Четвертый боевой отряд, состоящий из относительно старых бронепалубных крейсеров, и уже дважды не рискнувший попытать счастья с транспортами при виде кораблей Грамматчикова, шел в трех милях по правому траверсу искалеченного броненосца «Фусо».
Командир отряда контр-адмирал Того-младший, рассматривая происходящее вокруг него сражение в бинокль, только что осознал, что три русских броненосных крейсера, густо дымящих на левой раковине, полным ходом направляются сюда, чтобы добить поврежденный броненосец. Бывший флагман Камимуры явно отставал от уходящей на северо-запад колонны японских главных сил, склоняясь к осту. Его отряд пока еще может спокойно оторваться от русских, ведь по большому счету, он то им вовсе не нужен… А если представить себе бой с этим наглым русским трио? Почти линкорное бронирование русских не по зубам среднему калибру мелких крейсеров японцев. А вот одного русского восьмидюймового снаряда вполне может хватить любому японскому крейсеру для потери хода. Останутся торпеды, но шанс на успешное попадание в маневрирующего на большой дистанции противника со стоящего и тонущего корабля ничтожен. И все закончится быстро и кроваво… Поэтому пора уходить…
Но все-таки есть три момента, над которыми стоило подумать. Первый. Там, куда сейчас спешат Того и Камимура — русские транспорты с десантом. Если их потопить, стратегическая инициатива снова в наших руках. Подойдут подкрепления, и флот вновь овладеет морем. А если эти три больших крейсера будут вскоре там, это серьезно осложнит командующему задачу. Второй. Сейчас, наплевав на нас, они идут убивать наш подбитый новейший броненосец, который ценнее для Империи, чем все наши крейсера вместе взятые. И, наконец, третий. Не пристало самураю спасаться самому, сдавая на убой своего боевого товарища, даже если своей гибелью ты отсрочишь его конец лишь на пару десятков минут…
Руднев, офицеры крейсера и штаба эскадры в абсолютном молчании смотрели на то, как четыре кораблика Того-младшего, развевая на мачтах огромные боевые флаги разворачиваются навстречу «Громобою», «Памяти Корейца» и «Витязю».
— Господа офицеры! — очнулся, наконец, Руднев, — Прежде чем мы начнем, я прошу вас отдать честь этим героям, которые сейчас идут сражаться с нами. Пусть каждый из нас вспомнит их в ту минуту, когда нам, как офицерам, суждено будет делать выбор между жизнью и смертью…
Руки офицеров вскинулись к козырькам фуражек. Краем глаза Руднев успел заметить, как приложили руки к бескозыркам матросы-сигнальщики. Они, эти простые русские парни, которым совсем не нужна была эта война, но которые знали, что начали ее «вероломные желтомазые обезьяны», и что их нужно обязательно побить, тоже прекрасно видели и понимали, что происходит сейчас, и что должно произойти за этим…
— Итак, пока еще ничего не кончено! Все в рубку и открывайте огонь…
Через пятнадцать минут после начала перестрелки на проходе русских больших крейсеров вслед за японской колонной, «Акицусима» потерял затопленным второе котельное отделение, половину орудий и не мог дать ход более десяти узлов. Как будто глумясь над беспомощностью японских снарядов, «Гробомой» прошел в пяти кабельтовых от обреченного корабля, и парой залпов в упор добил его. «Акмцусима» до последнего отбивался из единственного уцелевшего носового орудия, но его снаряды, как казалось японцам, бессильно лопались на толстой бортовой броне «Громобоя». Однако приказ Руднева пройти в рубку оказался не напрасным. Один из японских фугасов взорвался на ее броне, а другой снес ограждение на правом крыле мостика. Его осколки посекли деревянный настил и выдрали три ступени трапа. «Витязь» еще раньше перенес огонь на следующую жертву — крейсер «Сума» продержался под русским огнем в общей сложности минут двадцать. До тех пор, пока в него, один за другим, не попали подряд три восьмидюймовых снаряда…
Концевой крейсер японского отряда — «Акаси» не выдержал морального испытания от зрелища избиваемых собратьев. Итак прилично отставший, он заложил резкую циркуляцию на обратный курс, за что и получил «в благодарность» от русских всего два шестидюймовых «подарка». Один из которых, по счастью для кочегаров, не взорвался пробив карапас и пролетев всего в паре десятков сантиметров от паропроводов кормовой котельной…
Яростнее всех сопротивлялся флагман Того-младшего «Нанива», сначала даже дерзко попопытавшийся сблизиться с «Громобоем» для минной атаки, чем вынудил русские корабли чуть отвернуть к западу. Но за пару минут до приказа Руднева об отвороте, канонирам «Громобоя» удалось всадить японцу 6-дюймовый снаряд в боевую рубку. Пробив три дюйма старой сталежелезной брони, он рванул в замкнутом пространстве, покалечив все приборы управления и большинство находящихся в рубке людей. Неуправляемый крейсер катился в сторону русских в плавной левой циркуляции. Раненых и контуженых, включая адмирала и командира, вынесли на палубу, а в рубке старший офицер пытался восстановить управление. Но пока его приказ о повороте на курс, способный дать крейсеру шанс для пуска торпед, ногами вестового бежал до румпельного отделения, он стал совершенно неактуален.
