— Рад вас видеть, — ровно произнес парень, обращаясь к родственникам. — Но, чем обязан? Я думал встретить вас уже в Туле.
— Мы решили тебя предупредить. И заодно посмотреть, как ты подготовился. Может подсказать, что.
— Предупредить?
— Воевода не станет тебя отстаивать перед старшинами.
— Я на меньшее и не надеялся, — усмехнулся Андрей.
— Ты готов?
— Полностью.
— Так давай мы поглядим и подскажем, как сделать так, чтобы не повторилось дурной глупости, как в прошлом году.
— А я подсоблю чем смогу, — вклинился Агафон. — Если чего не будет хватать — добуду.
Андрея от этих слов охватило двоякое чувство, густо замешанное на тревоге. Понятное дело, что эти трое зависели он его благополучия и успеха. Особенно Агафон. Но вдруг, нет? Вдруг имела место какая-нибудь новая интрига? И узнав о том, как именно подготовился парень, старшины будут иметь возможность придумать какую новую пакость? Однако, чуть помедлив, он максимально добродушно им улыбнулся и произнес:
— Буду рад вашей помощи. Но, сначала разгружайтесь. Отдыхайте. Я велю баньку протопить, чтобы вы смогли смыть дорожную грязь и отдохнуть душой. А потом, вечером, и потолкуем под братину меда…
Все трое улыбнулись. Еще немного поболтали. Больше уже формально. Когда же Андрей покинул их, отправившись в крепость, Спиридон и Данила переглянулись многозначительно. Гостеприимство гостеприимством. Но формат немаловажен. Ведь помощь он принимал, но явно нехотя, больше из уважения, чтобы не обидеть. Да и намеченный им пир имел довольно важный ритуальный характер.
Это может показаться смешным, но для архаичных традиций славян и германцев алкоголь имел очень большое ритуальное значение. Вождь был ценим во многом еще и за то, что поил и кормил своих людей. Причем кормил сытно, а поил допьяна. И делал это за свой счет. По своей сути, алкоголь был одним из инструментов укрепления власти, а разного рода «медовые дома» — местом ее проявления. И в глубокой древности, и в XVI веке. Да и потом пусть, «бухло» хоть и утратило старое влияние, но не очень сильно. Ибо собутыльник даже в XXI веке стоит бесконечно ближе к начальнику, чем крепкий и ответственный работник…
К чему все это? Принять и накормить гостей — базис законов гостеприимства. Но есть нюансы. Ведь что Андрей сделал? Правильно, фактически указал им на то, что они слишком грязные для застолья с ним. А потом сделал акцент не на «накормить», а «напоить», то есть, подчеркнул свою и их роль в намечающихся отношениях.
Подобные нюансы были молодому вотчиннику не понятны, ибо действовал он из иных побуждений. Местные же все поняли в рамках своей парадигмы мышления и той теории, которую сами же и выдумали для объяснения непонятного…
Утром следующего дня, у стен крепости состоялся импровизированный смотр.
В поход готовился сам Андрей. Четыре его послужильца, включая Устинку и Егорку. Двое кошевых слуг. А также Кондрат, Федот и Аким. Итого — десять «лиц».
Андрей предстал во всей своей красе.
За зиму он немало доработал доспех, стремясь его с одной стороны облегчить, а с другой — увеличить защищенность от местных угроз. Поэтому кольчужные элементы у него остались только в районе подмышек. Тело прикрывала ламеллярная жилетка из стрельчатых пластин, связанных на прочной стеганной основе. На предплечьях находились дощатые наручи, а на плечах — ламеллярные элементы защиты.
Шлем он тоже переделал.
Вместо склепанного цилиндроконического шатрового варианта, обзавелся полусферической тульей. Укрепил ее продольным, приклепанным гребнем. А личину-забрало поставил так, чтобы в открытом положении оно выступало в роли козырька, защищающего лицо от стрел и ударов сверху. Для чего пришлось серьезно усилить механизм фиксации личины-забрала в крайних положениях.
По весу выигрыша не получилось. Баш на баш. Но площадь защиты увеличилась, равно как и ее качество.
