При этих словах Масканин покосился на крепыша. Тот вторично пытался вернуть челюсть на место, смущённо глядя себе под ноги.
— Погоди, уважаемый Дрик, — Максим потеребил бороду, нахмурившись, — а другие, вооружённые копьями и духовыми трубками. Крупнее человека…
— Это ухуши. Они дикие и не очень умные. Они инохда на нас нападают. Инохда мы с ними имеем большую войну. Шестокую. Как я понимаю, вы с ними встречались. Тогда, наверное, это са вами Хрош хнался.
— Что за Хрош?
— Это их бох. Инохда они его присывают, кохда начинают войну или хотят отомстить. Выхлядит, как яркие охни. Он очень опасен, если састихнет там, хде нехде укрыться.
— Так ты видел, как он за нами гнался?
— Я видел его, не вас. Хорошо, что ис далека. Поэтому я и поспешил в расвалины. Хрош, почему-то, никохда не входит в шилища и всё то, что не сосдано природой.
— А что он на самом деле, этот Хрош?
— Я мало снаю о нём. Наши старейшины снают больше, но не любят ховорить об этом. Некоторые ис людей ховорят, что это полурасумная аномалия, друхие с ними спорят. 'Аномалию' я сапомнил, у меня хорошая память, но не понял, что это осначает. Для ухушей, Хрош — бох. Для нас — постоянная восмошность ушасной смерти.
— Что ты искал рядом с развалинами? И не видел ли ты поблизости других людей?
Дрик проследил, как крепыш протянул руку и взял из ящика, лежавшего у самого его кресла, яблоко, затем ответил:
— Специально я ничего не искал. Моё дело — быть весде, смотреть и сапоминать. А других людей я видел. Но не блиско отсюда. Всехо их было несколько отрядов. Блишайший — на полночь отсюда в двух днях пути. Если он ещё не перебит.
— Кем? — вырвалось у крепыша.
— Мы насываем их мнохоликими. Вы, люди, насываете их мутантами. Сейчас мнохоликие большими стаями кочуют на полдень, это всехда случается в это время хода. Те друхие люди умеют с ними доховариваться. Не снаю, как они это делают, но мнохоликие их слушаются. Но попадаются стаи совсем диких. Одна такая стая недавно уничтошила один отряд, сейчас преследует друхой. Люди высывали летающие машины, но всю стаю не перебили.
— Он что-то путает, по-моему, — заметил крепыш, жуя яблоко. — Или не договаривает. Представь, Макс, что могут натворить вертушки. Там бы не то, что какие-то мутанты, там вообще бы ничего живого не осталось.
— И много их было, этих многоликих? — спросил Максим.
— Очень мнохо. Я ничего не путаю и не скрываю, у меня нет причин это делать. После летающих машин, там и правда, почти ничего шивохо не осталось. Своими хласами видел. Много там побито мнохоликих. Но людям летающие машины не помохли. Не успели. Я видел только останки. Обхлоданные останки.
— Может быть, тебе попадались люди, одетые как мы?
— Мне не попадались. Но от друхих хъхуров я слышал, что три руки дней насад, одетых как вы, сахватил отряд, высадившийся ис летающей машины. Я думаю, остальные люди охотятся на вас.
— Догадливый! — Михалыч бросил огрызок за спину и потянулся рукой к ящику.
— Дай яблочко, — уставился на него ашоми.
— Па-ашёл ты! — беззлобно ответил крепыш. — Ты смотри! Сначала, значит, укусил больно, теперь яблочко просит. Одним словом — чёрт болотный.
— Дай ты ему яблоко, — вступился Максим. — С нас не убудет.
— А я что? Мне не жалко. Лови!
Дрик поймал яблоко и сразу же громко зачавкал.
— Откуда тебе яблоки известны? — с подозрением поинтересовался крепыш. — В этих гиблых краях ни одно плодовое дерево не вырастит.
— Их тут и нет, — ответил Дрик, съев яблоко полностью. — Слышал, как вы эти плоды насываете. Сапомнил. Вон в том ящике — помидоры, в том — хруши, а в том — сливы. Но мне больше всехо картофель нравится, он самый вкусный.
Масканин пожал плечами, каждому своё, как говориться. Съел он как-то поначалу несколько картофелин, нет уж, лучше что-нибудь другое. Сырая картошка не для него, жаль готовить её негде и не на чем.
