— О, — сказал Селган, — это случается довольно часто…
Двое в конце концов перестали быть Одним, и Понтер с Адекором и другими мужчинами снова вернулись на Окраину. По дороге Понтер ничего не сказал Адекору о том, что встречался с Даклар. Не то чтобы Адекора расстроило бы то, что Понтер проводил время женщиной — ревновать однополого партнёра к его связям с противоположным полом было бы в высшей степени нелепо.
Однако Даклар — это не просто какая-то женщина.
Как только Понтер и Адекор выгрузились из автобуса возле своего дома, навстречу им вылетела Пабо, собака Понтера красновато-коричневого окраса. Иногда они брали её с собой в центр, но в этот раз решили оставить дома; в их отсутствие она могла запросто прокормиться охотой.
Все трое вошли в дом, и Понтер тут же присел на диван. Вообще-то была его очередь готовить ужин, и обычно он принимался за дело сразу, как только они входили в дом, но сегодня он хотел сначала поговорить с Адекором.
Адекор пошёл в уборную, и Понтер ждал его, нетерпеливо ёрзая. Наконец, послышался звук смывных струй. Адекор вышел и заметил, что Понтер сидит на диване; он выразительно поднял бровь.
— Присядь, — сказал Понтер.
Адекор взгромоздился на седлокресло лицом к Понтеру.
— Я хочу, чтобы ты услышал это от меня прежде, чем услышишь от кого-то ещё, — сказал Понтер.
Адекор ничего не сказал, лишь выжидающе глядел на него.
— Большую часть периода, когда Двое были Одним, я провёл с Даклар.
Адекор заметно осел в своём седлокресле, его ноги бессильно обвисли по сторонам.
— Даклар? — повторил он и переспросил, словно была какая-то другая Даклар: — Даклар Болбай?
Понтер кивнул.
— После того, что она со мной сделала?
— Она жаждет прощения, — сказал Понтер. — Твоего прощения и моего.
— Она пыталась добиться моей кастрации!
— Я знаю, — тихо сказал Понтер. — Я знаю. Но ей не удалось.
— Нет ножа — нет раны? — взвился Адекор. — Так, что ли?
Понтер молчал томительно долго, собираясь с мыслями. Он прокручивал эту речь в голове, пока автобусе ехал из Центра, но, как всегда в таких случаях, реальность сильно отклонилась от запланированного сценария.
— Послушай, я же должен подумать о детях. Будет плохо, если их отец и женщина, с которой они живут, станут враждовать.
— Мне Жасмель и Мегамег тоже не безразличны, — сказал Адекор. — Но не я начал этот конфликт.
Понтер медленно кивнул.
— Разумеется. Но… всё-таки… им нелегко пришлось в эти двадцать месяцев.
— Я знаю, — сказал Адекор. — Мне очень жаль, что Класт умерла, но, ещё раз, я не начинал этот конфликт. Его начала Даклар Болбай.
— Я это понимаю, — сказал Понтер. — Но… но прощение приносит пользу не только тому, кого прощают. Но и тому, кто прощает. Носить гнев, ненависть, злобу внутри… — Понтер покачал головой. — Гораздо лучше выпустить её, избавиться от неё полностью и навсегда.
Адекор, по-видимому, задумался над его словами. После короткого молчания она сказал:
— Две с лишним сотни месяцев назад я ударил тебя…
Понтер почувствовал, как его губы сами собой сжимаются. Они никогда об этом не говорили. Никогда. Во многом благодаря этому они смогли жить дальше.
— И, — сказал Адекор, — ты меня простил.
Понтер застыл.
— Ты никогда не просил у меня ничего взамен, — сказал Адекор. — И я знаю, что и сейчас ты не просишь ничего взамен…
Пабо, явно обеспокоенная внезапным изменением привычного порядка — ведь уже было время готовить ужин! — вошла в жилую комнату и ткнулась носом в колени Понтеру. Он потянулся к ней и почесал ей макушку.
— Даклар правда хочет прощения, — сказал Понтер.
Адекор смотрел в покрытый мхом пол. Понтер знал, о чём он думает. Кастрация была высшей мерой наказания, разрешённой законом, и Даклар добивалась её применения в отсутствие преступления. Её собственная несчастливая судьба предоставила для этого если не оправдание, то мотив.
