Периметр ограждали два ряда спиральной колючей проволоки, защищённой от авиаразведки натянутыми над ней масксетями. Если бы не просмотренный на хуторе фильм, выявлять секреты и дзоты охранения пришлось бы куда дольше. Бойцы жадно всматривались в периметр, сопоставляя ранее увиденное в фильме с картиной в живую. Группы врозь метр за метром по-пластунски подбирались к границе минного поля, держа в виду "дорогу", по которой предстояло ворваться на КПП. Идею атаковать с нескольких направлений решено было отбросить как нереальную. Местом общего прорыва Красевич избрал центральное КПП, чтобы уже после его захвата отряд погруппно приступил к выполнению задачи.
– Не спи, Гриша, не спи! – громким шёпотом выдал в переговорник Красевич, улыбаясь нахмурившемуся унтеру Вершинину, который уже битых двадцать минут возился с рацией, сопровождая это дело отборным матом.
В группе штаб-майора Вершинин исполнял роль связиста. Он, как и связисты, остальных групп, костерил на чём свет стоит велгонские глушилки и заодно свою рацию. Все рабочие частоты в районе лагеря забивались помехами и кроме писка и скрипа рации ни на что не годились. Естественно, Вершинин был обозлён, что пришлось тащить на себе фактически бесполезные килограммы, и ещё больше его злило, что невозможно дать сигнал оперативному дежурному из штаба 2-й воздушной армии, из-за чего срывается вся операция.
Краснов и Красевич предвидели подобный оборот и наличие в лагере станции глушения для командира "Рарога" неожиданностью не стало. Частоту его персонального переговорника – продукта технологий не этого мира, глушилка не брала. Правда, используя этот козырь, приходилось связываться сперва с "Реликтом", чтобы находящийся на его борту Еронцев связался с Красновым, а тот уже вышел по армейскому каналу на опердежурного 2-й воздушной армии.
– Да где ж тебя носит, Гриша! – всё также шёпотом продолжал вызов Красевич.
– Тут я, – отозвался Еронцев. – Слышу тебя нормально…
– Давай мигом "старика" вызывай! Мы на месте.
– Понял… Сейчас его канал дам…
– Только не вздумай видео дать!
– Да или ты! Шутник, то же мне выискался…
– Я на связи, – врезался в намечавшуюся перепалку Краснов.
– Я на месте, Пётр Викторович, – доложил Красевич. – Можно бомбовозы присылать.
– Ты там не впритык сидишь, Ярема? А то смотри, зацепит…
– Сидим у минного поля, у дороги… в смысле, тут проезд на КПП знаками обозначен, а так, конечно, дороги тут нет…
– Хорошо. Сейчас отзвонюсь нашим соколам. Где-то через час налетят. Вы там только головы не подымайте…
– Не будем, Пётр Викторович, – Красевич воспринял пожелание Краснова как шутку.
– Ну всё тогда, Ярема. Конец связи.
Красевич спрятал переговорник и подмигнул Вершинину. Тот выглядел слегка обалдевшим, но разглядев, не смотря на темноту, подмигивание, улыбнулся и с облегчением выматерился.
А Масканин в это время всматривался в периметр, ища глазами ход сообщения от окопчика охранения к дзоту. Наконец, он его высмотрел и, тут же хэкнул, заметив во тьме огонёк. Кто-то из часовых курил, выдав и себя, и свой секрет.
– Эх, снять бы этого придурка… – вслух помечтал вахмистр Докучаев.
– Пусть поживёт пока, – прошептал Масканин. – Может ещё какой остолоп нам поможет.
Вахмистр согласно кивнул. На его грязном от дождевых брызг лице, глаза казались неестественно белыми. Масканин, как и все остальные, выглядел не лучше. С ног до головы облеплен грязью, из-за чего промокший маскхалат заметно потяжелел.
– Долго ещё до фейерверка? – поинтересовался Докучаев, лежа в обнимку с ручным пулемётом.
– По идее – около часа, – ответил Максим. – А как оно у летунов выйдет – посмотрим.
Вахмистр сплюнул и застыл. Теперь его даже с пяти метров не заметить, если не знать куда смотреть.
Ждать пришлось не час, а все два. Когда в шуме дождя стал различим далёкий гул, бойцы "Рарога" успели подмёрзнуть и истратить запас проклятий в адрес штабных идиотов, которые, по общему мнению, что-то там напутали и не дали лётчикам взлететь вовремя. В отряде не знали, да и не могли знать, что эскадрильи 97-го бомбардировочного полка так и не смогли подняться в воздух из-за раскисшего аэродрома. Десятки Ер-2, рабочих лошадок фронтовой авиации, остались стоять в поле, с подвешенными на пилонах бомбами, а экипажи с тоской смотрели в беспросветное небо и дружно крыли небесную канцелярию и синоптиков, в очередной раз выдавших неправильный прогноз.
