— Выше нос! Раз виноват — исправлю. Сейчас знакомым позвоню — они в фирмочке по производству окон трудятся, думаю, смогу договориться, чтобы нам все скоренько исправили. Заодно и раму поменяем, давно пора, а то ветхая, как завет! А пока просто дверь на кухню закроем. Ну, слушай, отличный же маневр! — муж довольно хохотнул, потряс перед женой кулачищем для убедительности и пошел звонить.
Матрена со вздохом покачала головой, выбросила осколки, прибрала бардак, получившийся в результате «проверки» и повернулась к возвратившемуся мужу. Тот уже не улыбался. Матвей застыл в дверном проеме, пристально глядя на жену.
— Скажи честно: ты это специально, да? — с сердцем спросила Матрена. — Чтобы он психанул и послал меня лесом, да? А без напарника, да еще с таким перерывом, мне в отряде делать нечего.
— Не, ну с чего ты взяла, — смущенно прогудел Матвей.
— Да потому, что ты уже год нудишь, что не хочешь меня выпускать на работу! Хватит уже, а? Сколько можно душу из меня тянуть, ты же знал, прекрасно знал с самого начала, что этот день настанет: я закисну дома и снова вернусь в строй.
— Я все понимаю, но мне все равно это не нравится, — пробурчал Матвей, отводя взгляд.
Женщина неодобрительно поджала губы и встала у мойки. Побежала вода, руки привычными движениями намыливали чашки и тарелки, Матвей пару минут понаблюдал за преувеличенно сосредоточенной женой и молча вышел. То, что происходило, было ожидаемо, но от этого — не менее грустно. Маг может уйти в отпуск, может завести семью и на долгие годы забыть об опасностях службы в отряде, но однажды он вернется. Уют и тишина — приятная передышка, остановка в трудном пути. Что ж, по крайней мере, Матрена согласилась работать с напарником, это безопаснее, чем в одиночку. Матвей тихо завыл, глуша звуки собственной ладонью: прощайте спокойные семейные вечера и долгие прогулки, здравствуйте звонки в любое время суток и: «Милый, прости, мне надо бежать!».
Когда стемнело и дети разошлись по кроватям, Матвей положил ладони на теплые плечи жены, та в ответ накрыла его кисти своими.
— Не грусти, волчара, — глаза женщины тускло блеснули синим, — теперь твоя очередь за меня волноваться. Будешь подогревать мне ужин и трезвонить, когда я задерживаюсь, да?
***
Федор вышел из своего дома и потопал к метро. Была у него одна идейка по поводу заработка — вроде, на разгрузке вагонов нужны сильные мужики, надо попробовать устроиться. Неизвестно, примут ли его, но хотя бы попытаться стоило. Так как фиг знает, какой у них там график работы, он решил выйти из дома часиков в десять, скататься на сортировочную, поговорить с людьми, может, что и получится.
В старом спальном районе, где жил мужчина, было больше каких-то узких улочек, чем полноценных широких улиц, с проезжей частью и тротуаром. Зачастую машины ездили там же, где ходили люди, и никого это не удивляло, так как на первый взгляд было не ясно — то ли это тротуар, то ли дорога. Зимой же это все вообще превращалось в форменное безобразие. Чиновники по зомбоящику регулярно сообщали, что они закупили разного-всего и теперь-то уж дивизия тракторов отлично уберет город. Но стоило горожанину выйти на улицу, как начинались жестокие галлюцинации: снега полно, а трактора — ни одного. Короче, зима, как всегда пришла внезапно…
Мужчина пробирался по сугробам, ледяной ветер вымораживал щеки и нос, это все было привычно, но в какой-то момент совсем уж запредельный холод прошелся по затылку, приподнимая волоски и заставляя каменеть мышцы. Федор чуть не споткнулся — слишком знакомо было это чувство, слишком неуместно здесь, на гражданке, где пули не просвистывают над головой. Не раз и не два этот самый особенный холодок тревожил Федора и всегда он предвещал опасность. Федор, почуяв одеревенение, успевал отпрыгнуть, а потом земля вздымалась фонтанчиками пуль совсем рядом. Сейчас он, так же, как тогда — не раздумывая, шарахнулся в сторону, и на место, где он должен был находиться, рухнул кусок льда.
— Бля!!! Чтоб вас ебали хуем косматым против шерсти волосатым! — сердито пробурчал мужчина и посмотрел наверх.
Посмотрел и замер: там было на что заглядеться — частокол длинных, причудливо изогнутых сосулек.
Красиво, конечно, не передать. Но не очень безопасно, так что Федор навострился поскорее пробежать опасное место. Главное дело — никак из-под сосулек этих было не уйти: дворники-гастарбайтеры выбивались из сил, но трактор заменить не могли. Поэтому, вместо полноценно расчищенного тротуара, около дома шла узкая полоса утоптанного снега, там можно было пройти, с обеих же сторон вздымались сугробы. Взрослому человеку минимум по пояс. А наверху, с крыши, свисали хищные зубцы сосулек, самая маленькая — полметра длиной.
«Странное дело, вроде не капает и даже подморозило сегодня. Чего она шлепнулась-то?»