— Ты собираешься вступить с ней в союз? — спросил Адекор, не поднимая глаз.
Вообще-то с партнёршей Адекора, Лурт, у Понтера сложились хорошие отношения, но в целом не было никакого закона, который предписывал бы ладить с партнёршей своего партнёра.
— Пока рано даже задумываться об этом, — сказал Понтер. — Но я провёл с ней четыре вполне приятных дня.
— У вас был секс?
Для Понтера в таком вопросе не было ничего оскорбительного; для партнёров-мужчин обсуждать интимные отношения со своими женщинами было нормально — в сущности, это был обычный способ выяснить, что именно каждому из них доставляет удовольствие, но так трудно описывается словами.
— Нет, — сказал Понтер. Потом пожал плечами. — Могло дойти и до секса, если бы представился случай, но мы почти всё время провели вместе с Жасмель и Мегамег.
Адекор кивнул, словно Понтер только что раскрыл ему обширный заговор.
— Лучший способ завоевать любовь мужчины — заботиться о его детях.
— Она, знаешь ли, их табант. В каком-то смысле это и её дети.
Адекор ничего не ответил.
— Так как? — спросил, наконец, Понтер. — Ты простишь её?
Адекор какое-то время разглядывал росписи на потолке комнаты.
— Какая ирония, а? Эта наша проблема возникла лишь вследствие доброты, которую ты проявил тогда, две сотни месяцев назад. Если бы ты публично обвинил меня в нападении, меня бы кастрировали ещё тогда. И в этом случае Даклар нечего было бы требовать с меня, когда ты пропал. — Он двинул плечами. — У меня нет другого выбора, кроме как простить её.
— У тебя есть выбор, — сказал Понтер.
— Как и у тебя был тогда, давным-давно. — Адекор кивнул. — И я прощу её.
— Ты хороший человек, — сказал Понтер.
Адекор нахмурился, словно обдумывая эту простую мысль.
— Нет, — ответил он. — Нет, я просто адекватный. А вот ты, друг мой…
Понтер усмехнулся и поднялся на ноги.
— Пора мне заняться ужином, — сказал он.
Хотя Двое уже не были Одним, Понтер и Адекор снова явились в Центр, в зал заседаний Совета. Верховные Серые объявили, что готовы огласить своё решение относительно открытия портала.
Зал Совета был забит зрителями обоих полов. Адекор выглядел неуверенно, и Понтеру понадобилось некоторое время, чтобы понять, почему. Когда он был в этом помещении в прошлый раз, это был его доосларм басадларм. Однако Адекор ни словом не обмолвился о своём дискомфорте — это было бы напоминанием о той неприятной истории с Даклар — и Понтер был безмерно благодарен ему за это.
Среди зрителей находились одиннадцать эксгибиционистов в серебристых одеждах. Понтер так и не сумел понять глексенской идеи «новостей»: непрерывного сообщения обо всех плохих вещах, что происходят в мире. Некоторые каналы посвящали этому десять десятых времени своего вещания, а вещали они круглые сутки. Импланты-компаньоны, которые обеспечивали безопасность людей вот уже почти тысячу месяцев, положили конец воровству, убийствам и избиениям. Тем не менее, информационный голод никуда не делся; Понтер читал, что сплетничанье выполняет у людей ту же функцию, что и взаимное выискивание паразитов у остальных приматов — связывает их воедино. И поэтому некоторые граждане делают свой вклад в общество путём разрешения всем желающим просматривать то, что передаёт их имплант; люди просто настраивают свой визор на передачу того из них, кто им больше нравится.
Один-два эксгибициониста присутствовали на каждом заседании Серого совета, но сегодняшнее вызвало такой интерес, что явились даже те эксгибиционисты, что обычно посещают лишь спортивные мероприятия или поэтические чтения.
Председатель Верховного Серого совета Пандаро поднялась и обратилась к собравшимся, опираясь на резную деревянную трость.
— Мы изучили дело, переданное для нашего рассмотрения учёным Халдом и учёным Боддетом, — сказала она. — Мы также изучили пространное описание путешествия учёного Понтера в мир глексенов, сделанное по его возвращению оттуда, а также немногие имеющиеся физические свидетельства.
