Проклятие победителя - Мари Руткоски 10 стр.


Раздосадованная выбором Арина, Кестрель решила, что не станет смотреть в его сторону. Первые ноты прозвучали неуверенно. Она остановилась, потом сообразила, что мелодию лучше полностью передать правой руке, а левой импровизировать, на ходу подбирая аккомпанемент. Низкие, глубокие ноты сложились в красивые фразы. Кестрель почувствовала, как многозвучие сливается в единое целое. Тогда она перестала думать и начала просто играть.

Это была нежная, проникновенная мелодия. Когда она закончилась, Кестрель стало грустно. Она взглянула на Арина. Кестрель не знала, смотрел ли он на нее во время игры, но сейчас он как будто вовсе ее не замечал. Его невидящий взгляд обратился к саду, черты лица смягчились. Арин выглядел как-то иначе, хотя Кестрель не могла сказать, что именно изменилось. Потом раб посмотрел на нее. Вздрогнув, Кестрель уронила руку на клавиши. Раздался некрасивый аккорд.

Арин улыбнулся по-настоящему, и только теперь Кестрель поняла, насколько неискренними были все прошлые улыбки.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Кестрель вспыхнула, затем повернулась к инструменту и заиграла что-то наугад — выбрала незатейливую мелодию, желая отвлечься от мысли о том, что обычно заставить ее покраснеть не так-то легко.

Через пару мгновений она поняла, что играет в диапазоне тенора.

— Так ты не поешь?

— Нет.

Кестрель представила тембр его голоса и спустилась ниже.

— Совсем?

— Совсем, Кестрель.

Она убрала руки с клавиш.

— Очень жаль, — вздохнула она.

16

Когда Кестрель получила от Ронана записку с приглашением покататься верхом с ним и Джесс, то сразу вспомнила слова отца о том, как важно правильно оценить врага.

— На войне все зависит от того, насколько хорошо тебе известны возможности и сильные стороны противника, — недавно объяснял дочери генерал. — Да, определенную роль сыграет удача. Ландшафт и численность войска тоже на многое повлияют. Но в конечном итоге исход битвы зависит от того, что ты знаешь о преимуществах врага и что сможешь им противопоставить.

Кестрель не считала Арина врагом, но после игры в «Зуб и жало» стала видеть в нем достойного соперника. Поэтому она тщательно обдумала слова отца.

— Противник будет до последнего скрывать от тебя свои главные преимущества. Хорошо, если получится подослать шпионов. Но если нет, то как же заставить врага выдать нужные тебе сведения? — спросил генерал и сам же ответил: — Нужно задеть его гордость.

Кестрель отправила домашнего раба к Арину с просьбой встретиться в конюшне. Когда он явился, Ланс уже стоял оседланный, а сама Кестрель дожидалась Арина в костюме для верховой езды.

— Зачем вы меня позвали? — удивился раб. — Я думал, вам нужна свита.

— Нужна. Выбирай себе лошадь.

— Если я еду с вами, — осторожно начал он, — то вам придется взять карету.

— Не придется, если ты умеешь ездить верхом.

— Я не умею.

Она вскочила в седло.

— В таком случае поедешь один в карете.

— Вам нельзя покидать поместье без сопровождения.

Она молча взяла в руки уздечку.

— Куда вы едете? — спросил Арин.

— Ронан пригласил меня прокатиться по поместью, — сказала она и пустила коня в легкий галоп.

Она выехала из конюшни, доскакала до ворот и сообщила страже, что следом за ней поедет раб.

— По крайней мере, надеюсь, — добавила она и, пришпорив Ланса, покинула поместье, пока стражники не заподозрили неладное. За воротами она свернула на одну из конных троп, проложенных валорианцами через оставшиеся в городе пустыри и парки. По ним ездили только верхом и только на большой скорости. Кестрель не стала придерживать коня, как бы сильно ей этого ни хотелось. Она поскакала дальше, слушая шуршание огненно-рыжих листьев, усыпавших землю.

Лишь спустя какое-то время позади раздался быстрый стук копыт. Теперь Кестрель все же натянула уздечку, заставляя Ланса повернуться. По тропе галопом мчался всадник.

Догнав ее, Арин придержал коня и остановился рядом. Лошади фыркнули. Арин взглянул на молодую госпожу, которая не смогла сдержать улыбки, и на его лице отразилась смесь досады и веселья.

