— Ну, чего засмотрелась? — врач поправил кожаный фартук, надетый поверх белоснежной рубахи, и, бесцеремонно хлопнув Диту по заднице, принялся помогать ей с завязками. — Давай живее, а то кто его знает, чего за каша там у него под этими железяками.
Женщина благоразумно промолчала и занялась доспехами Гильома, которые спустя минуту уже валялись на полу шатра, в то время как доктор ощупывал парня. К слову, выглядел Гильом довольно-таки неплохо, если не считать множества синяков и слегка расфокусированного взгляда.
— Пальмерин, — тихонько позвала Дита рыцаря, который озабоченно рассматривал юношу из-за спины врача.
— Да?
Дита жестом пригласила Пальмерина отойти подальше и прошептала ему на ухо:
— Я понимаю, что не очень вовремя, но врач… Он вообще кто?
— Рейиг Бассвельт, — растерянно ответил Пальмерин, но его лицо сразу прояснилось. — Я понял, о чем ты. Он — краснолюд, не человек… Только не стоит сильно акцентировать на этом внимание…
— А я все слышу, — отозвался Рейиг Бассвельт, водя маленьким молоточком перед носом Гильома.
— Простите, — поспешила извиниться Дита, но затихла, не зная, как прокомментировать собственную необразованность: ведьмак ей строго-настрого запретил сообщать кому-либо, откуда она взялась здесь, в Туссенте.
— У девушки потеря памяти, — вставил Пальмерин, — на нее напали разбойники, ударили по голове, теперь вот мучается, бедная…
— Экая необычная потеря памяти, — доктор-краснолюд отвлекся от Гильома, который уже мог смотреть обоими глазами в одну сторону и прищурил маленькие, темные, глубоко посаженные глаза. — Говорит почти нормально, как одеваться, вижу, помнит, а вот человека от нелюдя не отличит…
— Ну, амнезия же разная бывает, — не подумав, брякнула Дита. — Бывает так, что теряется только кратковременная память, а бывает — целые куски из долговременной пропадают. Голова — она же штука сложная.
— А и правда, — усмехнулся Рейиг Бассвельт, по-прежнему глядя на женщину, — взять хотя бы этого юношу — второй раз за сегодня меня навещает. Первый раз — нос разбил да в ребре трещину заполучил. Теперь вот — зенки до кучи собрать не может и руку сломал, а в голове все никак ума не прибавится.
— Будет тебе, — укоризненно посмотрел на краснолюда Пальмерин, — парень славу снискать желает, во имя любви прекрасной дамы.
— Приключений на свою жопу твой парень ищет, — ворчливо ответил доктор и гаркнул в угол шатра, где сидели две неприметные женщины, бережно складывающие отрезы марли. — Давайте, девоньки, накладем гипс этому бравому рыцарю-пердицарю, чтобы еще недели три не мог в драку лезть. А то так и убьется, как пить дать. А вам, барышня, — краснолюд снова прищурился, разглядывая Диту, — навестить бы из магичек кого, они быстро память проясняют, коли есть, что прояснять…
Дита натужно улыбнулась:
— Спасибо, обязательно… Но меня, кажется, там уже ищут, — она попыталась улизнуть, но ее остановил Гильом.
— Простите, милая Дита, — слабым голосом окликнул женщину молодой рыцарь. — У меня есть к вам просьба личного характера. Не откажите раненому…
Дита растерянно посмотрела на Пальмерина, но тот только плечами пожал. Тогда женщина подошла к лежащему на койке Гильому, которому уже разрезали рукав и готовились накладывать гипсовую повязку медицинские сестры.
— Я слушаю вас, благородный рыцарь.
— Вы прибыли с ведьмаком, — и голос и лицо у Гильома были наполнены такой вселенской скорбью, что Дита едва удержалась от того, чтобы взять его за руку, как принято делать с теми, кто лежит на смертном одре. — Я бы хотел, чтобы вы попросили его навестить меня в моем доме, в Боклере. У меня есть очень деликатное дело, в котором может помочь только ведьмак.
— Ладно, — Дита кивнула, — я передам ему.
— Благодарю вас, милая госпожа. Вы просто спасете мне жизнь, если выполните мою просьбу, а я останусь вашим вечным должником…
— Ну, хватит заливать! — доктор-краснолюд отпихнул Диту от раненого парня. — Ступай, барышня, лечи свою головушку, а мы будем ентого героя лечить. Глядишь, и ума добавим, да, рыцарь?
