Мера святости - Пьянкова Карина Сергеевна 4 стр.


   Во дворе люди на меня подозрительно косились, но подходить и заговаривать не спешили, видимо, отец-настоятель вчера провел разъяснительную работу. Я тоже не стала новых знакомств и планомерно начала искать кухню, надеясь, что сумею обнаружить ее без посторонней помощи. Все же разговаривать с местными еще ничего не зная о месте, где я оказалась чревато ненужными проблемами.

   Кухня... С тем, чтобы найти ее у меня действительно проблем не возникло: я просто пошла туда, откуда больше всего воняло горелым. Не ошиблась. Целью моей оказалось отдельное здание, в одной комнате которого готовили пищу, вторая была трапезной. Сунувшись на монастырскую кухню я сперва чуть не задохнулась от стоявшего в ней чада, глаза сразу заслезились и я стала усиленно их тереть, уничтожая последние остатки макияжа на лице. Последнюю память о том, что когда-то я жила по-иному.

   - Ну, чего встала! - заорал на меня дюжий мужик в рясе, метавшийся от стола к огромному очагу.

   - М-меня отец-настоятель прислал, - проблеяла я, шарахнувшись назад от окрика.

   - Раз прислал, то нечего рот разевать! Помогай давай!

   Легко сказать... Нет, я умела готовить и даже неплохо, но это в нормальных цивилизованных условиях... Нет, я предполагала, что здесь не будет электрической плиты, миксера и кофемолки, но чтобы так... Сковорода даже на вид была неподъемной, готовили, судя по всему в громадном очаге, а запахи... не все из них были аппетитными: прогорклый жир, чадящее масло, еще какой-то гнилью отдавало. В итоге, мой желудок в знак протеста начал медленно ползти в сторону горла.

   - А ну помогай! - рявкнул на меня предположительно местный повар и сунул в руку здоровенную сковородку с чем-то скворчащим, не подлежащим идентификации. Здоровенная чугунная орясина не была приспособлена для моих рук. Выронила я ее, в общем. Хорошо еще, что не на ногу.

   Грохот был такой, будто упал храмовый колокол, все содержимое посудины, естественно, оказалось на полу, а потом местный кашевар, выражаясь по-здешнему, впал в грех сквернословия. Хорошо так впал, минут на десять, в течение которых я узнала многое о себе и своей семье. Вот тебе и монастырь... Завершился поток ругательств фразой:

   - Пошла вон отсюда, раззява криворукая!

   Обидно. Не то чтобы я выдающаяся хозяйка, но совершеннейшей неумехой меня тоже не назвать. Нельзя же делать выводы только на том, что я уронила эту чертову сковороду! Она же тяжеленная, вот я и... Все эти доводы я попыталась донести до повара, но он, не желая слушать никаких объяснений выставил меня за дверь, захлопнув ее прямо перед моим носом. Ну, на самом деле мне не слишком-то и хотелось приносить пользу местному обществу, но надо же как-то зарабатывать себе на хлеб. А теперь... Вряд ли меня впустят на кухню еще раз...

   Я постояла у запертой двери еще минут пять, надеясь, что надо мной смилостивятся. Видимо, на сковородке было что-то особо ценное потому, что на все мои просьбы ответа не последовало.

   Если до этого на меня косились, то теперь уже откровенно пялились, да еще и перешептывались за спиной. И не только монахи. Вокруг сновали и другие женщины, одетые столь же неприглядно и просто как и я, и вооруженные мужчины, которых уж никак нельзя было отнести к братии. Хотя и монахи здесь подозрительно, слишком уж крупные они, плечистые... Как парни из группы захвата, ни дать ни взять... Что-то не пахнет здесь умерщвлением грешной плоти человеческой. На горохе-то таких бицепсов точно не нарастишь, тут белок нужен.

   Еще минут двадцать я любовалась на изыски здешней архитектуры и - чего таить? - весьма интересных мужчин, большинство из которых портил только обет безбрачия. Строенья здешние в отличие от обитателей не вдохновляли совершенное. Если где-то под этим небом и проявлялся некий аналог готики, то по монастырю это было не видно. Все приземистое, тяжеловесное, один только серый камень и никаких архитектурных изысков. Как по мне, так вообще больше на пограничную крепость тянет, которую хоть как-то украшать жалко: все равно после очередного визита недружелюбных соседей отстраивать заново придется. Скукотища...