В итоге, полковник Ярцев, а потом и Краснов устроили террор штабу 2-й воздушной армии и даже принялись зондировать командование дальнебомбардировочной авиации. Штаб ДБА в помощи отказал, сославшись, что все "Пересветы" в этот час бомбят промышленные объекты в южном Велгоне и вернутся не раньше рассвета. Матерясь в трубку, Краснов попытался связаться с фельдмаршалом Виноградовым, но тот оказался на выезде в каком-то из корпусов 1-й армии. И тогда Краснову позвонил генерал авиации Чигринов и обрадовал, что его 2-я армия с минуты на минуту начнёт помощь подразделению "51". Чигринов сообщил, что только что закончил перебазирование на свой старый аэродром 12-й полк ночных бомбардировщиков Л-7. Старый аэродром располагался сильно южней и непогода зацепила его самым краем. 12-й полк будет готов к вылету как только заправят машины и подвесят бомбы, наземного персонала на аэродроме хватает, так как через него происходит перегон самолётов на фронт, но всё же имеется небольшая проблема.
– Что за проблема? – устало, но уже ощутив надежду, спросил Краснов.
– "Л-седьмые" могут взять не более тонны бомб, – ответил Чигринов.
– Ерунда! – отмахнулся Краснов, словно авиагенерал мог его видеть. – Их же целый полк!
– Да, четыре неполные эскадрильи. "Л-седьмые" давно устарели, мы их только по ночам используем.
– Да хоть фанеру высылайте, лишь бы с бомбами!
– Вы меня не поняли, – отозвался на том конце провода Чигринов, – машины тихоходные. Пока они ещё долетят…
– Не знаю… вы говорили, полк ночной. Это даже лучше! Значит, экипажи покладут бомбы тютелька в тютельку.
– Как мифические лилипуты любятся? – хохотнул Чигринов. – Что ж, они доставят груз точно по адресу. До свидания, Пётр Викторович. Ждите вестей.
– До свиданья… – Краснов лихорадочно пытался вспомнить имя-отчество командующего 2-й воздушной армии и сообразил, что весьма некстати не знает, как его звать по имени. – До свиданья, господин генерал! Надеюсь на ваших соколов!
И вот с момента сеанса связи Красевича минуло два часа с мелочью. Ночь пошла на исход, но тьма стояла по-прежнему плотная.
Гул десятков двигателей нарастал. В лагере хранили спокойствие, видимо, считая, что бомбовозы летят не по их души. Но когда флаг-штурман полка вывел клин точно на цель и из чрева головной машины посыпались зажигательные и осветительные бомбы, лагерь быстро проявил все признаки жизни.
Заклокотала сирена, часто заглушаемая разрывами 100- и 250-кг бомб. Суматошно забегали по территории расчёты зениток и солдаты батальона охраны.
Первая эскадрилья "подвесила" "люстры", которые спускаясь на парашютах, освещали лагерь, пожалуй, не хуже чем солнце днём. Сыпанув на первом заходе мелочёвкой, эскадрилья пошла на второй круг, чтобы сбросить потом оставшиеся 100- и 50-кг осколочные бомбы.
Вторая эскадрилья бомбила прицельно, штурманы ложили 500-кг бомбы по освещённым капонирам и каждый "подарок" нашёл свою цель. Отбомбившись и уйдя на второй круг с половинной нагрузкой, эскадрилья отдала эстафету следующей. Звенья третьей эскадрильи стали на боевой курс, когда с земли начали бить очухавшиеся зенитчики. С предельно низкой высоты Л-7 сбросили 750-кг бомбы по капонирам и с набором высоты освободились от 50-кг осколочных с внешних подвесок.
Четвёртая эскадрилья, лишившаяся в предыдущем вылете трёх машин, отбомбилась 1000-кг бетонобойными бомбами. Девять БЕТАБ-1000 угадили точно в капониры и нанесли им сильные внутренние повреждения. Фюзеляж концевого Л-7 пропороли трассеры 25-милиметровой зенитки, но самолёт продолжил набирать высоту, чтобы затем уйти домой вместе с полком.