— Отчего же ты, уважаемый Дрик, когда на нас наткнулся, сразу не показался, поесть не попросил? — Масканин напустил на себя всю суровость, на какую был способен. Впрочем, для кого он старался? На ашоми это не произвело никакого впечатления, не человек всё-таки. — Сам видишь, мы люди культурные, гостеприимные. Зачем было втихомолку продукты тырить?
— Это я сейчас вишу, какие вы. Те друхие люди, что вас ищут, и расховаривать бы со мной не стали. Мы, хъхуры, давно их по племенным снакам отличать научились. А у вас снаков нет вовсе. Сначит, вы исхнанники. И мошете быть опасны.
— Никакие мы не изгнанники, — возмутился крепыш.
— Погоди-ка, — сказал Масканин. — Племенные знаки, они вот здесь на левом плече?
— Да.
— Шевроны. А с другими знаками ты не встречал людей?
Дрик помялся, раздумывая, стоит ли отвечать.
— Встречал. В трёх днях пути тут есть люди с друхими снаками, шивут тоше в подсемелье, но никаких расвалин там нет. Я инохда сахошу туда. Нас, хъхуров, там рады видеть.
— Замечательно просто. Можешь описать племенные знаки тех людей?
— Они у них не слошные. Вытянутый крух, расделённый вот так, — ашоми показал руками, — на чёрную и ораншевую полосу. И всё.
— По диагонали, — догадался Михалыч.
— Это же наши нашивки! Даже не верится, — обрадовался Максим. — Но нашивки не армейские. Научная экспедиция?
— Я не понял смысла твоих слов, — ответил Дрик после короткой паузы. — Однако моху вас к тем людям проводить, если отдадите одну вашу винтовку и патроны.
— Ишь ты! — крепыш надкусил новое яблоко, удержав готовые сорваться с языка едкие колкости. — Это карабин, умник, а не винтовка.
— Получишь всё, что просишь, — пообещал Масканин. — Если доведёшь без обмана.
— Моху и обидеться. У нас обман считается посором, са это исхоняют ис племени.
— Что ж, прошу меня извинить, уважаемый Дрик. Угощайся, кстати. Там полный ящик с картошкой…
Глава 7
'Вот он, заветный, — подумал Кочевник, испытав облегчение. — А мог бы и промахнуться. Броди тут потом, круги наматывай'.
Он стоял у поросшего мхом и редкой травой скального выступа, служившего и ориентиром, и входом на базу. Вторым резервным входом, если точнее. Ежечасно сгущавшийся туман сокращал видимость метров до двадцати, поэтому промахнуться, пройти мимо ориентира и не заметить его было очень даже вероятно.
Кочевник подошёл к округлым камням, покрытым грязно-оранжевым лишаем и трещинами, и переведя дух, извлёк из подсумка передатчик. На крохотном экранчике шкала показывала критический уровень. Дело — дрянь, батарея почти полностью разрядилась. Смешно бы было, разрядись она совсем. Впрочем нет, не смешно. Ситуация оказалась бы аховой: добрался всё-таки назад, а последний шаг сделать нельзя. И хоть кричи тогда, хоть стреляй, никто там внизу и не догадается. Правда и пострелять не получится, в последнем рожке всего шесть патронов. О связи можно забыть, энергии в почти разряженной батарее хватит лишь на сигнал активации. Да и провизии кроме полупустой фляги не осталось. Рейд затянулся, сроки возвращения вышли, а ведь вернуться он должен был ещё дней десять-двенадцать назад. Однако это хорошо, что вообще добрался сюда после всех этих стычек с мелкими группами вдруг наводнивших всё вокруг мутантов. А ведь выйди он к базе хотя бы завтра, когда батарея уже наверняка разрядилась бы, всё могло обратиться по-другому. Имеется пакостное такое свойство у этих батарей: заряд самопроизвольно тает даже если передатчик выключен. 'Прелести' темискирских технологий. И что тогда делать прикажете с пустой батареей? Выбросить да и только. И пришлось бы ожидать выхода очередной патрульной группы, да кусать локти оттого, что так бездарно утопил запасные батареи в том проклятом болоте, куда его загнали выродки. И не факт, что патруль появился бы скоро, расписания на базе всегда 'плавали', можно и дня три прождать, а можно и декаду. Омрачало и отсутствие у входа замаскированной видеокамеры. Естественно Кочевник прекрасно знал, почему система внешнего видеонаблюдения отсутствовала: во избежание ненужного интереса со стороны противника и прочих неожиданностей. В Велгоне имелось не мало недоступных остальным темискирским государствам технологий и потому нарваться на отряд со сканером, особенно здесь в северных Пустошах, просто наводнённых, как оказалось, велгонцами, было вполне вероятно.