   За время, которое я провела у двери кухни повар так и не смилостивился, хоть я на это и очень надеялся. Да и вообще проблемы и не думали рассасываться без моего участия. Что ж, придется идти каяться отцу-настоятелю в своей профнепригодности. Может, он меня еще куда-нибудь пристроит. Или вышвырнет из монастыря к едрене фене... Я бы на его месте так и поступила, все равно толку от меня ноль и еще чуть-чуть.

   В общем, другого выбора у меня все равно не было, и я отправилась искать отца Иоанна.

   Святой отец смотрел на меня с укоризной и подобающем пастырю смирением. Мой доклад о полном провале трудовой миссии произвел на дедушку большое впечатление. По средневековым представлениям женщина должна уметь все: шить, вышивать, прясть, ткать, готовить, убирать... И плевать какого она происхождения. Я же по здешним меркам ни черта не могла. Хотя и мама моя частенько в запале говорила, из какого места, по ее мнению, растут мои руки. Могу сказать только одно: плечи она ни разу не упоминала.

   - Куда ж тебя пристроить-то тогда, чадо? - озадаченно почесал макушку божий человек. - Как от женщины, так толку от тебя куда меньше, чем вреда... А вот если... Бою учиться желаешь?

   У меня нехорошо засосало под ложечкой. Бой. Вот только этого мне не хватало. Я не слишком любила работать, это верно, но иные физические нагрузки вызывали у меня схожие эмоции. Уроки физкультуры для меня были истинной пыткой, каратэ, куда родители запихнули меня в восьмом классе, я бросила через год, причем, последние три месяца безбожно пропускала тренировки, физкультуру в университете вообще пережила на одном честном слове. Худо-бедно прижилась я только на аэробике, да и то только из-за подруги-энтузиастки.

   Да и с какого вдруг перепугу в здешних реалиях девушку вдруг бою собираются учить? Так ведь быть не может!

   - А у меня есть выбор? - осторожно поинтересовалась я, оставив свои размышления на тему "не бывает" при себе.

   Бой - это совсем плохо. Мое многострадальное тело еще помнило, что после такого рода забав болят не только перетруженные мышцы, но и растянутые связки, синяки и содранные локти и колени.

   - Уже нет, чадо, - сообщил мне мою горькую участь отец-настоятель. - Монастырь наш мужской, девица может здесь либо прислугой трудиться на благо души своей и в помощь братьям, либо... ученицей при школе быть.

   - Школе? - в конец растерялась я. Меня мучило самое нехорошее предчувствие.

   - При обители готовят воинство, что Святая Ирина в бой против Врага поведет.

   Ну тезка... Ну обрадовала... Мало того, что она, зараза этакая, сама против местного дьявола идти планирует, так она еще и других несчастных подбивает на подвиги!

   - Не хочу, - мрачно ответствовала я, скривив физиономию, чтобы продемонстрировать всю глубину своего нежелания примыкать к Святому Воинству, пусть даже маркитанткой.

   Святой отец тоже скривился.

   - Ну некуда тебя девать больше чадо! Неприлично это девице незамужней без дела при обители обретаться! Дурное подумать могут! Ладно бы о тебе, так о братьях могут сказать, что в грех впали! Да и подумай, девица неразумная, ты ж вроде как волей Творца нашего от смерти спасена, что же братия скажет, если ты себя неправедно вести будешь? Так недолго и пособницей лукавого стать!

   Последний аргумент поколебал мою решимость. Пособницей мне быть совершенно не хотелось: все приличные верующие их жгут. А... Помнится ведьм еще и топили, в мешках, с черными кошками. А иногда с любовниками.

   - Да какой из меня воин! - использовала последний аргумент я. - Сковородку выронила, так, думаете, меч в руках удержу?!

   - Хм... - погрустнел отец Иоанн, который тоже, по-видимому, сомневался в моих способностях. - Меч, он действительно потяжелее будет... Чего ж ты такая дохлая-то, дева?

   Честно говоря, я оскорбилась. Я месяцами лишала себя радостей жизни, чтобы добиться модельной фигуры, однажды даже едва в обморок не свалилась на физкультуре от недоедания (наша бедная преподавательница порывалась меня до медпункта вести, а потом сама там валокордин хлестала), а теперь какой-то дед трухлявый меня "дохлой" называет. Обидно.

   - Какая есть, - буркнула я, обиженная донельзя.

   - Ну ничего, чадо, наставники у нас хорошие, обучат искусству воинскому. Пара лет - и можно будет хоть в королевскую рать.