— Врать ты не умеешь, — заключила Кестрель.

Он рассмеялся. Кестрель вдруг стало неловко. Она перевела взгляд на жеребца, и тут же ее глаза распахнулись от изумления.

— Другого коня ты выбрать не мог, конечно?

— Этот самый лучший, — серьезно ответил Арин.

— На нем ездит мой отец.

— Ну, конь-то не виноват.

Теперь рассмеялась уже Кестрель.

— Едем. — Арин сжал бока жеребца ногами, и тот тронулся с места. — Опаздывать нехорошо, — добавил он, однако оба они не сговариваясь поскакали по тропе чуть медленнее, чем полагалось.

Кестрель уже не сомневалась, что десять лет назад положение Арина мало чем отличалось от ее собственного: он тоже жил в роскоши и праздности, получил образование. Она понимала, что еще не выиграла право задать этот вопрос, и вообще не слишком хотела озвучивать причину своего беспокойства, однако не смогла промолчать.

— Арин, — произнесла она, вглядываясь в его лицо. — Мой дом… В смысле, вилла… Это там ты жил до войны?

Он резко потянул уздечку на себя. Конь остановился. Когда Арин заговорил, то его голос напомнил Кестрель мелодию, которую он недавно попросил сыграть:

— Нет. Из той семьи никого не осталось.

После этого они какое-то время ехали молча. Потом Арин вдруг сказал:

— Кестрель.

Она подождала продолжения, но вскоре поняла, что он вовсе не пытался обратиться к ней. Арин просто произнес ее имя, вслушиваясь в его звучание, словно хотел получше изучить каждый слог.

— Только не притворяйся, будто не знаешь, что это значит по-валориански.

Арин бросил на Кестрель слегка насмешливый взгляд.

— Это переводится как «охотничий ястреб».

— Да. Прекрасное имя для юной воительницы.

— Что ж… — Он едва заметно улыбнулся. — В каком-то смысле мы оба не оправдали надежд родителей.

Ронан ждал в дверях конюшни. Поигрывая перчатками, он следил за приближением Кестрель и Арина.

— Я думал, ты приедешь в карете, — удивился Ронан.

— На прогулку верхом? Ты шутишь?

— Но твоя свита… — Его взгляд метнулся к Арину, который спокойно сидел на лошади. — Я не знал, что кто-то из твоих рабов умеет держаться в седле.

Кестрель заметила, как Ронан принялся с удвоенной силой теребить перчатки.

— Что-то не так?

— Теперь, когда ты здесь, все в порядке. — Однако его голос звучал натянуто.

— Потому что если тебе что-то не нравится, то в следующий раз можешь сам явиться на виллу, приехать вместе со мной сюда, потом проводить меня домой и тогда уже возвращаться назад.

Ронан ответил Кестрель так, будто принял ее слова за флирт:

— С превеликим удовольствием! Кстати об удовольствии. Не пора ли нам прокатиться? — Он вскочил в седло.

— А где Джесс?

— У нее голова болит.

Кестрель не поверила, но не стала ничего говорить. Ронан направил лошадь к выходу из конюшни. Кестрель развернула своего коня следом, и Арин отправился за ними.

Ронан оглянулся, встряхнув светлыми волосами, доходившими до плеч.

— Ты же не собираешься брать его с собой?

Конь Арина, который до этого беспрекословно подчинялся ему, теперь начал перетаптываться и упираться. Он почувствовал перемену в настроении всадника, которую сама Кестрель не сумела бы разглядеть. Арин смотрел на нее равнодушно, делая вид, что не понял слов Ронана.

— Жди здесь, — приказала она Арину по-гэррански.

Он повернул обратно к конюшне.

Кестрель не знала наверняка, кто именно подстроил все так, чтобы она осталась наедине с Ронаном, — брат или сестра. Она бы поставила на Ронана — в конце концов, это он прислал приглашение, да и Джесс не пришлось бы уговаривать остаться дома: она бы легко пожертвовала прогулкой, чтобы дать брату возможность побыть с Кестрель. Но дурное настроение Ронана ставило эту теорию под сомнение. Он вел себя как человек, которого сестра-сводница втянула в дурацкую затею.

