-то бродит шайка разбойников. Не лучшая идея. Через час, по дороге будет деревня. Там таверна. Останемся и заночуем.
— Сури, ты боишься каких-то отщепенцев? — презрительно изогнув бровь попутчик.
— Они чуть не прирезали тебя!
— Ерунда! Я просто разминался, — наклонившись, он хитро улыбнулся и шепнул:- Ты же меня спасла. Я хочу дать тебе шанс еще раз меня спасти и получить в полноправное владение все это.
Гаролд развел руки, показывая себя во всей красе. Представив себя рядом с весело лающими детишками и брательником и гвардейцем, орущим: «Высечь шемльмеца!», подумала, не сбежать ли от него подобру-поздорову. Но бросать больных на голову запрещали правила вбитые с детства монахинями в обители. Моя обязанность была довести до города и сдать гвардейца начальству.
Боюсь, его рекомендация только ухудшит мнение обо мне.
Вскоре мы вышли на тракт без приключений. Кастр лениво взбирался к зениту, изрядно пригревая, волосы и одежда быстро высохли, и я перестала дрожжать. К полудню стало жарко, и мне захотелось пить. Хлебнув энергетика, почувствовала силы дойти до самого города без остановок.
Но наставник строго предупредил о таком эффекте. Он обманчив. Силы быстро иссякнут. И полное изнеможение застигнет прямо на ходу. Лучше придерживаться первоначального плана.
Я разглядывала своего попутчика при дневном свете. Если не обращать внимания на ссадины и синяки на лице и теле, мужчина был очень красив. Изящные, благородные черты смуглого лица, ясный взгляд синих глаз совсем не вязались с образом деревенского идиота, который он нарисовал. Заметив, что я его разглядываю, Гарольд широко улыбнулся…
— Гав…
Я поперхнулась слюной, опустила очи долу и больше не рисковала психикой. Пока раздумывала, почему Светлая послала мне такое «сокровище» в попутчики, гвардеец свернул с дороги, предварительно объяснив, что отлучается в кустики. Помня о семейном недержании, я с ужасом замахала руками, быстрее отправляя мужчину. Планируя дальнейшие действия, я уже смирилась с тем, что ночью мне снова не придется спать. Ложиться рядом с Гаролдом опасно, не только из-за его темперамента. Но, боюсь, семейное недержание может случиться среди ночи. В другой комнате, без присмотра, ему взбредет в голову прогуляться и встрять в очередные неприятности. Поскулив про себя о непомерности наказаний от Светлой Богини за непослушание, я постепенно смирилась с участью. Так уговаривая себя потерпеть всего три дня, в одиночестве добрела до деревни. Обернувшись, не увидела знакомого силуэта и испугалась за болезного бедолагу. Одернув себя, удивилась, как этот проныра за несколько часов умудрился повесить на меня чувство ответственности за его жизнь. Не зная, куда идти и что делать, растерянно топталась на месте, мысленно ругая себя.
Я не его мамаша. Не могу же я ему еще и штаны держать, бегая следом. Жил же он как-то без меня все эти годы, и сейчас не пропадет.
Я соглашалась со всеми доводами, но сердце было не на месте. Рядом с этим трактом бродит много лихого люда. Вдруг мой дурачок нарвался на кого-то из них.
Больше не раздумывая, рванула в лес. Наплевав на опасность, орала во всю глотку имя гвардейца. Но мне лишь эхо вторило. Оставив в непролазной чаще клочки рубашки и своих волос уже к вечеру, когда Кастр огненным краем коснулся горизонта, охрипшая, опухшая от слез, добрела до таверны, прикидывая, сколько посулить местным мужикам, чтобы они ночью помогли искать гвардейца. Ввалившись внутрь, замерла на пороге. Таверна была битком набита. У центрального стола, усадив пышногрудую подавальщицу на колени, жмурясь, как кот налакавшийся сметаны, развалился целый и невредимый гвардеец. Девица хохотала, делая вид, что хочет уйти, когда его рука обшаривала ее обширные полушария. Тихо зарычав, мысленно обозвала себя дурой набитой, прошла мимо Гаролда к стойке, где потный, страдающий избытком веса и важности трактирщик протирал стаканы, из-за трех подбородков не имея возможности оценить свою работу.
— Мне комнату, любезный. Ужин и горячую ванную, — просипела больным горлом.
«Любезный» глянул на мой жалкий вид и нелюбезно произнес.
— Одноместных нет.
— Давайте двухместный. Только быстрее. И горячее вино для горла, — стараясь не вслушиваться в гул голосов и довольные повизгивания подавальщицы, ожидала конец арифметических действий трактирщика.
— Двадцать серебряных, — соизволил назвать цену. — Бутылку с собой возьмете?
Я кивнула. Отсчитав положенную сумму, прихватила бутылку, уже взялась за перила, чтобы подняться наверх, когда густой бас пророкотал на весь зал, без труда перекрывая шум в зале:
— Эй, ты, дрыщ, откуда на тебе куртка Хвоста, которого утром нашли мертвым у реки?