Понтер коснулся пальцами небольшого золотого предмета, который он иногда носил на шее. Ему очень не хотелось отдавать его на анализ, и он был счастлив, когда его вернули. Мэре дала его ему перед самым его возвращением в свой мир: пара взаимно перпендикулярных золотых полосок, одна длиннее другой.
— И, после длительных размышлений, — продолжала Пандаро, — мы пришли к выводу, что потенциальная выгода от получения доступа к этой другой Земле и другому человечеству, с его научными достижениями и уникальными товарами для обмена, слишком велика, чтобы её игнорировать.
— Это ошибка! — выкрикнул мужской голос из толпы зрителей. — Не делайте этого!
Советник Бедрос, сидящий рядом с председателем Пандаро, впился взглядом в кричащего.
— Ваше мнение было учтено, если вы дали себе труд поучаствовать в опросе на эту тему. Тем не менее, обязанность принятия решения лежит на этом Совете, поэтому будьте любезны дослушать его до конца.
Пандаро продолжила:
— Верховный Серый совет, — сказала она, — сорока голосами против шести рекомендует разрешить учёным Халду и Боддету попытаться снова открыть портал в параллельную вселенную. Они должны докладывать Совету о результатах каждые десять дней; вопрос о целесообразности продолжения этих работ должен рассматриваться каждые три месяца.
Понтер встал и слегка поклонился.
— Благодарю вас, председатель.
Адекор тоже вскочил, и двое мужчин обнялись.
— Приберегите это на потом, — сказала Пандаро. — Теперь что касается конкретных мер безопасности и карантина…
Глава 8
— Добро пожаловать в «Синерджи Груп», доктор Воган.
Мэри улыбнулась Джоку Кригеру. Она плохо себе представляла, чего ожидать от нового места работы. Как оказалось, «Синерджи Груп» располагалась в старинном особняке в районе Рочестера под названием Сибриз[12], на самом берегу озера Онтарио. Понтеру бы понравилось это место: по песчаному пляжу вышагивала цапля, а в гавани, усеянной прогулочными яхтами, плавали утки, гуси и лебеди.
— Давайте я покажу вам, что к чему, — продолжил Кригер и повёл Мэри вглубь старинного дома.
— Спасибо, — сказала Мэри.
— Сейчас у нас в штате двадцать четыре человека, — сказал Кригер, — но мы всё ещё растём.
Мэри была поражена.
— Двадцать четыре человека работают над проблемами неандертальской иммиграции?
— Нет-нет-нет. «Синерджи» участвует во многих других проектах. Генетический проект имеет особенно высокий приоритет, потому что это то, что может понадобиться сразу же, если портал снова откроется. Но мы здесь изучаем ситуацию с неандертальцами в любых её аспектах. Правительство США особенно интересуется имплантами-компаньонами, и…
— «Большой Брат смотрит на тебя», — сказала Мэри.
Но Кригер покачал головой.
— Нет, ничего подобного. Дело в рассказах Понтера о том, что компаньоны имеют полный сферический обзор и производят детальную запись всего, что происходит в непосредственной близости от носителя. Нет, у нас есть, конечно, четверо социологов, призванных разобраться в том, может ли неандертальская практика использования этой технологии найти какое-то применение в нашем мире — хотя, честно говоря, я в этом очень сомневаюсь; слишком уж мы ценим тайну частной жизни. Но всё же к моменту открытия портала мы хотели бы иметь равные возможности. Если их эмиссары могут без усилий постоянно записывать всё, что они видят и слышат, то нам бы хотелось, чтобы у наших эмиссаров в их мире тоже была такая возможность. В конечном счёте всё сводится к торговле — честной торговле.
— Ах, — сказала Мэри. — Но Понтер сказал, что его компаньон не может ничего передавать отсюда в архив алиби; ничто из его пребывания в нашем мире не было записано.
— Да, да, но это чисто техническая проблема. К примеру, записывающее устройство можно установить по эту сторону портала.
Они шли по длинному коридору и сейчас как раз добрались до его конца. Кригер открыл дверь. Внутри было три человека: чернокожий мужчина, белый мужчина и белая женщина. Чернокожий мужчина полулежал в кресле и бросал смятые обрывки бумаги в урну для мусора. Белый мужчина пялился в окно на пляж и озеро за ним. А белая женщина ходила туда-сюда перед белой доской, сжимая в руке маркер.