День, который только что казался чудесным, утратил свою прелесть. Однако, когда они спешились, чтобы отдохнуть в тени дерева, Ронан снова заулыбался. Он достал из седельной сумки корзинку с едой, красиво расстелил одеяло и устроился на нем, вытянув ноги. Кестрель села рядом. Ронан налил вина в кубок и протянул ей. Кестрель удивленно приподняла бровь.

— Не многовато ли вина для этого времени суток?

— Просто я планирую напоить тебя, чтобы узнать твои секреты.

Кестрель сделала глоток, глядя, как он наполнил второй кубок.

— А за себя не боишься? — усмехнулась она.

— Чего мне опасаться?

— Может, это ты напьешься и наговоришь чего не следует. Я так понимаю, ты зачастил в гости к леди Фарис?

— Ревнуешь, Кестрель?

— Нет.

— А жаль, — вздохнул Ронан. — На самом деле все довольно прозаично: я езжу к ней за самыми свежими сплетнями.

— Которыми ты, разумеется, поделишься со мной.

Ронан прилег, опершись на локоть.

— Ладно. Сенатора Андракса отправили в столицу, где его будут судить за продажу пороха нашим врагам. Сам порох не нашли, сколько ни искали. Ну, тут удивляться нечему, его наверняка давно переправили за восточную границу. Так, что еще? Дочь сенатора Линукса неплохо развлеклась с матросом на одном из кораблей, стоящих в гавани, и теперь родители заперли ее дома на всю осень, а то и до конца зимы. Мой друг Ханан продул все свое наследство. Но не беспокойся, он отыграется. Только уж, пожалуйста, не играй с ним в «Зуб и жало» месяц-другой. А, и еще капитан городской стражи покончил с собой. Но это тебе уже известно.

Кестрель чуть не пролила вино.

— Нет! Когда это случилось?

— Позавчера. Ты правда не знала? Видимо, твой отец опять уехал, а сама ты целыми днями сидишь на вилле. Я бы от скуки на стену полез.

Кестрель была знакома с капитаном. Оскар не раз ужинал с генералом. Он дружил с отцом и, в отличие от большинства его друзей, имел веселый нрав, за который его все любили.

— Он ушел с честью, — добавил Ронан. Это означало, что капитан бросился на собственный меч.

— Но почему?

Ронан пожал плечами.

— Устал от ответственности?

— Он командовал городской стражей с самого начала колонизации. Капитан свое дело знал, не зря его все уважали.

— Тогда, может, какие-то личные проблемы? — Ронан развел руками.

— Если честно, понятия не имею. И зачем я вообще поднял эту жуткую тему? Сегодня все идет наперекосяк. Давай поговорим о чем-нибудь другом, ладно?

На обратном пути Арин спросил:

— Ну и как прошла ваша прогулка?

Кестрель подняла взгляд, испугавшись его язвительного тона. Потом она осознала, что слишком сильно задумалась и отключилась от происходящего.

— Очень неплохо. Меня просто встревожили новости.

— Какие новости?

— Капитан городской стражи совершил самоубийство.

— Это вас… расстраивает? Вы его знали?

— Да. Или нет. Мы были знакомы, но не настолько хорошо, чтобы его смерть стала для меня утратой. Он дружил с моим отцом.

— Тогда не понимаю, почему это вас так взволновало.

— Его смерть коснется всего города. Пока губернатор не найдет нового капитана, могут начаться беспорядки, да и потом все наладится не сразу. Благодаря Оскару город всегда был под жестким контролем. Но меня не это беспокоит. — Кестрель покачала головой. — Просто это уже второе событие за последние месяцы, которое не укладывается у меня в голове.

— А какое первое?

— Сенатор Андракс. Да, он любит деньги, но они нужны ему только для того, чтобы обеспечить себе роскошную жизнь. Он предпочитает брать взятки: это легко и безопасно. Он ни разу не сел со мной за игорный стол, до того боялся проиграть. Разве мог он рискнуть всем, чтобы продать порох варварам?

— Возможно, вы просто чего-то о нем не знаете. Да и как это связано с самоубийством капитана?

— Никак, если не считать того, что оба случая необъяснимы. У Оскара не было причин покончить с собой. Даже император хвалил его за хорошую службу. Стражники им восхищались. Мне казалось, он счастлив.