Все остальные воины, что выступали в поход, красовались в упрощенном варианте такого же доспеха. Корпус прикрывала ламеллярная «жилетка», руки же, подол и шею — кольчуга панцирного плетения. Шлемы — у кого какие. Он не успел их все переделать под единый стандарт. Однако и то, что получилось, впечатляло. Потому что перед Данилой и Спиридоном предстали очень недурно по меркам региона, а главное — единообразно снаряженные воины. Андрей же превосходил даже многих десятников, а то и сотников московской службы, так как имел развитую защиту рук и очень доброе прикрытие головы, лица, шеи и плеч.
Сбруя на их «копытных», правда, таким единообразием не отличалась. Однако выглядела доброй.
Заводные лошади тоже приятно удивили. Оба дяди никогда не видели настолько толковой сбруи для вьючной перевозки всего необходимого в походе. Но это ладно. Куда важнее оказались стрелы, которых имелось много. Нет — МНОГО. ОЧЕНЬ МНОГО.
У каждого воина к седлу был приторочен большой колчан, вмещающий сорок стрел. Полный колчан. А на практике обычные колчаны редко вмещали больше двадцати стрел. Да и те заполнялись едва ли на половину. Дюжина стрел есть — уже хорошо. А тут — четыре десятка! Невероятно! Плюс запасы стрел на заводных. Итого сто двадцать стрел на каждого стрелка! Фантастика!
Это выглядело настолько же невероятно и классно, как и добрые доспехи. Причем все стрелы — одна к одной. Они были единообразны как по длине, массе и балансу, так и по форме оперенья да наконечника. Все как один оснащались шиловидным бодкином с черешковой посадкой.
У кошевых слуг доспехов металлических не имелось. Однако они щеголяли в толстых тегиляях и шапках бумажных, имея на поясе топоры. Для их положения — более чем достаточно.
— Впечатляет… — осмотрев все, произнес Данила.
— Да, — тихо согласился с ним Спиридон, пожирая глазами доспехи Андрея.
— Только коней у тебя мало, — заметил Данила.
— Мало, — согласился Спиридон. — Для полной полковой службы надобно о двуконь идти. А у тебя сколько?
— Думал в Туле купить недостающие.
— Если узнают, что имеешь нужду в них, могут перекупить в пику тебе.
— Я все сделаю, — веско произнес Агафон, вклиниваясь. — Сколько их нужно?
— Дюжину меринов. Чтобы с запасом. Можно не самых резвых, но покрепче.
— Добуду. Там смотра многие торговцы ждут. Так что меринков найти можно, пока помещики съезжаться не стали. Вот и прикуплю тебе.
— Добре, — кивнул Андрей, поняв, по лукавому взгляду Агафона, что вопрос денег они оценят позже…
Часть 1. Глава 7
Глава 7
1554 год, 25 апреля, Новгород
Панкрат улыбнулся. Взял сундучок. И молча поставил его на стол. Снял с пояса связку ключей. Покопался в ней. Достал нужный и максимально неспешно открыв сундук начал выкладывать маленькие мешочки-кошельки с монетами. Один за другим.
— И каков прибыток? — поинтересовался Федор Дмитриев сын из рода Сырковых.
— Сто десять рублей.
— Чистый?
— Чистый.
— Не густо.
— Так и товара было не густо. — произнес Панкрат и начал рассказывать обо всем подробно.
Шаг за шагом. Стараясь не упустить ничего. И про краску, и про светильное масло, и про участие церкви, и про Андрея, и про многое другое. А все присутствующие внимательно и молча слушали. Лишь изредка спрашивая что-то, задавая уточняющие вопросы. Панкрат умел рассказывать, выделяя самую суть, но при этом не упуская ключевые детали.
— Интересно, — задумчиво произнес Федор, почесывая бороду.
— Очень интересно, — согласились другие, покивав.
— А ты шел по той грамоте что от мыта оберегала?
— Да. Местами пришлось ругаться, но не сильно. С Государем и его людьми связываться не шибко то и хотят.
Помолчали.
Подумали, рассматривая мешочки с монетами. Все-таки сто десять рублей — это семь с гаком килограмм серебра. Достаточно крупная сумма, несмотря на оценку Федора. Он ведь судил по себе. И крупная кучка туго набитых кошельков.