Федор раздумчиво поглядывал наверх, и вдруг волосы у него на голове буквально зашевелились от ужаса. Сначала холод сковал затылок столь сильно, что стало почти больно, а потом он увидел, как огромный пласт снега, льда и сосулек у него над головой зашевелился и стал медленно ползти в сторону края.
— Еб!!!
Дальнейшие события происходили так быстро, что Федор еле успевал сообразить: сначала он сильным толчком послал свое тело в спасительный сугроб, подальше от крыши. По внутренним ощущениям — прыгнул далеко. Во всяком случае, даже с учетом ветра, который мог бы повлиять на траекторию падения пласта, лед не должен был бы приземлиться на Федора. Однако, подняв глаза, Федор увидел, что, презрев все законы физики, зимнее великолепие несется прямо на него. Краем глаза мужчина уловил движение рядом, потом откуда-то возник порыв штормового ветра, который сдул смертоносный снаряд в сторону, шмякнув о стену дома. Кажется, несколько окошек пострадали.
На узкой дорожке прямо перед Федором стояла Матрена — ее поднятые руки светились. При дневном свете это было не очень заметно, но с близкого расстояния разглядеть можно.
— Быстрее. Уходи оттуда, — прошептала женщина одними губами, — я их долго не продержу.
Сначала мужчина не понял, о чем она, а потом поднял глаза и содрогнулся: прямо над ним в воздухе парили глыбы льда, ощерившиеся сосульками. Лед сошел со всей крыши и, что самое жуткое — острия сосулек целили точнехонько в него, тихонько подрагивая, словно пытались вырваться и вонзиться в цель.
Мозг Федора переклинило от сюрреалистической картины, но в войну тормоза не выживают, а Федор выжил, так что, несмотря на коллапсирующее представление о физике как о науке, мужчина стремительно, насколько это позволял сугроб, выбрался на более-менее расчищенное место.
— Дальше? — прохрипел он самое важное, отложив на потом многочисленные вопросы.
Если, конечно, это самое «потом» будет, и их прямо сейчас не угробят сбрендившие сосульки, которые, при перемещении мужчины сменили свое положение, будто бы он их притягивал. Они все, как по команде, повернулись в его сторону, нацелившись остриями.
— Бежим.
И они побежали. Сначала Федор боялся, что Матрена будет отставать, но нет — она бежала даже немного быстрее, ведь ей приходилось приостанавливаться, оборачиваться и посылать какие-то вспышки в сосульки, чтобы их сдержать. Последние сбились в стаю, или это можно назвать облаком, как бы то ни было, вредоносные кусочки льда продолжали лететь за своей жертвой.
Долго так продолжаться, конечно, не могло — Матрена начала выдыхаться, ее бег замедлился. Вспышки участились, иначе льдины начинали нагонять. Хорошо, что до двора Матрены оставалось уже недалеко.
Едва забежав в него, женщина что-то прокричала. Воздух полыхнул фиолетовым, и льдины, наконец, покорились силе тяготения, рухнув вниз.
Однако, все это далось женщине нелегко. Она тяжело дышала и была очень бледна. Вдруг она побелела еще сильнее и начала оседать на снег, Федор еле успел подхватить.
— Ой, бля! — мужчина растерянно поглядел на женщину, положил ее на утоптанную дорожку, потряс, осторожно дотронулся до шеи — пульс был, тогда Федор набрал пригоршню снега и потер изжелта-зеленые щеки.
Голова мотнулась в сторону, веки дрогнули, но не открылись.
— Блин! — пробормотал Федор. — Что же делать? Надо нести ее домой, долго на снегу не полежишь, еще отморозит себе что-нибудь нужное… ох! Че-то не охота с псинкой встречаться. Еще кинется, не выслушав…
Мужчина тяжело вздохнул, но другого решения не придумывалось. К врачам “скорой помощи” он всегда относился с некоторым подозрением, впрочем, как и ко всем остальным врачам — если припрет, вот совсем уже, тогда да, но обморок, на его взгляд, не был тем случаем, когда необходимо вызывать и так занятых врачей. Эх, сейчас бы скляночку с нашатырем! Но нашатыря не было, поэтому Федор, кряхтя, подхватил Матрену под колени и, пошатываясь под немаленьким весом, понес к квартире.
Уже подходя к двери подъезда, мужчина задумался, как будет ее отворять, на его счастье из дома как раз выходила какая-то девчушка, которая и придержала ему дверь, одарив Федора сочувствующим взглядом.
В знакомую квартиру он постучал ногой, так как до звонка было никак не дотянуться. На стук почти сразу открыл Матвей, окинул мрачным взглядом композицию «боец и раненный товарищ», и сказал:
— Давай, заходи скорее! Колдовала, что ли?
Федор в некотором обалдении посмотрел на Матвея, дернул плечом вместо ответа и зашел внутрь. Оборотень торопливо провел мужчину в комнату, раздраженно приговаривая себе под нос:
— Ну, вот — начинается! Я же знал! Даже еще ведь не вышла, а уже хуйня какая-то!.. клади на диван! — последние слова были явно обращены к Федору.