Женщина вышла из шатра медиков и к собственному изумлению заметила, что над турнирным полем разгорелся багряно-золотой закат. Солнце скатилось по небосводу к самым вершинам гор, которые из голубых превратились в серо-черные, а снежные шапки на их вершинах вспыхнули, словно пламя костра. По лагерю гостей турнира начали зажигаться факелы, а торговцы уже сворачивали палатки, шумно обсуждая прибыль и расходы.
Дита растерянно обернулась: она не очень хорошо помнила дорогу сюда, в госпиталь, и теперь не представляла, как вернуться к лошадям. Пальмерин остался с Гильомом, поэтому показать дорогу ей было некому.
— Холера! — раздался совсем рядом знакомый голос. — Почему я тебя искать должен?! Давай скорее, лезь на лошадь, нам нужно в замок! С Мильтоном может быть беда!
Дита завертела головой и обнаружила Геральта, который сидел верхом на Плотве буквально в двух шагах от женщины. В поводу ведьмак держал крапчатую кобылку Диты, а рядом с ним на роскошной белой лошади восседала сама княгиня Анна-Генриетта. Золотые волосы августейшей особы рассыпались в живописном беспорядке, драгоценные камни на короне мерцали в лучах угасающего солнца, а ветер мягко трепал парчовые буфы на рукавах ее платья и изумительные шелковые подштанники. Решив не задавать вопросов, Дита как можно быстрее забралась в седло.
— Скорее, Геральт, — властно произнесла княгиня, наморщив прелестный носик, — мы и так потеряли очень много времени на поиски твоей спутницы. Для Мильтона важна каждая минута… Скорее!
Анна-Генриетта лихо ударила каблучками в бока своей лошади и та помчалась вперед, поднимая тучи пыли.
— Держись рядом и постарайся никого не зашибить, — Геральт хлопнул Диту по спине и дал шпоры Плотве, которая тут же сорвалась с места.
Женщине ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру. Тем более, что речь шла о жизни Мильтона де Пейрак-Пейрана, если она все правильно поняла.
***
Башни замка Боклер уже утопали в густой синеве вечерних небес, когда три всадника спешились неподалеку от арочного входа в замковые сады. Пряный запах цветов смешивался со свежестью небольшого озера и ароматами кипарисов. В саду горели огни множества фонариков, невидимые музыканты играли нежную песню, а по дорожкам гуляли придворные, одетые в роскошные наряды, переливающиеся в свете фонарей. Во все это великолепие и влетели запыленные и взъерошенные ведьмак с княгиней в сопровождении почесывающейся и растерянной Диты.
— И как нам здесь найти Мильтона? — спросил Геральт, не проявляя особого почтения к Анне-Генриетте. — Где он прячется?
— Не знаю, — княгиня встряхнула головой и замерла, уперев руки в бока. — Где он прячется — никому не известно, но в саду есть подсказки.
— Какие подсказки? — на лице ведьмака проявилась нескрываемая мука.
— Они спрятаны в роге единорога, золотой рыбке и яйце феникса, — нетерпеливо оттараторила Анна-Генриетта. — Только собрав все три подсказки мы поймем, где прячется Заяц…
— А я думала, что мы ищем Мильтона, — невпопад ляпнула Дита, чем заслужила молчаливое порицание со стороны Геральта и резкое объяснение от княгини.
— Мильтон де Пейрак-Пейран и есть Заяц! Такую роль мы ему доверили в этому году.
— Дита, давай я тебе объясню все позже, — выдохнул ведьмак и снова повернулся к Анне-Генриетте. — Значит, мне нужен рог единорога, золотая рыбка и… что там еще?
— Только рог единорога и золотая рыбка, — княгиня подошла к каменным перилам террасы, вымощенной ажурной плиткой и осмотрела сад, залитый вечерним бархатным светом. — Золотая рыбка — в озере, придворные ее ловят из лодок, но у нас нет на это времени, поэтому тебе придется нырнуть…
— За рыбкой? — насмешливо переспросил Геральт.
— Она же не настоящая, — топнула ножкой Анна-Генриетта. — А единорог… — она снова посмотрела на сад, где сновали ее придворные, вовлеченные в забаву, — он очень пугливый, но, думаю, ты сможешь его подманить, ведьмак. Не теряй времени, а мы с твоей спутницей займемся яйцом феникса!