— Андрей предложил нам подумать над еще одним его предложением, — нарушил тишину Панкрат. — Крестьяне помещиков бедны. И по весне съедают зерно, оставленное под посев.
— Так это всякие крестьяне так, — возразил один из купцов.
— Всякие, — кивнул Панкрат. — Однако Андрея волнует только городовой полк и укрепление обороны от татар. Посему он предлагает интересный способ и денег заработать, немного, и крестьян поддержать.
— Но…
— Погоди, — перебил возразившего купца Федор Сырков. — Что он предлагает?
— По весне, перед посевной заключать с крестьянами ряд, выкупая у них осенний урожай. Оплачивая его частью зерном под посев, частью монетой. Чтобы крестьяне могли верным образом засеять свои поля. И чтобы частью расплатились со своими помещиками, заступающими на службу. Хотя бы частично, дабы повысить число выехавших на службу воинов.
— А если татары посевы попортят?
— Городовой полк в том даст обязательства возместить из добычи, взятой на саблю убытки наши за прошлый год.
— А ежели неурожай?
— Тут уже на все воля Божья. Ибо цель главная — поднять силу полка.
— А нам с того какая выгода?
— По осени весь урожай наш. Сразу. По известной еще весной цене. Ну и доброе отношение царя, которому укрепление южных рубежей очень важно.
— Андрей же тут каким боком?
— Торг мы можем через него везти, прикрываясь его грамотой. А значит и мыта платить меньше. Откуда и прибыток, который станет перекрывать убытки от неурожайных годов.
Снова помолчали.
Для Новгорода закупки зерна традиционно значили очень много. Потому что в землях вокруг города оно урождалось плохо. Все, кто из читателей бывал в тех краях, прекрасно знают, что хорошо там растет только бурьян. Да и то — не всякий и не везде. Из-за чего продовольственные поставки в Новгород издревле являлись важным фактором выживания этого «торгового мегаполиса» Средневековья. Иногда помогали купцы из Ганзы, спасая от голода. Но нечасто. Основной поток продовольствия шел с юга и выступал важным инструментом политического шантажа со стороны князей еще в бытность города самостоятельной державой.
Сейчас же Андрей выступил с достаточно интересным и, в то же самое время, скользким предложением. Ведь новгородские купцы могли закупать зерно на юге и завозить его к себе под сниженной налоговой нагрузкой.
— А Государь нам головенки то не по отрывает за такие выкрутасы? — резонно спросил один из купцов.
— Андрей думает, что если мы честно поспособствуем укреплению полка тульского, дабы Москву от татар крепче прикрыть, то он простит нам эти малые шалости.
— Он думает? Да кто он такой?! — раздраженно рявкнул один из купцов.
— Кто? — переспросил Панкрат с усмешкой. — Два года назад он был сиротой-недорослем, за которым числился долг в двадцать три рубля. А всего что за душой у него имелось — это кусок разоренного поместья на дожитие да старая отцовская сабля на поясе.
— И лук, — заметил Ефрем Онуфриев сын.
. И лук, — согласился Панкрат. — Но это было два года назад. Сейчас же Андрей — законный поместный дворянин, владеющей небольшой, но вотчиной, в которой стоит крепость. Его крепость. У него есть деньги. У него есть редкие и дорогие товары. Ему даровано право личного прапора.
— Баннера? — уточнил один из купцов, имея в виду привычную для Западной Европы традицию.
Строго говоря система была очень простой.
Основная масса рыцарей не имела права на личное знамя и собственный отряд, состоящий из других рыцарей. Однако часть из них могла стать баннеретами, которые обладали этими привилегиями. Они, как иные рыцари, были в основной своей массе нетитулованным дворянством и, по совместительству, мелкими феодалами, как правило, безземельными. Выслужившими на поле боя свое привилегированное положение.
На Руси такой традиции не имелось. Здесь личное знамя выступало в качестве индивидуального поощрения и не было связано с особыми правами. Однако о том, как устроены дела у соседей знали неплохо. Особенно в Новгороде, имеющем богатые связи с Германией через Ганзу, в которой эта традиция бытовала в полный рост.
