— Гарри! Что это за фигня?
— Это называется засосы, Дин, — объяснил приятелю Шеймус. — Ты большой мальчик, должен знать.
— Это ты его?.. — Дин смотрел на Шеймуса почти что с восхищением. Тот развел руками.
— Увы… — и повернулся к Гарри. — Ты знаешь, из-за тебя я теряю репутацию…
— Сожалею, — буркнул Гарри, который действительно сожалел — но только о том, что не провалился сквозь землю до того, как его одноклассники появились в Большом Зале.
— А ну, колись! — потребовал Дин. — Кто оставил тебе эти засосы?
— Засосы? — встрепенулась Парвати. — Где, у кого?
Шеймус приподнял Гарри за подбородок и продемонстрировал всему гриффиндорскому столу его шею. Гарри не сопротивлялся. Его охватила полная апатия; сейчас он не чувствовал даже раздражения, хотя его приятели ему смертельно надоели; чувствовал он только страшную эмоциональную усталость — ощущение, слишком знакомое ему, то, что он чувствовал все время с начала учебного года, когда пытался выкинуть из головы мысли о Драко Малфое.
— Господи… — сказала Гермиона. — Это был кто-то… очень несдержанный.
Гермиона выглядела плохо. Лицо у нее было бледное до зелени, лоб поблескивал от пота, под глазами залегали синие круги. Похмелье во всей красе. Хуже нее выглядел только Невилл — он ничего не ел, более того, смотрел на еду с нескрываемым отвращением. Все остальные тоже были бледны, один только Дин сохранил нормальный цвет лица, если не принимать во внимание красновато-синий фингал под глазом.
— Что, подрались вчера? — спросил Гарри.
— Не уходи от темы, — погрозил ему пальцем Дин. — Колись — с кем ты развлекался?
— Отвали, — ответил ему Гарри.
— Хорошо, — сказал Дин. — Тогда я буду гадать, а ты, Шеймус, следи за его лицом. Мальчик или девочка?
— Томас…
— Окей, пойдем по девочкам, — он окинул взором гриффиндорский стол. — Парвати!
— У меня алиби! — вскинула руки Парвати. — Я ночевала в спальне — Лаванда может подтвердить.
— А почем нам знать? — спросил Дин. — Может, вы там втроем развлекались? Гарри вон какой… покусанный.
— Дин… — в голосе Парвати прозвучала предупреждающая нотка.
— Ладно, — покладисто кивнул Томас. — Тогда Гермиона.
— Что? — мутно отозвалась Гермиона.
— Н-да… — Дин проинспектировал ее состояние и покачал головой. — Вряд ли. — Джинни? Чоу Чэнг? Ханна Эббот? Сьюзен Боунс? Падма Патил? Шеймус, что с его лицом?
— Лицо как лицо, симпатичное, — сказал Шеймус. — Нет, он не дергается. Пройдись по мальчикам.
— Охх… — Дин окинул беспомощным взглядом Большой зал, который потихоньку заполнялся народом. — Ну-у-у…
Малькольм Бэдкок?
— Почему? — удивился Гарри. Шеймус нежно заулыбался. — Финниган?! Ему же тринадцать лет!
— Двенадцать, — мягко поправил Шеймус.
— Нет, тринадцать. Он поступил на нашем четвертом курсе.
— Я хочу сказать, ему БЫЛО двенадцать, когда я объяснил ему его истинную природу. Тактильно.
— Шеймус… — Гарри покачал головой, не в силах подобрать слов.
— Что, не Бэдкок? — вернул их внимание к себе Дин. — Тогда…
— Дин, надо рассуждать логически, — перебила Лаванда. — Если он не хочет говорить, значит, здесь какая-то тайна. Например, это была… профессор МакГонагалл!
— В образе кошки, — добавила Парвати.
— Фу! — воскликнула Гермиона, в то время как весь гриффиндорский стол взорвался смехом. — Как вам не стыдно?!
— А что ты можешь предположить, Герм? — фыркая от смеха, спросил Дин. — Миссис Норрис?
— Профессор Трелани! — Гермиона сердито посмотрела на Парвати и Лаванду. Тут даже Гарри не выдержал и рассмеялся.
— Ахх, мой дорогой! — зашелестел Шеймус. — Я вижу, вам предстоит лишиться девственности!
— Ладно, Герми — мимо, — сказал Дин, отсмеявшись. — Филч, может быть?
— Дин, будь серьезней, — усмехнулась Парвати.
— Нууу, тогда… профессор Снейп! А что? Очень эффектен… потом, может, он перед этим делом все-таки моет голову?
— Ну, ты скажешь, Дин, — Шеймус криво улыбнулся. — Ты еще предположи — Драко Малфой!