Геральт усмехнулся:
— Ну, удачи… — и добавил, обращаясь к Дите. — Возьми, пожалуйста, это, — ведьмак протянул женщине кошель с эликсирами, который снял с седла Плотвы перед тем, как зайти в сады. — Мне надо будет нырять под воду, не хочу, чтобы с ними что-то случилось.
Глядя вслед удаляющемуся ведьмаку, Дита чувствовала, что что-то с этим яйцом феникса не чисто, но предаться тревоге ей не дала княгиня, требовательно дернув женщину за рукав.
— Быстрее! Яйцо феникса там…
С небывалой прытью, несмотря на довольно высокие каблуки, Анна-Генриетта побежала вниз по мраморной лестнице, ведущей в ту часть сада, где росли особо высокие деревья. Придворные кавалеры и дамы недоуменно переглядывались, когда видели свою правительницу, бегущей в одних подштанниках и вышитом корсете в сопровождении Диты, которая уж точно не вписывалась в местный ансамбль в своем потрепанном наряде. Но вышколены аристократы были знатно, потому все дружно кланялись и желали здоровья Анне-Генриетте, несмотря на ее внешний вид.
— Оно где-то там! — княгиня остановилась перед тремя здоровенными деревьями, увешанными фонариками.
Под деревьями было довольно людно, при чем публика состояла в основном из барышень, одетых в яркие платья.
— Добродетельная княгиня, — промурлыкали дамы, присев в изящных реверансах, и снова уставились на деревья.
Дита последовала их примеру. В свете фонариков, женщина рассмотрела внушительных размеров гнезда, видимо, сделанные из веток, покрытых золотой и серебряной краской, судя по тому как мягко они поблескивали и переливались, покачиваясь на массивных ветвях. А к гнездам старались подобраться разновозрастные кавалеры, повисшие на ветвях, словно обезьяны.
Анна-Генриетта схватила Диту за локоть и подтянула к себе:
— Я уверена, что яйцо где-то на том дереве, — княгиня кивком головы указала на массивный дуб с погнутым стволом.
По дубу лазал всего один дворянин, при чем лазал довольно вяленько: его барышне приходилось подгонять кавалера ободряющими фразами, вроде: «Чего повис, осел! Давай живее!», или «Помнишь, что я обещала тебе, когда вернемся домой? Если не найдешь яйцо, то будешь делать это себе сам!».
— И что будем делать? — спросила Дита, не до конца понимая, к чему, собственно, клонит княгиня.
— Не будем, а будешь, — прошипела Анна-Генриетта сквозь стиснутые зубы. — Полезай скорее, не то яйцо упустим, а вырвать его из коготков моих придворных будет очень непросто.
Дита сперва хотела воспротивиться: в конце концов, ей не пятнадцать лет, чтобы лазать по деревьям, но потом она вспомнила о Мильтоне, которому грозила опасность…
Подойдя к дереву, женщина стащила с себя сапоги и ножные обмотки, которые смогла правильно завязать только благодаря Геральту, и, оставив их вместе с сумочкой Геральта у выпирающих из земли корней, подпрыгнула как можно выше. Вцепившись в нижнюю ветку, Дита кое-как подтянулась, сильно дрыгая ногами и ругаясь сквозь зубы, и уселась на ветку верхом, высматривая гнезда. Ее конкурент был значительно выше и находился прямо над женщиной, во всяком случае мелкие ветки и желуди сыпались на ее голову так, будто их весьма прицельно бросали.
Ближайшее серебряное гнездо было на несколько веток выше, но Дита решила его не проверять, рассудив, что вялый кавалер наверняка уже успел побывать на этом ярусе. Поэтому женщина полезла выше, аккуратно выбирая, куда наступать босыми ногами.
— Эй, бабуля, куда лезешь? — раздался сверху насмешливый голос, позабывшего о вежливости мужчины. Видать, лазание по деревьям пробудило в кавалере первобытные нравы и инстинкты.
Дита подняла голову и зверски посмотрела на дворянина, раскорячившегося в позе звезды среди толстых ветвей. Фонарики очень ярко освещали молодое, слегка болезненное лицо, нездоровый цвет которого только подчеркивал синий бархатный дублет, порванный в нескольких местах.
— Ой, да ты молодая, — удивился молодой кавалер, — а седая такая почему?