Пристрелявшись, русские крейсера засыпали «Наниву» смертоносным металлом. 203-миллиметровый снаряд продрался через полупустую угольную яму правого борта, прошил скос бронепалубы и сдетонировал внутри котельного отделения старого крейсера, разнеся три из шести его котлов и перебив главную паровую магистраль. Еще пара шестидюймовых попаданий усугубили ситуацию, вызвав затопление угольных ям того же борта. Двадцать лет назад, в момент ввода в строй «Нанива» был сильнейшим бронепалубным крейсером мира. Сейчас он, окутанный клубами вырвавшегося на свободу из котлов пара, беспомощно качался на волнах без хода, оседая в воду и медленно кренясь на правый борт. Однако борьба за живучесть продолжалась. Аварийные партии творили чудеса…
Вскоре старшему офицеру доложили: ход можно будет дать через четверть часа. Затоплены котельное отделение № 1 и две угольных ямы правого борта, но крен удалось стабилизировать на уровне 12-и градусов. Запас плавучести оценивается младшим механиком, старший навечно остался в котельном отделении номер один, в тридцать процентов.
— Огонь по «Громобою» из всех стволов! Целиться лучше! — оценив повреждения как очень серьезные, но пока не смертельные, вступивший в командование крейсером старший офицер Судзуки Хироши решил продолжать бой. Его редкий, но прицельный огонь вывел из строя на флагмане Руднева две шестидюймовки, причем один из расчетов погиб почти весь. Еще два снаряда взорвались в районе мостика русского корабля.
Но чудес не бывает, и по прошествии тех самых пятнадцати минут, так и не дав ход, с выбитой артиллерией и обломанной фок-мачтой, «Нанива» затонул под беглым огнем двух русских кораблей, медленно погрузившись кормой вперед. Над морем еще какое-то время возвышался таранный форштевень уходящего в историю самого знаменитого эльсвикского крейсера, на который карабкались уцелевшие моряки. С «Витязя», проходившего мимо, им сбрасывали что-то из спасательных средств…
Опередивший «Громобоя», и идущий несколько поодаль от двух других крейсеров «Память Корейца», не сумел поучаствовать в этой быстротечной разборке всерьез. Помешал «Фусо» — он тянулся за строем колонны японцев, все больше склоняясь к осту, и беспорядочно вилял с разбитым рулем. Однако неустойчивость на курсе не мешала его артиллеристам вести довольно точный огонь по догоняющим русским крейсерам. Особенно доставалось от него сейчас именно «Корейцу», и тот старался не оставаться в долгу.
Вообще, на противостоянии этой пары, сначала заочном, а потом и реальном, стоит остановиться подробнее. В конце 19-го века самая «горячая» холодная война и гонка вооружений шла между Чили и Аргентиной. Пару раз противостояние на море уже переходило в горячую фазу, и на рубеже веков обе стороны активно строили флоты для новой войны. Узнав, что Аргентина заказала в Италии пару броненосных крейсеров типа «Гарибальди», Чили поспешила с заказом к законодателю мировых морских мод — к Британии. И, как обычно, британские инженеры не подкачали. Скажем больше, они превзошли сами себя, за что и поплатились.
