— Ясно, — кисло пробормотал дракон, — Ло, на самом деле я бы и сам предпочел не видеть… Пф, до сих пор подташнивает. Никогда к подобному не привыкну. Короче, Ло, если и впрямь всякое навоображал, как Дамир говорит, то зря. Ничего я такого не имел в виду. Все, мы закончили с обидами на ровном месте?
Дамир вздохнул, пробормотав еле слышно что-то про юного идиота, но Ло, вроде, перестал дуться, и Федор перешел к делу: начал описывать картину, представшую перед его глазами на заброшенной стройке.
— Здание находится на окраине. Все работы заморожены. Территория обнесена забором. Кто-то решил, что это место замечательно подходит для темных ритуалов. В принципе, так и есть — рядом стоящие дома расположены не впритык, отделений защитников поблизости нет. Охраны нет. Камер тоже. В общем, мы там все еще обследуем. Там явно проводили ритуалы с жертвоприношениями. Штук тридцать изломанных пикси, в другой комнате выпотрошенные барбегази и кобольды. Кошмар, короче. Жертвоприношения совершались в разное время — кое-где остались лишь косточки. Но все имеют общие черты: свечи, пучки каких-то трав — еще не выяснили, каких именно, тела располагаются в форме круга, ногами к центру. Грудная клетка рассечена, пока мы еще не поняли, извлечено ли что-то из тел. Судя по всему это какой-то ритуал, но Матрена ничего похожего не припомнила. Тебе приходит что-нибудь в голову?
Дамир нахмурился и затребовал фотки, Ло тоже на них взглянул, как показалось Федору из чистого упрямства. Увидев изображение, цветочник нахмурился, осторожно вытянул телефон из пальцев Дамира и всмотрелся в полуразложившиеся тела.
— Это очень напоминает один ритуал, — произнес Ло. — Только у нас использовали неразумных животных. Там должно недоставать сердец и печени. Если все верно, то это — темный призыв. Многократный. Скорее всего цель призыва слишком далеко от этого мира, потому потребовались разумные жертвы. Или, может, дело в различии магического наполнения: у нас драконам не требуются костыли, на Земле же они без них не могут.
— А зачем многократный? Это кого-то типа демонов призывали, что ли?
— Похоже на темных существ. Не знаю, что ты подразумеваешь под термином «демон». Многократность… Не знаю, зачем. Или призвали нескольких существ, или просто связывались с кем-то. Скорее, здесь дело в связи. За это говорит и размер созданий — они крошечные, и количество тел. Не сотни, а десятки.
— То есть нам еще повезло, что не сотни? — криво усмехнулся Федор.
— В принципе, да.
— И как мне теперь вычислить этого гада, который ради разговора с какой-то иномирной дрянью извел столько существ?
— Не знаю. Это совершенно обычный разумный, с первого взгляда и не определишь. Темной-то магией многие балуются, — ответил Ло.
После разговора с Ло, Федор окончательно сник — он совершенно не представлял себе, как найти этого таинственного мага. Особенно его тревожила мысль о грядущих жертвах: маловероятно, что «общение» прекратится. Скорее всего, увидев, что его излюбленное место призыва раскрыли, маг просто найдет себе новое заброшенное здание и продолжит. Устроить засады около всех недостроев? Сложнореализуемо. Таких домов слишком много. И что же делать?
— Федор, иногда для решения проблемы самым лучшим будет просто немного отдохнуть, — Дамир мягко улыбался дракону, и тот решил последовать мудрому совету.
Вечер прошел в неторопливых беседах с неразлучниками. Юрик искрился радостью: они с Василием начали исследовать окрестности пещеры. Попобаве понравилось ходить по склонам горы, а вампир нашел себе весьма удобное для висения дерево. Вместе с парнями увязались и сыновья Матрены. И теперь, что ни день, они всей гурьбой выбегали наружу, захватив с собой немного какой-нибудь еды.