Когда начала повторный заход первая эскадрилья, в небо от земли протянулись редкие лучи уцелевших прожекторов. Лучи впустую рыскали по тёмным небесам, зенитчиков они лишь отвлекали. Лагерь накрыла новая серия осколочных полусоток, погасли почти все прожекторы. Прощальным аккордом прилетели ФАБ-500 2-й эскадрильи и вскоре гул двигателей стал всё больше растворяться в далёкой вышине.
Бойцы "Рарога" рванули к КПП, когда последние пятисоткилограммовые фугаски только-только покинули бомболюки.
По "дороге" бесшумно просквозили тени, авангард – бойцы группы Красевича, без выстрелов перерезал всех охранников в окопах и на КПП, а взрыв от гранаты в дзоте потонул в грохоте разрывов последних бомб.
Масканинцы рысью понеслись в свой сектор, короткими очередями расстреливая всех на пути. Первыми от пуль диверсантов полегло до полувзвода "серых", потом затихли два пожарных расчёта, а где-то в соседнем секторе вновь звонко зарявкали 25-мм зенитки "Магна". Это группа Торгаева захватила батарею и прямой наводкой принялась расстреливать мечущихся, словно муравьи в горящем муравейнике, велгонцев. И вот уже часто защёлкали карабины, застрекотали "Хохи" и ручные пулемёты, послышались взрывы гранат.
Дым порой не давал дышать, а дождь принялся хлестать столь неистово, будто вознамерился затушить все пожары.
Практически одним движением, Масканин подцепил защёлку и выбил опустевший рожок полным, загнав его в подаватель. Переступив через трупы курсантов и "серых", он рукой показал на вход в капонир, у которого взрывной волной с крыши сорвало пласты дёрна, обнажив бетонные плиты.
– Докучаев, Петриченко, Оковитый! Держать вход! Остальные – за мной!
В открытую дверь полетела осколочная РОГ-2. Выставленная на удар "рожка" очистила проход, влетев в который, Масканин тут же сунул в триплекс тамбурной бронестены следующую гранату. Кто-то там за стеной истошно завопил и тогда за угол полетела новая "рожка".
Взрыв едва отгремел, а Масканин уже нёсся по коридору, отталкиваясь сапогами от изувеченных тел курсантов. За ним спешили Буткевич и Рябинкин, забрасывая гранатами боковые комнаты.
Капонир оказался казармой, причём построенной без всяких затей. В районе кубриков, имевших лишь фанерные перегородки, курсанты успели сделать завалы из мебели и коек, баррикада получилась хлипкой, но всё же препятствие есть препятствие, тем более когда защитники баррикады вооружились "Хохами" и имели позади себя в оружейке целый арсенал.
От очереди Максим ушёл нырком за бетонную стену. Пули заплясали по проходу, рикошетируя от стен и потолка. Где-то сзади слева дважды громко просипел "Скиф МШ" Буткевича, а потом рванула "рожка" и затарахтел "Скиф" Рябинкина.
Масканин затаился у самого прохода в кубрики, коридор методично простреливали короткими очередями и места для манёвра у штабс-капитана практически не оставалось. Не теряя времени, он зашвырнул по косой траектории в кубрик "рожку" и граната разорвалась как только ударила о первое же препятствие. И препятствие это оказалось где-то очень близко. Через три секунды синхронно громыхнули две гранаты – велгонские MPF с таким же как и у "рожки" радиусом сплошного осколочного поражения в 25-30 метров. В принципе, использовать наступательные гранаты в помещении может выйти боком, но ни у Масканина, ни у курсантов других под рукой не оказалось.
После взрывов эмпэфэшек штабс-капитан скривился в злой ухмылке, всё вышло как он и думал: некий храбрец подкрадывался к проходу, прикрываемый стрелками. Максим упредил его лишь на несколько секунд.
Зажав "Ворчун" в коленях, штабс-капитан за пару мгновений перевёл взрыватели у трёх гранат на задержку. И все три "рожки" тут же полетели по разным траекториям за угол, ударясь и рикошетируя вглубь кубриков.
Крики всполошившихся баррикадистов мгновенно потонули в тройном взрыве. Масканин метнулся в проём, в прыжке уходя в сторону от возможной очереди. Но выстрелов не последовало. Завал теперь представлял собою исковерканную груду лома и изломанных тел в форме цвета хаки.
Проскочив сквозь баррикаду в конец кубриков, штабс-капитан впустую потратил гранату на канцелярию. В комнатке никого не оказалось. В оружейке тоже никого. А вот запас оружия был очень даже кстати.