— Фрэнк, Кевин, Лили, познакомьтесь с Мэри Воган, — сказал Кригер.
— Привет, — сказала Мэри.
— Вы по визуализации? — спросила женщина, должно быть, Лили.
— Простите?
— Визуализация, — сказал Фрэнк.
— Визуализация, — повторил Кевин. Или, может быть, наоборот.
— Ну, вы знаете, — доброжелательно добавил чернокожий мужчина, — формирование изображений. Фотография и всякое такое.
Кригер объяснил:
— Это основная причина, почему мы разместились в Рочестере, — сказал он. — Здесь находятся штаб-квартиры «Ксерокс», «Кодак» и «Бауш энд Ломб». Как я сказал, воспроизведение технологии компаньонов — очень приоритетная задача; ни в каком другом городе мира не собрано столько экспертов по генерации и обработке изображений и оптике.
— Ах, — сказала Мэри и посмотрела на троих обитателей комнаты. — Нет. Я генетик.
— О, я вас знаю! — воскликнул чернокожий мужчина. Он поднялся с кресла; его сиденье издало вздох облегчения, принимая свою нормальную форму. — Вы та женщина, которая была вместе с НП.
— НП?
— Неандертальцем-прим, — объяснил Кригер.
— Его зовут Понтер, — сказала Мэри, немного обидевшись.
— Простите, — сказал чернокожий. Он протянул руку. — Я Кевин Билодо́, в прошлом работал в кодаковских скунсодельнях[13]. Знаете, было бы очень полезно порыться в том, что вы помните о компаньонах. Вы видели его вблизи. Какого рода набор линз в нём использовался?
— Там была только одна линза, — сказала Мэри.
— Вот видишь! — завопила Лили, обвиняющее глядя на второго мужчину, который, по методу исключения, должен был быть Фрэнком.
— Понтер сказал, что изображение записывается с помощью сенсорного поля, — сказала Мэри.
— Он не говорил, какого рода эти сенсоры?
— Он не упоминал зарядовую связь?
— Голография — он говорил что-нибудь про голографию?
— Какое у этих сенсоров разрешение?
— Он не упоминал количество пикселей?
— Вы не можете описать…
— Народ! — повысил голос Кригер. — Народ! Мэри собирается работать с нами долго, очень долго. У вас будет достаточно возможностей расспросить её. Сейчас у нас вводная экскурсия, ничего больше.
Все трое извинились, и после обмена несколькими общими фразами Кригер и Мэри покинули комнату.
— Они полны энтузиазма, — заметила она, когда дверь за ними закрылась.
Кригер кивнул.
— Как и все здесь.
— Но я не вижу, как они могут получить то, о чём вы их просите. То есть, я слышала об обратном проектировании, но не имея на руках образца импланта-компаньона можно ли надеяться его воспроизвести?
— Простого знания, что это возможно, может быть достаточно, чтобы направить их по верному пути. — Кригер открыл дверь на противоположном краю холла, и Мэри почувствовала, как округлились её глаза.
— Луиза! — воскликнула она.
За рабочим столом с открытым ноутбуком на нём сидела Луиза Бенуа, сотрудница Нейтринной обсерватории Садбери, которая спасла Понтеру жизнь, когда он появился внутри ёмкости с тяжёлой водой.
— Привет, Мэри, — сказала Луиза с хорошо знакомым Мэри французским акцентом. Она поднялась из-за стола; её густые каштановые волосы ниспадали до середины спины. Мэри было 38 лет, Луизе — 28, однако Мэри знала, что не выглядела так потрясно даже в 18. У Луизы была высокая грудь, длинные ноги и лицо фотомодели; когда Мэри увидела её впервые, она почувствовала к ней инстинктивную враждебность.
— Я забыл, что вы знакомы с доктором Бенуа, — сказал Кригер.
Мэри потрясённо покачала головой.
— Ну и утечку мозгов вы тут устроили, Джок. — Она снова посмотрела на Луизу, удивляясь, как ей удаётся выглядеть такой цветущей без макияжа. — Луиза, я так рада тебя видеть. — И тут же кошка внутри неё не удержалась от подковырки: — А как Рубен?