На счастье Гарри, это последнее предположение насмешило гриффиндорцев еще больше, чем МакГонагалл и Трелани, вместе взятые, и покрасневшее лицо Гарри видел только Шеймус. Он невинно улыбнулся, когда Гарри наградил его сердитым взглядом.
Все бы ничего, но именно в этот момент в Большой Зал вошел Драко Малфой в сопровождении своей свиты.
Малфой был хмур и зол, его же свита, напротив, очень веселилась, хотя некоторые из них и были несколько зеленоватого оттенка. Они наперебой что-то спрашивали у Малфоя, а он огрызался в ответ, и Гарри готов был поклясться, что Драко сейчас переживает ту же пытку, что и он сам.
Смотреть на Малфоя не хотелось. Это зрелище порождало ненужные воспоминания и дурацкие мысли. Одной из них была мысль о том, что растрепанный Драко, каким он был вчера, выглядит лучше, чем аккуратно причесанный.
Нужно немедленно перестать думать о нем. И желательно, перестать контактировать с ним во избежание инцидентов.
Хотя сегодня придется найти время, чтобы увидеться с ним наедине и вернуть этот чертов пояс.
— Предлагаю пойти на квиддичное поле и устроить метлогонки без правил, — сказал Шеймус после того, как все отсмеялись. Предложение было принято с таким энтузиазмом, что забылись даже таинственные засосы Гарри, и вся гриффиндорская компания высыпала из Большого зала, шумно переговариваясь, смеясь и перешучиваясь. Поднялись в башню, чтобы взять метлы и переодеться, затем двинулись на квиддичное поле, на ходу делая ставки на мгновенно организованном Дином тотализаторе.
И только когда все желающие поучаствовать в гонках выстроились на поле в ожидании старта, кто-то спросил:
— А где Гарри?
Гарри поджидал Малфоя, спрятавшись в нише под лестницей, поднимавшейся из холла. Он, правда, представления не имел, как ему незаметно отбить Малфоя от одноклассников, но тут ему повезло — Малфой вышел из Большого Зала один.
— Малфой! — окликнул его Гарри. Слизеринец повернулся — и лицо его исказилось. Медленно, словно он предпочел что угодно, лишь бы не приближаться к Гарри, Малфой подошел.
— Чего тебе?
— Твой ремень.
Малфой дернулся и зашипел, как разозленная змея:
— И ты не нашел ничего лучшего, чем отдать его мне здесь?
— Надо полагать, я должен был подойти и вручить его тебе во время завтрака, чтобы ты имел удовольствие объяснять своим друзьям, откуда он у меня взялся? — Гарри изо всех сил старался казался спокойным, меж тем как поведение Малфоя резало его без ножа.
Почему? Разве он ожидал чего-то другого?
— Я должен сказать тебе спасибо за твою деликатность? А что бы ты стал объяснять твоим друзьям? Или ты им уже все объяснил сам?
— Я не болтун! — гневно ответил Гарри. Лицо Малфоя перекосило так, словно у него схватило живот.
— Вот что, Поттер. Насчет этой ночи… Мы выпили лишнего и занимались сексом. Бывает. И это был хороший секс, не спорю… спасибо мне, — он ухмыльнулся, но ухмылка почти тут же сменилась той же болезненной гримасой. — Но это был всего лишь секс! И ничего больше!
— Конечно, — Гарри отступил на шаг. У него вдруг отчего-то очень сильно заболело где-то внутри — то ли в груди, то ли в солнечном сплетении. — Тебе кажется, я должен думать иначе?
— Нет! — резко ответил Драко. — Всего лишь секс. Никто не должен об этом знать, и это никогда не должно повториться!
— Да, — ответил Гарри.
— Отлично! — Малфой развернулся, чтобы уйти.
— Отлично, — эхом отозвался Гарри. И Малфой пошел прочь, сжимая в руке свой ремень.
Гарри остался стоять под лестницей. В груди немилосердно жгло. Он вдруг понял, похолодев от ужаса и отвращения к самому себе, чего ему хочется сейчас больше всего — догнать Малфоя, обнять его, разреветься у него на плече, просить остаться… Просто тебе хочется еще одной такой же ночи, безжалостно сказал он тому слабому существу, что жаждало умолять Малфоя сжалиться над ним. Просто ты хочешь еще такого же секса. И ничего больше! Чего ты ждал от Малфоя? Ты же сам сказал Шеймусу — всего лишь секс.
И ничего больше.