Матвей пару недель посидел в пещере, а потом решительно запросился на работу — беспокоился о напарнике. Пришлось отнести. Матрена ругалась. Но так как все было тихо, никаких покушений или подозрительных совпадений, то Федор все-таки доставил беспокойного оборотня в город.
— Я теперь как развозка! — полушутливо пожаловался он Ло. — Утром прихватываю с собой Матвея, вечером — тоже.
— Ну, тебе ведь несложно, ты же сильный, да? — улыбнулся цветочник.
— Спина все еще побаливает от этих полетов, — пробурчал дракон недовольно.
— Размять? — тут же предложил Ло, и Федор посмотрел на невинно трепещущего ресницами цветочника с некоторым подозрением: в исполнении асанбосама «массажик» всегда завершался сексом.
Не может же быть, чтобы коварный вампир поделился секретом соблазнения с товарищем? Не. Вряд ли. Скорее всего цветочник просто хочет помочь — решил про себя дракон и с благодарностью согласился. Ло начал медленно водить ладонями по спине, и Федор привычно расслабился.
— Ло, мы давно с тобой не говорили. Расскажи, как у тебя дела? Я так понял, ты в основном с Дамиром общаешься?
— Да, — в голосе Ло послышалась улыбка, — Дамир — приятный человек. Воспитанный, образованный. Он мне очень помогает — учит меня обращаться с телефоном, а вчера показал планшет.
Федор почувствовал укол вины — ведь это он должен был учить всему цветочника, совершенно непривычного к современным вещам.
— И как? Получается? Ну, с телефоном?
— Немного путаюсь, — признался со вздохом Ло, — но вообще-то там везде картиночки, в которые нужно тыкать. Это довольно просто.
— А как у тебя с Юриком?
— Он заходил ко мне вчера. Точнее — залетал, — признался Ло после небольшой заминки, и Федор, прекрасно знающий, для чего попобава могла «залетать», с интересом спросил:
— Не испугался?
— Сначала немного странно было.
Ло говорил чуть скованно, и Федор решил не допытываться: было или не было, чтобы не смущать. Вместо этого он повозился, перевернулся на спину и, взяв в руки тонкие запястья цветочника, произнес:
— Ты завтра сходи с ребятами, проветрись. А Дамир посидит с яйцом. Тебе нужно немного погулять.
Ло взглянул на Федора с непонятным неодобрением, и тот тут же поправился:
— Или нет? Если не хочешь…
— Может, ты сам со мной пройдешься?
— А, ну, у меня времени почти нет. Ты же знаешь, я весь день на работе, а потом еще всякие курсы. Хочешь, сейчас чуток подышим воздухом?
Цветочник просиял, и зевающий Федор потащился на вечерний променад. Дракон почти сразу пожалел о своем опрометчивом предложении, так как спать хотелось ужасно. На небе загадочно мерцали звезды, ветер шевелил сухостой, каменистая почва похрустывала под ногами, ярко светил месяц. Ло довольно жмурился, наверное, ему все это казалось романтичным. Дракон так устал, что почти не испытывал любопытства, хотя уже давно хотел осмотреть окрестности; в общем-то, прогулка могла бы стать весьма интересной, если бы не сонливость.
— Ты задумывался об имени? — неожиданно нарушил молчание цветочник.
— Имени?
— Да. Для ребенка.
— Э… да как-то… А у тебя есть что-нибудь на примете?
— Север, если мальчик, и Северина, если девочка, — быстро предложил Ло.
— Ладно, — тут же согласился Федор, так как сам об этим еще и не помышлял.
Они прошагали еще немного, поглазели на месяц и повернули в обратную сторону — дракон запросил пощады. Ло грустно вздохнул, но согласился с Федором, что пора домой.