Осторожно, чтобы не ткнуть случайно не в ту кнопку пальцем, защищённым толстой непромокаемой обрезиненной кожей перчатки, Кочевник набрал личный код и вдавил активатор. Один краткий импульс и камни задрожали, оглашая округу скрежетом и ворчливым низким гудением. Часть до этого вполне цельного монолита на глазах ушла в землю, обнажив тёмный вход. Кочевник шагнул во тьму не раздумывая.
И оказался в шлюзовой камере. Вход за ним закрылся, после чего его с ног до головы обдало паром, потом ещё и ещё. Его обеззаразили, дегазировали и деактивировали. И само собой заодно просто помыли защитный костюм. Только после этого он снял шлем и стянул с лица маску, предоставляя лицезреть себя через наведённый телеобъектив. А дальше лифт понёс его вниз и шипя раскрыл створы после остановки.
Кочевник шагнул в тамбур, помахал рукой в ещё один телеобъектив под самым потолком, стараясь не замечать спаренный с ним пулемёт на шарнирной установке. Пространства в тамбуре — не поскачешь, поэтому даже неприцельная очередь своё дело сделает: рикошеты и в мёртвой зоне достанут. Но не взыграла тревога, не исторгнул смерть пулемёт, тот, кто сейчас наблюдал за ним по ту сторону объектива, признал его своим. Массивная стальная дверь с шипением выпускаемого воздуха поползла в сторону. Ну вот, можно сказать: дома…
По пути он заглянул в караулку и сразу наткнулся на словно ожидавшего его внимания вахмистра — начальника смены.
— С прибытием, — не по-уставному и с улыбкой поприветствовал его вахмистр. — Заждались вас, господин полковник. Ох, заждались…
— Здоров будь, Ляксеич, — намеренно выделил он 'ля', так как такое обращение намертво приклеилось к вахмистру с самого первого дня его появления на базе. Протянул руку, обменялся крепким пожатием по древнему: ладонь обхватила предплечье у самого локтя, да разглядывая при этом лучащуюся радостью физиономию унтера, обрамлённую приметными аккуратными бакенбардами, переходящими в седые виски. — Как тут без меня? Всё тихо-мирно?
— Так точно. Без происшествий, — ответствовал вахмистр и вдруг запнулся, не решаясь задать мучавший его вопрос.
Кочевник это почувствовал, понимая, о чём хочет спросить унтер: о судьбе разведгруппы, что по другому маршруту, но с тем же заданием вышла с ним в рейд. В ответ Кочевник лишь печально покрутил головой, не отводя взгляда от внимательных зелёных глаз унтера. В чудеса он не верил, если группа до сих пор не выходила на связь, значит она погибла. Погибла в тот самый день и час, когда её командир последний раз передал в эфир, что принял бой.
— Ты вот что, Ляксеич, доложи-ка о моём прибытии… Если не успел ещё… А я к себе, в порядок приводиться. И шепни там кому-нибудь, чтоб мне в комнату пожрать принесли. Мяса побольше, два дня ничего не ел.
— Слушаюсь, господин полковник. Организуем в лучшем виде.
Войдя к себе, Кочевник устало стянул ЗК, повесив его в скрытый в стене шкаф, туда же поставив тяжёлые ботинки с высокими голенищами. Босые ноги ощутили тепло и сухость дощетчатого пола, отчего на душе как-то сразу стало повеселей. Потом снял полевую форму и в другом шкафчике захватив сменное бельё, отправился в душевую. Такая по нормам базы роскошь, как отдельная душевая, была чуть ли не единственной его привилегией здесь.
Хельга Вировец с большущим трудом сдерживала нетерпение. Кочевник появился неожиданно, она конечно же не сомневалась, что он объявится не смотря на давно истёкшие все мыслимые и немыслимые сроки, не смотря на потерю связи с ним, не смотря на донесения о заполонивших округу выродках и отрядах велгонцев. Но где-то в душе кошки таки скребли. Гибель проходчиков в Пустошах была не редкостью. А теперь: вот он, сидит и уминает в обе щеки. И кажется нет у него других забот сейчас кроме одной: как следует поесть. Ничего, пусть лопает, наголодался поди… Она почти что физически ощущала давящую на него усталость и невольно отводила взгляд, натыкаясь на невидящие, глубоко запавшие покрасневшие глаза. И движения Кочевника сейчас являли гротескную смесь вялости и энергичности, будто сомнамбула какая-то.
