========== Глава первая или внезапные знакомства ==========
Федору было за тридцатник и, как поется в песне, жизнь повернулась к нему задом. Хотя начиналось все, вроде, неплохо. Он был поздним ребенком у состоятельных родителей, его любили и баловали. Водили в разные кружки, шахматы в его расписании причудливо сочетались с легкой атлетикой и борьбой — родители делали все для того, чтобы мальчик развивался всесторонне.
После школы юноша посчитал своим долгом пойти в армию, ему казалось это очень правильным, ну и, кроме того, что греха таить, хотелось пострелять из настоящего оружия, научиться собирать его и разбирать — Федор был жаден до новых знаний и умений; ему казалось, что в армии он сможет узнать много чего интересного. Однако, получил он не совсем то, на что рассчитывал, хотя пострелял вдоволь, даже слишком. И приобрел такие знания, без которых вполне бы обошелся.
Отслужив, Федор вздохнул с облегчением: казалось, все плохое осталось позади, впереди — сияющее будущее. Однако, после эйфории первых дней пришло протрезвление: в институт он не поступил. Слишком многое забылось, вытесненное гораздо более нужными сведениями. Второй раз Федор даже пробовать не стал, вместо этого устроился на стройку подсобным рабочим. Деньги платили приличные, хватало даже на то, чтобы родителям помаленьку подкидывать. Покатились серые скучные дни, наполненные тяжелым трудом. Все чаще он ощущал недовольство своей жизнью, но как и что изменить — было непонятно.
Мир казался пыльной картиной, лишенной чего-то важного. Федор тосковал и сам не понимал себя: ведь он же мечтал об этой рутине, вожделел спокойствия и комфорта. Сбылось! Отчего же так тягостно на душе?
Так прошли несколько лет. Жить было тошно, а как вернуть себе радость бытия - Федор не понимал. Ко всяким там психологам у нас, в России, ходить не принято. Иногда ему приходила в голову мысль: «надо бы сходить к кому-нибудь… может, что дельное посоветуют…». Впрочем, это так и осталось мимолетным неосуществленным желанием. Родители у Федора были людьми пожилыми и, как раз перед его тридцатидвухлетием, тихо скончались почти одновременно. Жизнь окончательно превратилась в отстой… Внутри нарастал иррациональный гнев на весь окружающий мир.
В конце концов, ярость выплеснулась наружу. Федора уже давно раздражали хамоватые водители: то едут по тротуару, заставляя пешеходов прижиматься к стенам домов, то останавливают своего «коня» прямо посередине «зебры», то паркуют машину на газоне, и вообще — весь двор превращают в парковку, а однажды Федор видел, как компания автолюбителей весь выходной потратила на то, что передвигала газонную оградку, чтобы получился «карман» для их машин. Вроде, мелкие нарушения. И по-человечески понятные, простительные, но эти мелочи копились. Постепенно раздражение перешло во что-то большее, и когда очередная тачка проехала по тротуару, да причем еще так близко, что чувствительно задела его зеркалом, Федор сорвался: догнал машину — она замедлялась и собиралась парковаться, вытащил мужика и дал разок в морду. Ну, может, даже не раз, а пару раз.
А через некоторое время его нашли и объяснили, что против пистолета он ничего не успеет сделать, и вообще должен энную сумму за «моральный ущерб».
Прессующих Федора пацанов было четверо, у них было оружие. Федор сразу определил, что это — пневматика, и все же из пневматики тоже можно убить, особенно с небольшого расстояния. Расклад — не в его пользу, так что спорить Федор не стал, а пошел искать деньги.
Школьных друзей он давно растерял, с армейскими не поддерживал связи, а уж после армии друзей у него не завелось — лишь сослуживцы или приятели. Родственников нет… перебрав все варианты, Федор пришел к выводу, что забраться в квартиру — самое простое. Нетривиальный выход, но Федору на тот момент он отчего-то показался вполне обоснованным и единственно верным.* С примитивным замком справиться было относительно легко, а потом случилось ужасное — появилась хозяйка. С мужчиной Федор миндальничать бы не стал: вырубить человека — дело не хитрое, связать — еще проще. Но с женщинами так делать нельзя. Уважение к слабому полу мать вдолбила крепко, и через это табу он не мог переступить. Вот и стоял дурак дураком, не зная, что делать. Однако, в итоге ситуация разрешилась в его пользу — женщина спокойно предложила ему нужную сумму в долг. Вот так: ни с того ни с сего!
Федор уж было обрадовался: рассчитался с мужиками и стал откладывать денежку, но после случилось непредвиденное: фирма, где трудился мужчина, как по заказу развалилась. Пришедшим на объект работягам просто объявили, что теперь они безработные. Оформления, естественно, ни у кого не было, мужики поворчали, но разошлись — делать-то нечего. Федор заметался в поисках работы, чувствуя, как неотвратимо уходит время. Была у него мысль: не отдавать, но это показалось ему поступком гораздо более непорядочным, чем кража.
На дворе стоял поздний вечер, когда Федор твердо решил сам для себя, что завтра же зайдет к женщине, и отдаст ей то, что удалось скопить.