Они попали в небольшую комнатку, видимо, спальню хозяев. Там стоял широкий диван, маленький столик, на котором лежали ноутбуки, несколько полок с разной мелочью и шкаф-купе, вот и все, что поместилось в невеликие квадратные метры.
— Что случилось?
Закономерный в общем-то вопрос, но как объяснить произошедшее, Федор не знал, правда, потом он вспомнил, что перед ним совсем не человек, потому, переборов некоторое смущение, подробно рассказал, что произошло.
— Вот. А потом она побледнела и отключилась.
— И ты ее принес? — уточнил оборотень.
Федор одарил Матвея взглядом, каким смотрят на туго соображающих людей и терпеливо подтвердил:
— Да.
— И не страшно? Я же не совсем человек? — Матвей улыбался, Федор напрягся — может ведь он снова обрасти шерстью и начать рычать?
— Я не очень люблю собак, но не боюсь. И убивать их умею.
— Эй! Ты чего? Я не собака! Я волк, это же совсем другое! — у Матвея был такой возмущенный и даже немного обиженный вид, что Федор чуть не рассмеялся.
— Извини, если задел, я не умею их различать.
— Как? Это же… я дикий, вольный зверь! А не… шавка какая-нибудь.
— О, можно подумать, что кавказскую овчарку или мастифа, или дога, или бультерьера так и тянет назвать шавкой! Особенно когда эта тварина на тебя прыгает.
— То есть породы мы отличаем, а волка от собаки — нет? Гррр! Ладно. Просто запомни: я — волк!
— Ну, вы все выяснили? — Матрена зашевелилась и приоткрыла глаза. — Матвей, вызывай защитников. И еще принеси мне эликсирчика, он там… Верхняя полка на кухне.
Оборотень умчался, а Федор остался с Матреной.
— Нам надо поговорить. Что-то все слишком быстро завертелось, не хотела так резко, но что ж теперь…
Голос у женщины был слабый, под глазами черные круги, и Федору показалось, что в таком состоянии толкового разговора не получится.
— Может, сначала отдохнешь?
— Нет времени, — прошелестела женщина, качнув головой, — скоро здесь будут защитники и до их прихода надо определиться с твоим статусом. Сначала ответь мне, что ты скажешь, если я сообщу тебе, что магия существует?
Федор фыркнул:
— За мной охотились сосульки! А Матвей — оборотень. Я видел все это собственными глазами, так что… тоже мне — открытие. Запоздала ты немного с этим шокирующем утверждением. Давай уже к сути переходи, а? — прищурился Федор. — Чего-то непонятное происходит вокруг, я нервничаю. Хотелось бы выяснить — почему это я жил-жил и никогда никаких проявлений этой самой магии не регистрировал, а потом встретил тебя - и понеслось.
— Мне нужен напарник, поэтому мы встретились.
— Отлично, — ворчливо произнес Федор, — а что случилось со старым? И что за напарник?
— Я работаю, э… скоро выйду из отпуска, чтобы снова начать работать — так будет вернее — в отряде по сдерживанию. Напарника раньше не было. Мне всегда проще работалось одной, а теперь права не имею — риск! Все ж семья, тыры-пыры.
— И чего теперь…
Федор начал говорить, но его прервали: Матрена вдруг засветилась, что в затененной плотными шторами комнате было видно гораздо отчетливее, чем на дневном свету, и заговорила. Слов Федор потом, как ни силился, припомнить не мог, единственное, что осталось в памяти — это были вопросы, на которые он, находясь в каком-то трансе, ответил положительно, тогда это казалось единственно верным решением. Затем наваждение спало, и Федор с удивлением уставился на светящийся рисунок дракона, отпечатавшийся на тыльной стороне его кисти. У Матрены никакого рисунка не появилось.
— Почему-то эта волшебная херня нравится мне все меньше, — кисло признался Федор. — А что у тебя на коже, как у меня, — он потряс рукой, — не появилось? Чего это за бонус такой?
— Ну, обычный человек не сможет бороться, например, с троллем. Все, что он сможет — мучительно умереть. Все бойцы, вступившие в отряд, имеют какие-то способности или склонности к магии определенного типа. Латентные. На глаз не определить, но если совершить ритуал, подходящий человек сам возникнет на твоем жизненном пути. Мы называем это призыв. После еще одного ритуала эти способности раскрываются, и партнерство закрепляется чем-то вроде договора.
— Я не ощущаю ничего странного. На первый взгляд все, кроме рисунка, осталось как было, — Федор удивленно повел плечами, пытаясь нащупать где-то в себе эти самые «способности».
— Это придет постепенно, а то от обилия новых ощущений недолго и двинуться.
— Ладно, более-менее понятно. Что там с бонусом — какая у меня суперспособность?
Тем временем в комнату тихо просочился Матвей, Матрена молча ему кивнула, оборотень улыбнулся, как показалось Федору — с облегчением, и даже дружески похлопал Федора по плечу:
— Я рад, что вы договорились. Вот, держи! — обратился он уже к жене, передавая ей бутыль, в комнате поплыл резкий запах спирта.