— Ну так что, чертяка? — нарушила молчание Хельга. — Долго ты с мыслями собираться будешь?
— Дай поесть, будь человеком… — ответил он с набитым ртом.
Отбивные под белой подливой исчезали с тарелки словно вихрем снесённые, от перловой каши остались размазанные по тарелке остатки. Кочевник ел самозабвенно, как будто голодал целый год, и все попытки Хельги завязать разговор пресекал на корню.
— Рюмочку что ли с тобой пропустить? — вслух подумала она, когда соратник наконец наелся и отодвинул опустевшие тарелки.
— Ты, гляжу, смерти моей хочешь? И так башка трещит, сколько дней на стимуляторах… Выспаться надо, а тут ещё рапорт писать.
— Дима, — она вытаращилась на него, мол, о чём ты, дурень, думаешь? — Да потом напишешь. На большой земле и на свежую голову. Ну, рассказывай…
Он помассировал пальцами глаза, предательски слипавшиеся уже где-то последние сутки, и спросил:
— Сколько у меня времени до транспорта?
— Почти тридцать часов, — сразу же ответила Хельга не раздумывая, ведь этот вопрос был вполне ожидаем.
— Значит минут шестьсот поспать можно… Потом до точки доберусь и на борту додрыхну…
— Ну сколько можно в самом деле? Долго томить будешь?
— В общем так… Лагерь таки и правда необычный, судя по системе охраны. Близко подобраться я не смог, весь периметр датчиками защищён, да по округе внешние караулы… В общем, я там со Стражем столкнулся…
— Что?! — Хельга чуть не подскочила. — Да откуда это дерьмо здесь?
— Вот и я о том же… Улавливаешь?
— Улавливаю, — кивнула она.
— Страж не типичный. Никаких тебе гибридных штучек и киберимплантов. Из оружия: когти и челюсти, так сразу от зверя не отличишь…
— Охренеть… Даже если в таком варианте… Это ж технологическая база нужна…
— То-то и оно. Сдаётся мне, велика беда начала… — он запнулся, набил кашей рот, прожевал и выдал: — Похоже, лагерь бомбили.
— Как бомбили? Кто? Я же его координаты только после твоего выхода передала.
Кочевник ничего не сказал, предпочёв посмотреть, куда мысли Хельги её заведут.
— Однако с какой прытью в Светлоярске взялись, — рассудила она, — никаких проволочек… Но зачем бомбить?
— Вот, вот. Да и наши ли бомбили? Скорее уж раконцы…
— Они-то откуда узнали? Думаешь, с ними поделились? По-братски, так сказать…
— По-братски, — он вяло выдавил улыбку, — скажешь тоже… Но… всё может быть. Положение у них давно хреновенькое, с тех самых пор, как в войну ввязались. Северная группа армий к побережью прижата. ДБА* фактически простаивает из-за невозможности истребительного прикрытия. Ну а в пустошах сильного ПВО у Велгона нет… Его здесь… то есть там, — он махнул рукой за спину, — вообще почти нет. Потому-то дальникам вполне можно… Если выйти за шестьдесят вторую параллель, то наносить удары по таким вот объектам им вполне по плечу. Истребителей-то в пустошах не поставишь.
— Хм… Надо со стариком связаться… Придётся ждать очередного сеанса, — она раздражённо поджала губы. — Как же меня бесят эти глушилки!
Кочевник кивнул. Отсутствие стабильной связи с 'Реликтом' и как следствие с Красновым, Красевичем и Оракулом сильно затрудняло жизнь. Здесь в Пустошах велгонцы развернули посты РЭБ, охраняемые егерскими ротами. На кой чёрт всё это им нужно и в таких количествах пока оставалось не совсем ясно. Но неспроста они это затеяли, Кочевник готов был руку дать на отсечение, что в этих постах имелся какой-то потаённый смысл.
— Снимки объекта в подсумке возьмёшь, — кивнул он на полуоткрытый шкафчик. — Ценность их сомнительна, много я, конечно, не увидел. И ещё… По пути назад наткнулся на сбежавших с объекта. 'Наткнулся' — не совсем… не совсем правильно я сказал, скорее ощутил. Там вертолёт барражировал. Так вот, искал он, судя по всему, их.
— Повезло им, — Хельга пожала плечами. — Хорошо бы им в живых остаться. А ещё лучше сюда их. Ко мне…