…Этим утром, когда Драко проснулся, его голова лежала на груди Гарри, его рука обнимала Гарри за талию, а рука Поттера покоилась на его плече. Это было самое лучшее пробуждение за всю сознательную жизнь Драко. Ему было как никогда уютно, удобно, тепло — не только физически, но и душевно. Наверное, подумал он спросонья, такое ощущение бывает, когда возвращаешься в любимый дом.
Это чувство напугало Драко, потому что он не имел ни малейшего права так чувствовать. Он собирался всего лишь трахнуть Поттера, потому что хотел его безумно, потому что его возбуждало любое, даже самое незначительное движение Гарри, даже то, как развевалась его роба при ходьбе или как ветер шевелил прядки его растрепанных волос.
Он не должен был засыпать рядом с Поттером, он должен был отыметь его и уйти… а еще лучше, отыметь, возбудить и уйти… неужели на него так подействовало то, что кричал Поттер вчера… как будто это могло иметь значение… как будто для Поттера все произошедшее значило больше, чем для него…
Он ушел. Он даже не забрал свой любимый ремень, потому что тот лежал слишком близко к Поттеру, и Драко побоялся его разбудить. Если бы Гарри проснулся, Драко точно не смог бы уйти.
Его одноклассники являли собой живое пояснение загадочному слову "плющит". Их похмельные, помятые, побитые лица весьма насмешили бы Драко, если б он вообще обратил на них внимание.
Им, правда, хватило энергии, чтобы наброситься на него с вопросами, куда это он исчез вчера вечером.
Драко, кажется, сумел убедить их, что он просто очень устал и пошел спать, но тут Паркер подняла мутные глаза — она выглядела ужасно плохо, хуже всех остальных — и проворчала:
— Да трахался он где-то с кем-то!..
— Что? — воскликнула Блэйз. — С чего ты взяла?
— Приглядись к его довольной физиономии. Тут дважды думать не надо.
— Довольной физиономии? — возмутился Драко. — Что ты несешь?!
Сольвейг пожала плечами.
— Проше простого догадаться по выражению лица, что у человека был хороший секс. Уж ты-то должен знать основные признаки.
— И что же это за признаки? — спросил Драко, стараясь придать голосу наибольший сарказм, на какой он только был способен.
— Это необъяснимо, — пробурчала Сольвейг, уронив голову на руки. — И отвяжись от меня.
Естественно, все тут же принялись гадать, кого же, по отвратительному выражению Лестранга, "оприходовал" Драко. Этот же Лестранг — он все больше и больше напоминал Драко крысу-переростка — заметил как бы вскользь, что вчера Драко исчез одновременно с Поттером.
— И что? — надменно осведомился Малфой. — Хочешь сказать, что я с ним трахался?
— Разве это невозможно? — елейным голосом спросил Лестранг. — Поттер хорошенький…
— Ну, ты у нас спец по мальчикам, верно? — усмехнулся Драко, чувствуя острое желание придушить Лестранга. — Но даже если это и был Поттер, что это должно значить?
— Вопрос в том, значит ли это что-то для тебя?
— Даже если и значит, думаешь, я тебе скажу?
— Не обязательно говорить вслух, чтобы ответить на вопрос.
— Ты слишком умен для меня, Лестранг, — с издевкой произнес Драко. — Я не успеваю за твоей мыслью.
Но он, естественно, прекрасно понял, о чем говорил Лестранг. И это добавляло поводов для беспокойства.
Поттер не должен стать для Драко чем-то большим, чем просто кем-то, с кем он однажды по пьяни переспал, иначе у Драко будет слишком много проблем.
Но главная проблема состояла в том, что Поттер всегда был чем-то большим.
Он сказал Поттеру, что это был всего лишь секс, и сказал правду, потому что такой должна была быть правда. Что с того, что он увидел в глазах Поттера (Господи, о чем Ты думал, когда наделял его такими глазами?!) мгновенный всплеск боли? Это должно было его радовать, разве нет? Он тем и занимался в течение пяти лет, что пытался всеми возможными способами добраться до кишок Поттера.
Но что он мог сделать с проклятой мыслью, что экстаз в этих изумрудных глазах ему видеть приятнее, чем боль?
Уроки у профессора Биннза были скучными до невозможности, и никто не сомневался, что они были бы не менее — а то и более — скучными и в том случае, если бы профессор этот был жив. Но у Истории Магии были свои преимущества — поскольку Биннза мало интересовало, слушает ли его кто-нибудь вообще, не говоря уж о записывании лекций, на его занятиях можно было заниматься чем угодно.
Например, сейчас весь класс шелестел страницами свежей "Хогвартс-сплетни", экземпляры которой передавала по рядам Парвати Патил — агент Колина Криви среди шестикурсников.
— Паркинсон! — зашипела Парвати в сторону слизеринской половины аудитории. — Держи!