Когда адмиралы в Аргентине узнали, ЧТО строится на верфях для их противника, они впали в состояние «тихой паники». Выкупать у Италии пару уже готовых крейсеров не было никакого смысла. Даже ОДИН «броненосец второго класса» Чилийского флота при встрече почти неминуемо топил их обоих, как кутят. Его средний калибр, семь орудий калибра 190 миллиметров на КАЖДЫЙ борт, был почти равноценен главному калибру обоих «Гарибальдей» — шесть восьмидюймовок (для лентяев и несведущих — 203 мм) и одно орудие в 10 дюймов. Для противодействия же четырнадцати шестидюймовкам итальянцев, оставался главный калибр британца — четыре новейших орудия в десять дюймов, с увеличенной начальной скоростью снаряда. А высокая скорость снаряда — это и более высокая дальность, и лучшая точность огня… При этом британец был быстрее, да еще и лучше бронирован. Он мог просто расстреливать оба корабля противника с дистанции, с которой его четырем орудиям могло ответить только одно, а у детищ итальянского кораблестроения не было бы даже шанса сблизиться. Даже бой двух «итальянцев» против одного британского корабля был почти наверняка проигрышным. При встрече же «пара на пару» экипажам аргентинцев можно было сразу запевать «Аве мария», и открывать кингстоны.
У политиков обоих государств хватило мудрости сесть за стол переговоров, выплатить фирмам строителям неустойку, и обоюдно отказаться от покупки кораблей. Больше трения между Аргентиной и Чили до войны не доходили. Увы, примеры подобной государственной мудрости можно в истории человечества пересчитать по пальцам, не снимая ботинок…
А никому не нужные, уже готовые корабли попали на «свободный рынок»… Сейчас «Фусо», заказанный Чили и выкупленный у Англии Японией, гвоздил своими орудиями по «Памяти Корейца» и «Витязю», заказанным когда то Аргентиной, выкупленных у Италии Японией, украденных на полдороги наглым «Варягом», и теперь ведущими бой под русским флагом… Но — «сколько веревочке не вейся, а конец близок». Созданные для уничтожения друг друга корабли, а также их японский и русский экипажи, сейчас именно этим и занимались. За исключением двух русских офицеров, их виккерсовского орудия и его прислуги…
В носовой башне «Памяти Корейца» товарищи прапорщик Диких и лейтенант Тыртов были обоюдно недовольны друг другом. Совершенно наплевав на подбитый «гальюн» они пытались достать концевой броненосец Того — «Асахи». Учитывая, что до этого по ходу боя по нему кроме их «Корейца» в разные моменты «работали» и «пересветы», и «Сисой» с «Севастополем», и «Святители», ему приходилось не сладко. Но пока этот корабль вполне оправдывал высокую репутацию своих строителей. Построенный в 1900-ом году на верфи Джона Брауна в Англии исполин в пятнадцать тысяч тонн был одним из лучших в мире. А с поправкой на то, что его команда имела реальный боевой опыт, наверное, просто лучшим.
Под градом русских снарядов, доставшихся ему от «Трех Святителей» и «Сисоя» во время боя на контркурсах, а так же нескольких десятидюймовых «подарков» с «Памяти Корейца», любой другой броненосец, любого другого флота мира уже или затонул бы, или как минимум вышел из строя. Но «Асахи», несмотря на выбитую недавно кормовую башню, снесенную на половину вторую трубу, взрыв в носовых казематах левого борта, упавшую до четырнадцати узлов скорость и принятые почти полторы тысячи тонн воды, упорно, хотя и постепенно отставая, шел в строю японских главных сил. В момент отворота Того от русской линии, командир броненосца, капитан первого ранга Ямада, без пяти минут контр-адмирал, украдкой от подчиненных даже облегченно вздохнул — он надеялся, что теперь у его корабля появился шанс…
— Мы выпустили уже почти сорок снарядов, и что? — снова начал Тыртов, не отрываясь, впрочем, от дальномера, — еще час — полтора такой стрельбы, и все! Можно сидеть курить до конца боя, те снаряды, что в бывшем погребе противоминного до конца боя к нам не перетащить. А результат? По «Идзумо» — в молоко. Ну, в задницу «гальюну» разок врезали, и то без видимых серьезных последствий. Да этому вот еще мостодонту раза три вкатили, и что? Опять потушился, холера, и идет себе, как ни в чем не бывало!