— Ло, знаешь, мне немного неловко перед тобой: наверняка же ты верил, что мы будем вдвоем. Всегда. А у меня… не получилось нас защитить. Теперь вокруг столько людей. Они для тебя чужие…
— Нет, ты неправ, Фь… Федор. Я не очень хорошо их знаю, но они — не чужие. Нельзя просто так взять и связать души. Каждый из наших неразлучников — кто-то дорогой тебе или мне в прошлых жизнях. Я ощущаю глубокую связь с Дамиром. Он очень напоминает мне тебя. Ну, ты меня понимаешь. И еще Юрий — он явно связан со мной. Василий, как мне кажется, скорее связан с тобой. Он достаточно закрытый. Но я уверен — пройдет время, и мы найдем общий язык. Сейчас нам обоим это не нужно — Василий плотно общается с Юрием, я — с Дамиром, но в какой-то момент жизнь столкнет нас. Это будет еще не сейчас. В общем, пусть тебя это не беспокоит — всему свое время.
Федор улыбнулся и прижал Ло к себе. Цветочник, несмотря на то, что казался очень тонким, воздушным каким-то, оказался весьма разумным существом. Дракон залюбовался высоким белым лбом и маленькой горбинкой на носу дорогого Ло и совершенно выпал из реальности. Из мечтательности Федора вывел звонок:
— Здравствуйте, Федор Алексеевич! — бодро произнес лоддер, дракон вздохнул.
Рыжий звонил только по делу. Каким-то неведомым образом веселый лоддер просто притягивал к себе потерпевших. Сам он подсобить им ничем не мог и бежал за помощью к дракону.
— Привет, — неласково ответствовал Федор, уже предчувствуя бессонную ночь, — ну, чего там у тебя?
— Вы не могли бы подъехать? Очень надо, — попросил рыжик.
— Точно надо? А если без меня?
— Не получится.
— Ладно. Через часочек жди.
*** подглава: Пушок
Говорят, что нельзя помнить свое рождение. Считается, что память еще слишком слаба в первые месяцы, а глаза не умеют толком видеть. Но я помню. Все, до мельчайших деталей. Помню, как тонкие нити кокона расступились, и на меня пролился ослепительный белый свет, а потом в поле зрения возникло счастливо улыбающееся лицо. Так я впервые увидел своего дорогого папочку. Я отлично помню вкус сладкой каши, которой он меня кормил, пока я не преодолел ступор рождения, и как папуля расчесывал мою короткую бороду, умиленно приговаривая, какой я у него красивый.
Когда я начал ходить, папа надел на меня давно пошитую специально для меня рубаху и его большие мягкие уши дрожали от переизбытка чувств — ведь он так долго мечтал об этом дне. В первое восьмилетие, когда на свет должен был появиться мой старший брат, что-то пошло не так с его коконом и… ничего не получилось. Отец со слезами на глазах рассказывал, как старейшина положил недоформированную оболочку на лист герани и посыпал семенами, как истаивало маленькое неподвижное тельце, и как тяжело было на сердце отца.
— Я говорю тебе это, чтобы ты знал, как дорог для меня, как долгожданен, — частенько приговаривал папочка, поглаживая мое плечо.
Конечно, такое отношение отца налагало на меня определенную ответственность. Я не позволял себе глупых выходок, вроде спуска в подвал или купания в наполненной человеком ванне. Это было слишком опасно, а папочка не пережил бы, если бы со мной что-нибудь случилось. Иногда мне было грустно, что я пропускаю все эти забавы, но спокойствие отца всегда стояло для меня на первом месте.
У нас, домовых, жизнь по большей части спокойная и радостная: я рисовал соком, выводя узоры на стенах нашего домика, плел из трав красивые корзиночки, ухаживал за тремя лягушками, которых мы выращивали ради мяса. Иногда я садился на крылечке и наблюдал за нашим человеком. Тот отдыхал на диване, держал в руках тонкие пластинки, сделанные из мертвых деревьев, или нажимал пальцами на блестящие панельки — когда он так делал, то, внимательно прислушавшись, можно было расслышать тихую музыку. Я очень любил эти моменты — у домовых музыку создают маленькие дудочки, а эта была совсем другая, мне она нравилась гораздо больше.