Эта женщина, представившаяся Матреной, вот уже несколько дней никак не выходила у него из головы. И причиной этому были не только деньги: наблюдалось в ней что-то странное, а что — так сразу и не поймешь. То ли спокойствие, с которым она его встретила, то ли искорка веселья, промелькнувшая в ее глазах, хотя вроде бы ситуация к этому не располагала, то ли легкое дрожание вокруг силуэта, которое Федор ничем не мог объяснить, кроме как собственным волнением. Наверное, последнее ему просто показалось.
Мужчина сидел на кухне, задумчиво уставившись в окно, в свете яркой лампы сияние, исходящее от его ладоней, было почти незаметно.
* — нестыковочка, но она вскоре объяснится!
***
Федор хотел быстренько передать деньги и свалить, но Матрена ловко затянула его в квартиру, и мужчине ничего не оставалось, кроме как задумчиво напялить на ноги потертые тапки и прошлепать в санузел. Не очень понятно, зачем ему заходить, но перечить женщине не хотелось, и Федор тщательно вымыл руки, вытер их розовеньким махровым полотенчиком и прошел на кухню. Там он застал какого-то здорового мужика, по всей видимости, мужа. Мужик сидел за столом, лопал пельмени и имел весьма довольный вид, хотя отчего бы ему радоваться - Федор в толк взять не мог.
— Федор, это Матвей, мой супружник, Матвей, это Федор, я тебе говорила.
— А!!! Тот самый робкий грабитель! Ну, что же ты, парень! Надо было кинуть в нее чем-нибудь тяжелым и тикать, а теперь — вляпался! — Матвей весело хохотнул, неловко взмахнул рукой и вилка, вырвавшись из его руки, на немаленькой скорости полетела прямо в Федора, так что тот еле успел уклониться.
— Ой, извини! У меня, понимаешь ли, руки дырявые, — нисколько не смутился Матвей и взмахнул второй рукой, теперь в Федора полетел уже нож.
— Да, ты что, издеваешься? — возмутился Федор.
Матвей выглядел достаточно внушительно, кухонька была не слишком большой, чем меньше места, тем сложнее махаться, так что Федор не горел желанием вступать в конфликт.
— Ой, извини, извини! — произнес хозяин с доброй улыбкой… А потом, уже не таясь, начал со все возрастающей скоростью бросать в Федора столовые приборы.
Тот уворачивался, как мог: часть ловил, но все равно в него несколько раз неслабо попало ложками.
«Здоровые синяки получатся!» — отстраненно подумал он.
Мысль бросить что-нибудь в ответ или вломить парню по репке, конечно, мелькнула в Федоровой голове, но так и осталась неосуществленной: все-таки деньги-то он занял и не принес, а до того — в дом вломился. Есть от чего разозлиться.
Матрена стояла чуть в стороне и внимательно смотрела на все это безобразие, но попыток вмешаться не предпринимала. Наконец, у хозяина кончились «снаряды»:
— Реакция отличная! — крикнул он весело жене, — посмотрим теперь другое!
С этими словами он быстрым движением скинул футболку и шорты, оставшись совершенно голым.
— Что за… — только и успел сказать оторопевший Федор.
А потом с Матвеем начало происходить нечто: сначала он как бы размягчился, раздался в размере и пошел волнами, кожа собиралась складками, как у шарпея. Линии тела потеряли четкость и начали трансформироваться во что-то иное; раздался громкий хруст — это искривлялись, становились под новыми углами кости. Розовая кожа покрылась стремительно выросшими волосами. Еще мгновение - и тело Матвея вновь «сжалось» и приобрело ясные очертания, но это был уже не человек, а здоровенная псина, больше метра в холке. Некоторые пони поменьше. И не похоже, чтобы пес был настроен дружелюбно — он скалил зубы и рычал.
Никогда раньше Федор не понимал значение выражения «волосы встали дыбом», а теперь почувствовал, как по всему телу кожу начинает слегка покалывать и все, даже самые мельчайшие волоски, приподнимаются.
— Уважаемый Матвей! — сказал он очень вежливо чуть хриплым голосом, еле заметно пятясь к двери в коридор, — я еще не успел заработать необходимую сумму, так как внезапно потерял работу. Однако, такая демонстрация силы абсолютно ни к чему, уверяю: я и так ощущаю настоятельную необходимость отдать деньги вашей супруге. Хочу также напомнить вам, что причинение мне физического ущерба может повлечь за собой продление периода погашения долга, на период, потребующийся для восстановления моей целостности, как организма. В случае же получения увечий несовместимых с жизнью, боюсь, что отдача долга станет и вовсе невозможной, в связи со смертью должника…
По предположениям Федора где-то здесь, за спиной, уже должна была нарисоваться дверь, впрочем, он не был уверен, что хлипкая преграда спасет его, выдержав удар тяжеленной туши.
«Главное — не бежать и не бояться. Собаки чувствуют страх, наверное, оборотни тоже… Ух, это же явный оборотень! Оборотень!!!»