— Слушай, Дмитрий Дмитриевич, ну что ты хочешь чтобы я тебе доброго ответил, — выцеливающий в прицел «Асахи» Диких был недоволен стрельбой башни не меньше командира, но из принципа с ним не соглашался, — мне что сплавать к Того и спросить у него, куда мы попали? Так он сам не знает, какой снаряд от кого прилетел! И вообще, броненосцы, это вам не «Якумо». Тут шкура другая.
— По теории столь нелюбимой вами вероятности, — не упустил шанса поддеть товарища более образованный Тыртов, — мы должны были уже попасть раз шесть-семь. А я видел четыре… Вертикаль готова, как поймаешь бей!
— Выстрел! — почти мгновенно раздался отзыв отвечающего за горизонтальное наведение Дикого, и после полуминутной паузы ожидания падения снаряда, во время которой тишину в башне ни рисковал нарушать никто, — падения снаряда не наблюдаю. Ты видел?
— Нет, опять как в воду канул….
Ответ Тыртова был заглушен взрывом у башни очередной японской ответки. На самом деле, с меткостью у единственной десятидюймовки Рудневской эскадры все было в порядке. Проблемы были скорее с удачливостью. Бронебойные снаряды, попадая в японские корабли, часто проходили навылет, снеся, например, кормовой мостик на «Асахи», и, чуть позже, продырявив ему ют и выломав половину адмиральского балкона. Что в бою совершенно безвредно и абсолютно не наблюдаемо с дистанции в несколько километров.
В завязке боя один из дальних выстрелов почти вывел из игры «Идзумо», попади он под таким углом в палубу но… Промах в пять метров, при стрельбе с дистанции в шесть миль, это накрытие. То есть прицел взят абсолютно верно, и корабль противника был вполне в эллипсе рассеивания, но — все равно промах. Один из «не наблюдаемых» снарядов вывел из строя кормовую башню на «Асахи», но на «Памяти Корейца» этого попадания не заметили. Зато огонь «Фусо», на котором, похоже, справились, наконец, с управлением, начал доставать русский корабль все больше. И вот его то замечали на русском крейсере все. Сначала подбило кормовой мостик, а теперь, судя по начавшему поступать в башню дыму, на баке начинался серьезный пожар.
— Господа бога душа мать, блудницу вавилонскую в койку со всеми апостолами! — судя по выражениям Дикого для башни последнее попадание тоже не прошло даром, — Гидравлика накрылась! Вручную я пока этого гада удерживаю, заряжайте быстрее, скорость наводки совсем никакая, если сменим курс — не поймаю его снова! Как только угол выставишь сразу… БАШНЮ ВЛЕВО!!!!
По рыку прапорщика, пара самых здоровых матросов башни начала с гиканьем вращать тяжеленные маховики ручного привода. Но башня поворачивалась ужасно медленно, для поворота с борта на борт на ручном приводе требовалось около шести минут, и «Асахи» вот-вот неминуемо должен был выскользнуть из прицела…
— Выстрел! — перебил погоняющего уже истекающих потом матросов напарника Тыртов, не отрываясь от визира..
Лейтенант торопился использовать как можно больше снарядов до того, как поломка гидравлики окончательно выключит их из боя. На попадание при таком, с позволения сказать, наведении он на самом деле не особо-то уже и рассчитывал. Но вдруг — да повезет…
— Падение!
— Ого… — Тыртов сперва не поверил своим глазам — все дневные труды, все месяцы подготовки и десятки выпущенных в бою у Кадзимы и на учениях снарядов, все это было не зря. И окупилось сторицей, когда казалось, что все шансы уже упущены, — Платон! Братцы, вот теперь мы, кажется, ей Богу, попали…
На борту «Асахи», ясно видимая в прицелы и дальномеры, вспухала жирная клякса черного дыма с багровыми прожилками выбивавшегося вверх огня. Там, на месте третьего нижнего каземата левого борта, что-то взрывалось и горело. Вот вверх выбросило еще одну высоченную шапку дыма, из которой что то разлеталось, поднимая вокруг корабля пенные всплески, а в небо вонзился столб пламени, достигающий среза труб…