— Да вот, — кряхтя Дита взобралась на толстую ветку, на конце которой покачивалось золотое гнездо, встала на четвереньки и поползла к возможному вместилищу яйца феникса. — Прикончила я одного дворянчика, особо жестоко… Вилкой затыкала, до смерти. А потом в себя пришла, увидела этот кошмар и поседела. Твою мать! — в гнезде оказался ворох конфет в цветастых обертках, но никакого яйца там не было.
Кавалер издал невнятный булькающий звук, но, к превеликой радости Диты заткнулся и, подгоняемый совсем недобрыми словами своей дамы сердца, полез дальше. Женщина решила не тратить время на гнезда, которые были под ее соперником, а полезла выше, в надежде найти яйцо там, где дворянин еще не бывал. Аккуратно переставляя ноги и руки и морщась от лезущих в лицо листьев, женщина добралась до самого верхнего гнезда на дубе и сунула туда руку. Конфеты полетели вниз, видимо одна из них попала кому-то в глаз, потому что снизу раздался возмущенный вскрик. Дита поудобнее устроилась в развилке толстых ветвей и принялась заглядывать во все гнезда, которые могла рассмотреть из своего положения. Дворянин же уверенно полз по толстой ветке к плетенке из золотых веточек, которая была ловко спрятана среди листьев дуба. Дита глянула в ту сторону и в ужасе увидела, что в гнезде, до которого грозил вот-вот добраться вяленький кавалер, поблескивает инкрустированное разноцветными каменьями яйцо.
Решать надо было быстро. Женщина заметила, что прямо над той веткой, по которой карабкался дворянчик есть другая, потоньше, зато по ней можно было добраться до самого яйца и схватить его сверху. «Ну, я же не сто кило вешу», — рассудила Дита и полезла по веточке.
Увы, чтобы проклятая деревяшка треснула и обломилась, хватило даже дитыного веса. Издав приглушенное уханье, увлекая за собой кучу листьев, мелких веточек и несколько фонариков, женщина рухнула прямо на дворянчика, который уже тянул свою ручонку к яйцу феникса. Не выдержав резко удвоившегося веса, ветка, по которой карабкался кавалер, тоже сломалась…
Дита плашмя рухнула на траву. Рядом, громко постанывая, приземлился и кавалер. Сверху на женщину посыпались остатки золотого гнезда, ошметки коры, ворох листьев. Треклятое яйцо покатилось по траве, а за ним, задрав юбки, с победными воплями кинулись придворные дамы. Но не могла Дита упустить победу из рук, когда та была так близко. Кое-как приподнявшись, не обращая внимания на слегка размытый и покачивающийся мир вокруг, она на четвереньках подползла поближе, а затем отчаянно оттолкнулась от земли руками и ногами.
Придворные дамы укоризненно покачали головами и разошлись, не выдержав такой наглости и вульгарности, а Дита, тяжело дыша, перевернулась на спину, сжимая в руке яйцо феникса.
Мокрый и раздраженный Геральт приехал на террасу, где они расстались получасом ранее, верхом на единороге. Точнее, на белом коне, который играл роль единорога, поскольку сам рог красовался уже не на голове животного, а был крепко сжат в кулаке ведьмака.
Дита сидела на красивой мраморной лавке, переводила дух после охоты за яйцом феникса и искренне ненавидела замок Боклер со всеми его обитателями, включая досточтимую княгиню. Сама же Анна-Генриетта как ни в чем не бывало подбежала к ведьмаку и радостно продемонстрировала ему яйцо:
— Смотри, Геральт, я добыла яйцо феникса!
Дита возмущенно уставилась на спину княгини, но не нашла в себе сил даже возмутиться такому бесцеремонному присвоению ее заслуг. Как бы там ни было, именно Дита сперва лазала по дубу, а потом своим телом спасала яйцо от когтистых лапок придворных барышень.
— Прекрасно, — ведьмак спешился, — у меня есть ключ и одна подсказка.
Дита отрешенно наблюдала за тем, как Анна-Генриетта и Геральт склонились над подсказками, извлеченными из рога единорога и яйца феникса. Кто-то в саду затянул печальную песню о любви, а под самой террасой, укрытые в тени кустов, дамы обсуждали отвратительное поведение некого седовласого мужчины, который нахально отобрал у господина-де ла Шанса золотую рыбку.