Он набил гранатами опустевшие подсумки, MPFэшками и ОD-2 с зоной сплошного поражения до трёх-пяти метров. Закинул за плечо первый в пирамиде "Хох" и нагрёб в подсумок шесть магазинов к нему. Жаль, что нельзя просто набрать патронов! Они у "Хоха" с тем же калибром, что и у "Ворчуна", и гильза того же диаметра, но на миллиметр длиннее. Всего один долбаный миллиметр – и уже хрен постреляешь!
Минуту спустя к оружейке пробрались Рябинкин и Буткевич.
– Живём! – прапорщик азартно прошмыгнул к ящикам с гранатами.
– Побольше гребите, – улыбнулся Масканин. – Чтоб и ребятам раздать.
На выходе из капонира он узнал о первой потере. Тело Петриченко оттащили по иссечённому взрывом бетону ступенек вниз к двери. Он лежал с автоматом в руках, как будто спящий.
– Курсанты в атаку пошли, – доложил Докучаев, получив от Рябинкина сумку с гранатами. – Сошлись в рукопашную. С ними инструктор был…
Вахмистр выставил на обозрение голову "стирателя" и сплюнул, продолжив:
– Это он Славке по мозгам долбанул и порезал… Потом уж я с этим гадом сошёлся… И не таких шматовал… Ну, куда теперь башку девать, командир?
– Пока с собой потаскай, а мешать станет, выбросишь.
– Эй, не дури! – рявкнул за спиной Буткевич.
Масканин обернулся. Рябинкин снял часы и пытался их пристегнуть на запястье Петриченко.
– Это ведь меня должно было…
– Дурень ты, дурень… – покачал головой прапорщик. – Вымахало два метра глупости.
– Отставить звездёж! – Масканин сплюнул и прислушался к звукам боя. – За Петриченко ещё вернёмся. Башку гада тоже тут оставить. Докучаев – замыкающий, остальные – рысью за мной!
…Ярема Красевич оглох. Кровь молоточками стучала в висках, в ноздри забилась спрессованная пыль. Он в два прыжка подскочил к обрушенной потолочной балке и перемахнул через неё, в прыжке достреляв магазин трофейного "Хоха".
Рунх ушёл из-под очереди, метнувшись к стене, трижды успев выстрелить из "Борма". Тупая пистолетная пуля прошла впритирку с плечом Красевича, больше выстрелить рунху он не дал. Он обрушился на инструктора подобно камнепаду, начав атаку одновременно со "стирателем". Удар пистолетом, грозивший размозжить штаб-майору висок, ушёл мимо, так и оставшись незавершённым. Красевич пробил инструктора кулаком в челюсть, когда тот уже начал удар. Вместе с челюстью Ярема саданул сапогом по колену и следом за кулаком, довершая связку, на челюсть обрушился локоть. Красевич доломал врага уже в падении, приземлив его спиной на колено. И излишне поспешно, как будто рунх после перелома позвоночника смог бы вдруг чудом прийти в себя и "оплавить" свой мозг, Ярема отрезал ему голову.
Слух понемногу начал возвращаться. Позади – в заваленном проходе очухался сержант Клинковский, вырубленный ментальным ударом только что лишённого головы рунха. Старшему фельдфебелю Зерину не повезло, поединок с опытным "стирателем" закончился для него смертью. Жаль, матёрый ведь "охотник" был.
Красевич рассмотрел голову, ища признаки "стирания". И остался доволен: ни крови, ни пены из носа или рта, или из ушей не видно. Ценная голова! Не просто там велгонец какой-то, а настоящий рунх! Вернее, конечно, не совсем настоящий, человекоподобный гибрид, но всё же не человек.
– Оклемался? – спросил Красевич у Клинковского, когда того повторно вырвало.
– Да… нормально уже…
– Держи! Не потеряй!
Он отдал голову, а сам подхватил тело Зерина и поспешил прочь из капонира.
Снаружи стрельба почти затихла. Вдоль аллеи, у прежде приакураченных по высоте деревьев, которые теперь после взрывов казались расщеплёнными корягами, выгорали подбитые противотанковыми гранатами бэтээры. Два пылающих остова и два десятка тел – результат попытки "серых" вытеснить диверсантов из учебного сектора. Лагерь разгромлен. Из восьмидесяти курсантов и шестнадцати инструкторов уничтожены все или почти все. Кто-то вполне мог мотануть через минное поле и подорваться там или выжить. Из двухротного батальона "серых" если кто и остался жив, то схоронился так, что попробуй ещё найди. Зенитчики, тоже кстати из "серых", перебиты группой Торгаева в самом начале боя. А больше тут никого и не было, разве что хозкоманда.