От самой возможности существования подобного чуда-юда Федору делалось нехорошо. Однако, он сумел загнать лишние мысли на задворки сознания — сейчас все это было несущественно. Главный вопрос: это разумная собака, безумная собака или человек в собачьей шкуре? Вроде, к речи прислушивается: пес прядал ушами, но по-прежнему угрожающе ворчал и пригибался. Того и гляди прыгнет!
Прикинув варианты: в коридоре зверь настигнет одним прыжком, плюс к тому - незнакомый замок за секунду не откроешь, а там ведь может быть еще и щеколда с внутренней стороны, все это — потерянные мгновения, Федор выбрал несколько неожиданное направление отступления — через окно.
Когда делаешь что-то опасное и требующее ловкости, самое главное — не думать, получится или нет. Просто делать — сомнения заставляют тело каменеть и мешают мышцам четко выполнять приказы мозга. Федор привычным усилием воли очистил сознание от всего лишнего. Сосредоточился — пробежка в сторону окна…
Морда у псины-Матвея удивленно вытянулась, когда человек с места запрыгнул на обеденный стол и, протопав по нему, взлетел на подоконник, затем, спрятав голую кисть в рукав, разбил стекло — жаль, конечно, портить, в гостях же,.. но тут уж не до этикета, быть бы живу!
«Хорошо, что у них не металлопластик!» — промелькнуло у Федора в голове.
Этаж четвертый, но рядом с окном торчит какой-то кусок арматуры в виде кольца. Зачем он тут нужен — черт его знает. Ни секунды не медля, Федор схватился за край карниза и, опустив тело вниз, дотянулся одной рукой до этого самого кольца. Чуть не навернулся, когда попытался повиснуть на штыре - железяка нехорошо затрещала, положение спас небольшой балкончик, на него-то и спрыгнул Федор. Затем — снова арматурина и балкончик, а там уж — в сугроб, благо зима выдалась снежная.
— Да, в тапках по сугробам не побегаешь! — пробормотал Федор и оглянулся на окно опасной квартиры.
Из него как раз выглянула детская рожица:
— Дядя, лови! — крикнул пацан, и два ботинка довольно ощутимо треснули Федора по плечу.
— Скажи маме, что долг я в почтовый ящик опущу! И извините за окно! — проорал в ответ Федор, взмахнул рукой улыбающемуся во весь рот мальчику и припустил по двору на улицу.
Только пробежав несколько улиц, он остановился, чтобы натянуть ботинки, а заодно сообразить: что это было?
— Так, так… на моих глазах человек превратился в здоровую псину. Два варианта: первый — я спятил. Это даже рассматривать не буду: все в семье были нормальными, никаких симптомов, так что вариант номер два: все так и есть и, значит… значит, мир сложнее, чем я всегда предполагал.
Растерянный Федор потряс головой — в ней совершенно не хотела укладываться эта идея. Было такое странное ощущение: как будто камушек застрял под костью черепа и теперь колет своими острыми гранями. Хм,.. а собаки, между прочим, отлично чуют запахи и могут идти по следу. Эта мысль не прибавила спокойствия. С оборотнем голыми руками не справиться, если, конечно, он осмелится выйти на улицу среди бела дня. Потом Федор подумал про повышенную живучесть, огромную силу и высокую скорость реакции, которые в обязательном порядке присутствовали у киношных оборотней. Заволновавшись, припомнил мельчайшие детали поведения и немного успокоился — Матвей реагировал быстро, но не супербыстро, а так — на уровне отлично тренированного бойца-человека. С силой было сложнее — оборотень ее, по сути, не показал. Федор настолько скрупулезно восстановил произошедшее, что даже вспомнил слова, на которые сначала не обратил внимания — мужчина крикнул что-то про реакцию и проверку. Может ли быть так, что существо просто его испытывало? Зачем? Впрочем, если догадка верна, то он об этом вскоре узнает…
***
— Ух, ты! — мальчик, раскрыв рот, смотрел на разбитое окно.
— Солнце, кинь дяде за окном ботинки! — попросила Матрена сына.
— Ага, счаз! — мальчуган исчез в коридоре, через секунду вернулся с обувью и кинул их мужику в окно.
Потом он обернулся к маме:
— Ма, он сказал, что потом тебе отдаст! Что-то!
— Хорошо, спасибо, иди, поиграй.
— Ага! — мальчик попытался потрогать острый край стекла, но Матрена твердо выпроводила его из кухни.
Выбравшийся из-под стола Матвей превратился в человека и растерянно посмотрел на жену:
— А вот этого я не ожидал! Знаешь, если он согласится, то я легко тебя с ним отпущу! Какой неожиданный маневр! И — ловко! Мне он понравился!
— Ага, — Матрена прищурилась. — По-моему, ты немного переборщил. Я понимаю: отправлять родную жену на встречу опасностям непонятно с кем не хочется, но чет ты лишку дал. Теперь я не уверена в том, что ты ему понравишься… а нам же еще работать вместе. Общаться будем плотно, ну, ты знаешь. И вообще: что теперь делать с окном?