— Да. Баннера. Кроме того, царь подарил ему аргамака и очень полезную грамоту, позволяющую ему платить мыт Государю лично. И это не считай того, что вот эта лампа, — указал Панкрат рукой на стол, — его выдумка.
— Его?
— Его. А он сам предстал по осени перед нами в старинной броне, которую, как сказывают, кузнец сделал под его личным руководством.
— Какой еще броне?
— А как на старых фресках в Софии, — ответил Панкрат, имея в виду храм Святой Софии в Новгороде, где на ряде фресок XI–XII веков отражалось обычное для эпохи его строительства защитное снаряжение. В частности, ламеллярные доспехи.
Снова помолчали.
Панкрат же, усмехнулся и продолжил.
— Дурные головы сказывают, что Андрей — это волколак. Другие, что его колдун заколдовал, оттого и преобразился, расцвел. Третьи, совсем дикие вещи бают, будто бы волхв поганый возродил в теле мальца дух древнего воина. Где истина мне не ведомо. Но человек он интересный, умный и необычно образованный.
— Откуда же образование сие?
— Мне того не ведомо. Однако разве это важно?
— Все важно. А ну как со слугой Лукавого снюхаемся. И всю жизнь себе испортим, а потом и душеспасение.
— Он церковь посещает, причастие принимает, крестится, молитвы читает. Сам видел. Так что, даже если он и черт, то православный. Впрочем, ни хвоста, ни рыла свиного, ни копыт я у него не замечал.
— Главное, чтобы Государь их не заметил, — кисло произнес один из купцов.
Все снова помолчали. Но недолго. Минуты не прошло, как они с новой силой вернулись к обсуждению идеи Андрея по внедрению примитивных сельскохозяйственных фьючерсов. В той форме, в которой он их предлагал, они были крайне полезны для селян, но еще не позволяли торговать ими самими. То есть, не плодили всякого рода спекуляций и инфляций.
Но это лишь маленький кусочек более глобального плана по привлечению финансовых активов Великого Новгорода на юг. В том числе в формате создания дикой-самопальной продовольственной биржи, треть доходов от которой поступало бы лично царю. В обход разного рода боярских группировок. Ну и на полк капало.
Андрей не очень хорошо знал политические расклады эпохи. Но кое-что помнил. Например, о том, что так называемая «Избранная рада» тянула политическую активность царя на север — в Ливонию. Как и новгородская партия. Он же сам был обеспокоен югом, который создавал большое беспокойство его державе.
Шутка ли? Каждый год степняки совершали малые и весьма многочисленные беспокоящие набеги, разоряющие южные пределы державы. И угоняющие на продажу в рабство его подданных, частью, а другой, большей частью, вырезающие. В основном крестьян. Ведь не каждого из них можно было продать в рабство за разумные деньги. И, зачастую, «овчинка не стоила выделки». И эти мелкие отряды терзали земли южнее Оки в бесконечной малой войне, не давая ей покоя…
А ведь были и большие вторжения, которые при определенной удаче могли приводить к разорению и окрестностей Москвы. О том же, что земли вокруг Тулы после таких мощных рейдов превращались в дымящиеся руины и говорить нечего. Впрочем, не только Тулы. Однако Тула, стоящая на главной ветке Муравского шляха, в те годы испытывала на себе основное давление степи. И особенно Крымского ханства с его степными вассалами да союзниками.
Поддержит ли царь его инициативы? Вопрос. Однако Андрей все равно не сидел на попе ровно и пытался. Просто потому, что считал — ему не получится прикинуться серой мышкой. И так вон уже какой фокус внимания. А раз так, что его уж рядиться? В конце концов, Иоанн Васильевич, как он уже понял, не спешил с принятием решений. И тщательно все взвешивал. Да, можно было прогореть и потерять все. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского ведерком…
— Сам-то что думаешь? — спросил Панкрата Федор из Сырковых, когда собрание купцов разошлось без какого-то определенного финала. Людям требовалось переспать со своими мыслями. Какое-то время пожить с ними, прикидывая с разных сторон. И потом, после, сойтись вновь для нового раунда переговоров.