   Слова деда, по-моему, подозрительно смахивали на угрозу. Пара лет? Два года каторги?! А потом еще и в рать какую-то?! Я подставляться под чье-то оружие совершенно не желала. Нашли дуру...

   - Как женщина может в войско попасть?! - потрясенно уставилась на отца-настоятеля я. Нетипичное проявление равноправия в здешнем мире меня изрядно насторожило. Особенно, если учесть, чем мне это равноправие грозит...

   - В воинстве святой Ирины в день великой битвы женщины будут сражаться наравне с мужчинами, - наставительно изрек монах. - Так что обученных в нашей обители женщин каждый владетель рад в рать взять.

   - И что? - протянула я. - Много ли женщин пожелали тут обучаться?

   - Да нет, первой будешь. Неприлично это, женщине за оружие браться, ей дома надо сидеть, детей растить.

   - А как же рать святой Ирины? - ядовито осведомилась я.

   - Так силком под святые знамена никто не гонит. Только если сердце позовет, - изрек отец Иоанн. - И родня отпустит.

   - Значит, ни сердце не зовет, ни родня не пускает?

   - Выходит так.

   - А меня ж за что тогда туда засовываете? Я, может, тоже хочу дома сидеть и детей растить!

   - Да кто ж тебя, негодящую, непряху-неткаху, в жены возьмет? И как ты, тощая и узкобедрая, рожать-то собираешься? Даже выносить не сможешь! Мужу что нужно-то: чтобы дом был в порядке, да детки здоровенькие по лавкам сидели! Так что замуж тебя не возьмут. Разве что в девки гулящие пойдешь!

   Мой статус в собственный глазах упал до отметки "шваль подзаборная". Я и раньше-то, в принципе, осознавала, что вся из себя молодая-красивая я не особо-то нужна здесь, но только после такого подробного разбора моих недостатков "добрым дедушкой" поняла всю глубину той... хорошо, пусть все же будет яма... в которую меня угораздило попасть. Ведь и в самом деле никому я здесь не нужна, разве что отец-настоятель из последних сил пытается меня хоть к какому-то делу пристроить, и внешность моя здесь не к месту, селянам на вид милее девка в теле, чтобы здоровье через край, и моя выстраданная худоба скорее сойдет за уродство, а высокородные (вот те может быть мою тонкую талию и оценили бы) в сторону безродной чужестранки и не взглянут... И два года юрфака в вопросе выживания мне тоже вряд ли помогут. Лучше б уж в кулинарное училище пошла, честное слово. Или, на худой конец, дала бы маме возможность научить меня шить. Хоть какая-то польза была бы...

   В местные воительницы подаваться не слишком хочется. Мало того, что это грозит синяками, шишками и прочими радостями жизни, так ведь дед мне ясно сказал: до меня еще дур, воспользовавшихся возможностью военной подготовки во славу Божию, не было. Значит, я буду выделяться. Слишком сильно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

   - А может еще куда меня пристроить можно? - взмолилась я уже мало на что надеясь. - Я еще читать умею! И писать! И считаю хорошо!

   Монах смерил меня недовольным взглядом и сообщил:

   - Не дело женщине грамоту разуметь! Грех это и ересь!

   - Да почему это?! - взвыла я. - Как драться учиться - так всегда пожалуйста! С чего тогда читать и писать - грех?!

   Отец Иоанн аж побагровел от моих слов.

   - Воинскому искусству учиться женщинам Святое Писание разрешило! К вящей славе Творца и ради битвы с Врагом! А про грамоту Святой Фома сказал: "Не должна жена разуметь больше мужа своего". И перечить воле Творца нашего не смей!

   Последние слова прозвучали настолько грозно, что мне на секунду почудился запах горелого. И я предпочла замолчать. Как бы не хотелось другого, а переделать здешние законы под себя я не в состоянии.

   В первую очередь святой отец выдал мне другую смену одежду. На этот раз мужскую. Ни широкие штаны, ни грубая домотканая рубаха внешней привлекательности мне не добавили... Внимательно оглядев себя и прикинув ожидающие меня перспективы, я выпросила у настоятеля еще и широкую полосу ткани. Ох, как же краснел отец Иоанн, когда я по его настоянию объяснила, зачем мне это понадобилось! Перетягивать себя самостоятельно было трудно, но все равно о помощи просить некого. Но итог манипуляций меня порадовал: моль бледная, да еще и плоская как доска. Дышать стало чуть тяжелее, зато ничего не растрясется на здешней тренировке. Оставить на себе бюстгальтер я все же не рискнула: мало ли где раздеваться, так зачем лишние вопросы?