Зал притих в ожидании начинающейся ссоры. Я рвано выдохнула и повернулась. Самые умные посетители, унюхав запах большой драки, бочком протискивались к выходу. Самые смелые с открытым ртом смотрели на смертника, посмевшего обратить на себя гнев громилы.
— Ты, невоспитанная свинья, говоришь с дворянином! Изволь извиниться и выйти вон! — рисуясь перед пышногрудой зазнобой, горделиво ответил гвардеец, пошатываясь, встал в позу, выпятив грудь. Девица, тихо повизгивая от ужаса, стоя на четвереньках, пробуксовывала под чьей-то скамьей, застряв обширными нижними полушариями.
Я замерла, занеся ногу на ступеньку и убеждая себя идти дальше наверх, плюнув на этого дурака, вымыться и завалиться спать.
— Ты кого свиньей назвал, титька тараканья? — проревел голосина и грохот ознаменовал, что громила не собирался устраивать словесных баталий и перешел к наступательным действиям.
Гвардеец попытался выхватить клинок, но промахнулся мимо рукояти. Громила ему ошибки не простил, подлетев, он уже прицелился ударить Гаролда по многострадальной скуле, когда последний рухнул на подкосившихся ногах. Кулак просвистел в опасной близости от уха.
Глава 7
Глава 7
Не дожидаясь более точного попадания, я размахнулась и запустила бутылкой в здоровяка. Врезавшись в затылок, темное стекло лопнуло и вино оросило все вокруг. Здоровяк рухнул, как подкошенный.
— Беги, девонька. Когда он очнется, на ремешки тебя порвет, — проговорил сердобольный трактирщик, кивнув на гвардейца, добавил:- И этого франта забери. Он тоже не жилец.
— Я могу купить коня? — проклинала себя за мягкотелость и гвардейца за длинный язык. Глянув на бесчувственного Гаролда. — Лучше двоих и повозку.
Трактирщик вновь занялся арифметикой.
— Двадцать серебряных за повозку и столько же за лошадей. — Наконец выдал результат толстяк. — С вас еще двадцать.
Я кивнула, соглашаясь с ценой. И пошла за толстяком на задний двор в конюшни, сзади помощник нес бесчувственного гвардейца, перекинув через плечо. Пара флегматичных меринов и облезлый шарабан были предоставлены пред мои очи. Коней впрягли, гвардейца сгрузили на пол, на пропревшую солому. Мне выдали хлыст и корзинку с едой. Расплатившись с хозяином, я влезла на козлы и нетерпеливо стегнула вожжами жующих солому меринов. Один из парочки нервно стукнул копытом, другой скосил глаз в мою сторону и удивленно фыркнул. Я стегнула сильнее, но дождалась лишь фырка от второго упрямца. Проклиная упрямую скотину, с оттяжкой грела обе спины. Животины лишь устало вздохнули, вздрогнув, и продолжили флегматично пережевывать солому. С трудом спустившись с козел, подошла к обоим и заглянула в бессовестные глаза.
— У вас совесть есть? Я полдня пролазила по лесу в поисках этой скотины, спасла его от здоровяка, хотела лечь спать. А теперь вынуждена тащиться черти куда. Думаете, мне легче, чем вам?
Оба мерина фыркнули, как мне показалось насмешливо и отвернулись, показывая всем видом, что мои слова не достигли цели. Вспомнив про корзинку с едой, решила поискать там хлеб и покормить упрямых животных. Залезла обратно, намотала на кулак вожжи, помня предостережение наставника никогда не упускать вожжи или уздечку, и зарылась в душистые недра корзинки.
— Где эти демоновы отродья? — рев очнувшегося здоровяка шевельнул листву на деревьях. — У-у-убью-у-у…
Здоровяк взревел. Задняя дверь с грохотом захлопнулась, треснув по длинне, и тяжелые шаги направились к нам.
— Говорила же, а вы не верили, ослы упрямые. Сейчас он вас на фарш пустит, — мстительно пообещала мулам, призывая магию.
Пальцы закололо, и я приготовилась сразить бегущего ко мне мужчину, как шарабан резко тронулся. Вслед неслись рев и проклятия здоровяка, упускавшего шанс поквитаться. Со скоростью мчащегося за добычей гепарда, мы рванули в открытые ворота. К счастью ночь была ясная, и ущербная Жула сносно освещала пустынный тракт. Лошадки, вспомнив лучшие годы своей жизни, резво бежали вперед. Мучимая голодом, отрыла в корзинке бутерброд с ветчиной и с удовольствием вонзила в него зубы.
— Мышка, это ты? Куда ты меня везешь? Ночью ездить опасно. Поворачивай обратно в деревню, — ко мне на козлы, цепляясь за борта шарабана, перелез Гаролд, едва не свалившись на всем ходу. — У меня там женщина моей мечты. Я на ней жениться собираюсь.
— Женись. Мы только за букетом и кольцом съездим. А то несолидно, дворянин и нарушает законы сватовства, — сдерживая ярость, ответила еще не очухавшемуся гвардейцу.
— Правильно, мышка, правила прежде всего. Но я не знаю, какой камень ей нравится? — забирая у меня бутерброд и целиком запихивая его в рот, возразил новоиспеченный жених.