— И что из того? Вы не можете знать всего. Люди несчастны по разным причинам. — Арин говорил нетерпеливо, и Кестрель показалось, что речь идет уже не о капитане. — Что вам известно о горе? — бросил он. — С чего вы взяли, что видите всех насквозь?

Он пришпорил коня, и Кестрель, выбросив из головы загадочные поступки сенатора и капитана, сосредоточилась на том, чтобы не отстать.

17

Отец Кестрель, в отличие от Ронана и Арина, согласился, что смерть капитана выглядит подозрительно. На очередном уроке стратегии он, нахмурившись, выслушал мнение дочери.

— У Оскара были враги? — спросила Кестрель.

— Враги есть у всех.

— Возможно, кто-то отравлял ему жизнь.

— Или он не сам упал на меч. — Когда Кестрель удивленно посмотрела на отца, тот пояснил: — Не так уж сложно выдать убийство за самоубийство.

— Я об этом не подумала, — тихо призналась она.

— А что ты думаешь теперь?

— Если это убийство, то капитана мог убрать кто-то, кто рассчитывает занять его место.

Генерал положил руку дочери на плечо.

— Возможно, мы зря сомневаемся, и он действительно покончил с собой. Но я поговорю с губернатором о наших подозрениях. Тут есть о чем подумать.

Однако это происшествие недолго занимало мысли Кестрель. Энай все никак не поправлялась.

— Меня беспокоит твой кашель, — сказала Кестрель, сидя у очага в домике няни.

— А мне кашель даже нравится. С ним не так одиноко. Да и ты стала чаще заходить… Когда не занята игрой в «Зуб и жало».

Недоверчивый взгляд, который бросила Энай, не понравился Кестрель. Ее злило, что на вилле невозможно ничего ни от кого скрыть. Их с Арином общение никого не касалось.

Поэтому слова Кестрель прозвучали резче, чем она планировала:

— Давай я пошлю за лекарем.

— От старости меня никто не вылечит.

— Энай…

— Не нужен мне врач. Перестань мной командовать.

Кестрель замолчала и решила, что не будет настаивать. В конце концов, лихорадочный блеск в глазах Энай уже давно исчез. Чтобы сменить тему, Кестрель задала няне вопрос, который мучил ее после недавней беседы с Арином и, точно иголка, спрятался на изнанке сознания, вышивая там не видимые глазу узоры.

— А правда, что до войны гэррани с удовольствием торговали с валорианцами?

— О да! Вы всегда не скупясь выкладывали золото за товары из Гэррана. Валория была нашим главным покупателем.

— А что еще о нас говорили? Кроме того, что мы богатые необразованные дикари.

Энай сделала глоток чая, поглядывая на свою воспитанницу поверх чашки. Кестрель забеспокоилась, как бы та не догадалась, откуда взялись эти вопросы. Но старая няня лишь ответила:

— Еще мы восхищались вашей красотой. Но только до войны, конечно.

— Разумеется, — тихо произнесла Кестрель. — Я понимаю.

Из окна будуара открывался вид на сад. Однажды утром, еще не причесавшись после сна, Кестрель увидела, как Арин с Лирой разговаривают возле грядок с поздними овощами. Арин был в рабочей одежде и стоял спиной к окну, так что Кестрель не могла видеть его. Зато лицо Лиры походило на открытую книгу.

Кестрель вдруг заметила, что слишком близко подошла к окну. Холодное стекло коснулось ее кожи, а пальцы вцепились в подоконник. Она сделала шаг назад. Кестрель не хотелось, чтобы ее заметили. Она поплотнее запахнула бархатный халат и посмотрела на розовое рассветное небо. Но перед глазами все равно стояло лицо Лиры, выражавшее искреннее обожание.

Кестрель села за туалетный столик и тут же решила, что не стоило этого делать, потому что теперь увидела свое отражение. Из зеркала на нее смотрело недовольное лицо. Отчего ее так встревожило происходящее в саду? Почему она увидела в этом какой-то обман?

Отражение нахмурилось. А почему нет? Долг госпожи — заботиться о благополучии своих рабов. Со стороны Арина нечестно принимать внимание Лиры, в то время как у него уже есть возлюбленная. Вряд ли Лира знает о существовании женщины, с которой Арин встречается на рынке.

Назад Дальше