   Отец Иоанн оглядывал свою новоявленную подопечную с огромным удовлетворением. В этом скромном богобоязненном создании никто бы при всем желании не мог опознать бесстыжей девицы, свалившейся с неба прямо посреди молебна. Вон и волосы в косу стянула, и штаны как надо сидят, нигде ничего не выпячивая. Да и лицо теперь выглядит куда пристойней: яркие, явно накрашенные чем-то губы стали, как им и положено, бледно-розовыми, да и ресницы посветлели. Вот только кислая мина на лице девушки говорила, что она-то как раз радости по поводу своего вида не испытывает. Ну да ничего.

   По совести говоря, тащить пришлую в школу воинов, которая испокон века была при монастыре, не казалось святому отцу такой уж хорошей идеей. Толку-то там будет от хилой девчонки... Да только больше ее никуда не денешь. Если уж на кухне от нее один вред, то и в другом деле ничего хорошего не выйдет. Хорошо было бы выставить ее из обители, да только по ту сторону монастырской стены девчонку уже наверняка поджидают инквизиторы... А уж бесед с этими господами "Ирина" расскажет все и еще немного. Вот тогда и доберутся до ненавистного монастыря клятые краснорясые. Давно зубы точат, никак не меньше ста лет, да все повода взяться всерьез не было, а тут на тебе, такой повод!

   Отцы-наставники в школе делились на строгих и очень строгих. Первые обычно вышибали из учеников дурь, вторые в запале могли еще и душу вышибить. К одному из вторых отец Иоанн и намеревался устроить Иру. Девчонка хилая, неумелая, авось и действительно пришибут ненароком... Все проблемы разом решатся.

   Когда будущий наставник чужачки, почтенный монах Марк, оглядел явленный ему материал он спросил одно лишь:

   - Отче, что мне с этим делать?

   - Что и всегда, учить воинскому делу, - преувеличенно безразлично пожал плечами отец Иоанн, понимая, какую чушь он говорит.

   - Да я эту пигалицу могу только в гроб загнать! - праведно возмутился наставник. - Я ж не живодер, чтоб девку увечить!

   Предмет разговора смотрел на будущего мучителя с тихим ужасом и надлежащим смирением.

   - А ты не смотри, что хлипкая, - поспешил развеять сомнения брата во Творце настоятель.- Девка двужильная, еще дурней твоих обойдет!

   Ирина тихо икнула, но спорить не стала.

   Брат Марк еще раз глянул на ученицу, на этот раз повнимательнее, даже вокруг обошел, чтобы все увидеть, и авторитетно заявил:

   - Отче, дай мне парня, пусть и хилого, я из него воина сделаю, а вот от девки негодящей уволь! Она же и лиги на бегу не продержится - упадет!

   - А вот ты это и проверь, - предложил старик.

   "Авось и правда упадет..."

   Спустя месяц я поняла, как я ошиблась... Судьба не дала мне еще один шанс, на самом деле меня отправили прямиком в ад, только я не сразу это поняла.

   С того дня, как отец Иоанн притащил меня к брату Марку, начались мои мучения. Утром меня до рассвета будили зычным криком "Опять дрыхнешь, раззява!", следом шла пробежка вокруг стен обители в компании семи ехидно ржущих надо мной соучеников... Причем, ржали они не без причины: когда брат Марк считает, что кто-то бежит недостаточно расторопно, он догоняет и дает хорошего пинка для ускорения, после которого сперва летишь кувырком вперед, а потом поднимаешься и, стиснув зубы, бежишь вперед на порядок быстрее, потому что со святого отца станется догнать и поддать еще раз "за леность". В результате таких тренировок я сидела скособочась, потому как зад немилосердно болел (сзади был один сплошной синяк), но научилась бегать быстро, долго и далеко. Наставник говорил, что все мы, его подопечные, должны к концу обучения превзойти его в мастерстве... Подозреваю, что он просто врал, утешая нас, но вот в беге я его точно превзошла: к четвертой неделе измывательств я легко обходила святого отца, залетала в монастырские ворота и пряталась где-нибудь в подсобке, в самый дальний угол, где сидела до обеда, если раньше не находили.

Назад Дальше