В общем, я почти весь день проводил с папой, помогая по хозяйству или внимательно слушал учителя, который рассказывал, как правильно усваивать энергию людей, как выходить из нашего мира в человеческий и обратно, какие полезные мелочи порядочный домовой может сделать для доброго человека, щедро одаривающего домовых своим теплом. Учили нас и прятаться — людям нельзя о нас знать. Много всего интересного можно было узнать на уроке, поэтому я не отлынивал, как некоторые озорники, а прилежно посещал каждое занятие, радуя Абажур — так звали нашего учителя — своим старанием.
Однажды отец разбудил меня рано — в комнате еще не зажегся свет, а за большим стеклом стояла темень — и, блестя глазами, произнес:
— Вставай скорее, Пушок, у меня для тебя сюрприз.
Да, меня зовут Пушок. Знаю, это несколько необычно, папу вот зовут просто — Ковер, остальных тоже величают как-то красиво, похоже на один из человечьих предметов, а меня поименовал папуля и, хотя мне самому имя не очень нравилось, да и ребята иногда дразнились, менять его я не стал. Отец рассказывал, что, когда за большим стеклом становится тепло и на деревьях появляются зеленые листья, тогда в комнату начинает залетать необычная штука. Человек называет ее «тополиный пух». Этот самый пух очень легкий, белый и воздушный.
— Совсем, как твои волосы, Пушок! — умиленно улыбался отец.
Мои волосы, так же, как и имя, не очень мне нравятся. Они тонюсенькие и вечно торчат во все стороны. Но папа их просто обожает. Он частенько гладит меня по голове, восхищаясь тем, какие они мягкие.
В тот день отец поднял меня еще до света, потому, что нам предстояло долгое и волнительное путешествие. Мы собирались навестить папиного брата, который жил в квартире, находящейся на другом этаже. Домовые, в отличие от людей, умеют летать, но, по сравнению с гигантскими человеческими шагами, пролетаем мы недалеко, а потом требуется отдых. Сначала мы спустились из нашего домика вниз, на пол.
Наша деревня находится в углу комнаты, почти под самым потолком, это на самом виду, но люди никогда нас не замечают — ведь домовые передвигаются в другом измерении. Однако, иногда нам приходится выходить из него. Например, для того, чтобы набрать воды. Или стянуть пару листочков, оборвав их у комнатных растений.
Первую комнату и коридор мы преодолели без приключений. Потом остановились перекусить в уголке прихожей, затем пересекли огромный пустой холл — это называлось «лестничная площадка». Серый пол, мертвенно-синие стены и тусклый, какой-то неживой свет — мне там не понравилось. А еще там было очень холодно, папа сказал: это оттого, что кто-то открыл балкон.
Наконец, уже к самому вечеру, мы пересекли порог чужой квартиры, там нас уже ждал папин братик. Его звали Горшочек, и он был мне очень рад. Целый день мы отдыхали в его домике, пили сок на верандочке и следили за чужой человечкой. А вечером отправились в обратный путь. По дороге папа спросил, как мне наш поход и пообещал, что мы будем повторять подобную вылазку каждый год — в день выхода Горшочка из кокона. Я обрадовался, предвкушая вереницу счастливых лет. В тот момент мне не пришло в голову усомниться: грядущие дни виделись чередой предсказуемых событий, да и что плохого может произойти с домовым? Разве что человек погибнет и придется переселяться в поисках жилой квартиры и людского тепла, но подобный катаклизм — редкость. Ведь всем известно: когда один человек умирает, на его место приходят другие. Иногда их бывает даже больше одного: двое-трое. Наш учитель Абажур говорил, что квартира — это ценность для людей, и они редко пустуют. Ну, иногда случается такая беда, но, как правило, кто-то все-таки селится. В общем, все шло прекрасно: впереди была долгая жизнь, наполненная радостями. Иногда я даже позволял себе помечтать, что через несколько лет папочка снова попробует создать кокон и у него обязательно все получится! И у меня появится собственный братик! Это было бы так здорово. Я бы кормил его кашицей и ухаживал. И еще попросил бы папочку позволить ему самому выбрать себе имя. Ящик, например, по-моему, очень приятное…