Секунда — и моя фраза улеглась в ее сознании.
Широко открыв глаза, она отступила на шаг.
— Я?!
— Ваша лицензия все еще действует.
— Но я уже десятки лет не практиковала.
— Речь ведь не о трепанации черепа. Следить за давлением да за температурой. Вы запросто справитесь.
Гнев ее угас. Она почувствовала себя польщенной. Испугалась. Озадачилась. Чуть подумав, уставилась на меня исподлобья:
— Участвовать в этой пытке?
Я все еще компоновал следующий хитроумный аргумент, когда сзади раздалось:
— Ну что вы, ребята…
Голос Джейсона. Одна из особенностей этой марсианской процедуры. Вдруг, внезапно наступает просветление. И так же внезапно обрывается. Очевидно, Джейсону полегчало. Я обернулся.
Лицо его кривилось, он не вполне успешно попытался усесться. Но глаза ясные, глядят на мать:
— Почему бы тебе не помочь Тайлеру? Он знает, что делает. И я знаю, что он делает. А делает он все, что нужно.
Кэрол глядела на него:
— Но я… я не должна… То есть я не могу…
Она отвернулась и неуверенным шагом, придерживаясь за стенку, вышла.
Я остался с Джейсоном. Утром Кэрол вошла в спальню, хмурая, но трезвая, и предложила меня подменить. Джейсон провел мирную ночь, ухаживать за ним особой нужды не было, и я оставил его на попечение матери.
Я на двенадцать часов провалился в сон. Проснувшись, отправился проведать больного. Кэрол все еще сидела возле его кровати, держала Джейсона за руку и гладила его лоб с нежностью, которой я за ней прежде не замечал.
Фаза восстановления заняла полторы недели. Никаких «магических мгновений», никакого внезапного перехода. Периоды просветления удлинялись, давление крови вернулось почти к номиналу.
Перед выступлением Вана в ООН я перетащил обнаруженный в служебной половине «большого дома» портативный телевизор в спальню Джейсона. К нам присоединилась Кэрол, которая, кажется, вообще не верила в существование марсиан.
О присутствии на Земле посла Красной планеты объявили лишь в последнюю среду. Фото Ван Нго Вена появилось во всех газетах мира, по телевидению транслировали его проход по газону перед Белым домом в сопровождении лучезарного хозяина — действующего президента Соединенных Штатов. Белый дом объявил, что Ван прибыл, чтобы нам помочь, но что у марсиан нет готового решения проблемы «Спина» и что они ненамного больше нас знают о гипотетиках. Реакция публики оказалась не слишком оживленной.
И вот Ван выступает перед Советом Безопасности, подходит к трибуне, приспособленной к его росту.
— Глянь-ка, совсем кроха, — удивилась Кэрол.
— Этот кроха представляет цивилизацию, намного более древнюю, чем земная, — заметил Джейсон.
— Надо же. Я бы сказала, что он лигу лилипутов представляет.
Кадры ближнего плана восстановили достоинство инопланетного гостя. Опытные операторы умело подчеркивали его глаза и ловили ускользающую улыбку. Очень хорошо Ван говорил, мягко, негромко, совсем по-земному.
Ван знал — его подготовили к этому, — насколько невероятным кажется его появление на Земле среднему жителю планеты. Представляя его, Генеральный секретарь ООН заметил, покачав головой:
— Воистину, мы живем в век чудес.
На добротном англо-американском Ван поблагодарил землян за гостеприимство, рассказал о причинах своего появления и с любовью описал родную планету. Марс в его представлении хотя и непривычное для землян место, но весьма привлекательное, о котором приятно вспомнить; люди там дружелюбные, пейзаж живописный, хотя зимы и холодные в сравнении с земными.
— На Канаду, стало быть, смахивает, — сделала вывод Кэрол.
По основной теме Ван мало чего добавил. О гипотетиках марсианам тоже почти ничего не известно, они окружили Марс оболочкой, когда Ван летел на Землю, и марсиане перед ними так же беспомощны, как и жители Земли.
О мотивах, движущих гипотетиками, он тоже ничего не мог сказать. Этот интересующий всех вопрос обсуждался веками, но для решения его отсутствуют основные исходные посылки.
Ван подробнее остановился на том, что как Земля, так и Марс оказались в оболочках накануне глобальных катастроф:
— У нас, как и у вас, численность населения приближается к верхней возможной границе. Ваша экономика базируется на нефти, запасы которой подходят к концу. На Марсе нефти нет, но мы зависим от другого жизненно важного элемента, от атомарного азота. Он определяет развитие сельского хозяйства и налагает ограничения на численность населения. Мы справляемся несколько лучше вас, но лишь потому, что распознали проблему с самого начала. Обе наши планеты вплотную подошли к реальности промышленного и сельскохозяйственного краха, всеобщего экономического кризиса, голода, вымирания населения. Обе планеты попали в оболочки, едва не достигнув критической точки.
Возможно, гипотетики понимают нашу ситуацию и приняли ее во внимание, но мы можем это лишь предполагать. Нам неизвестно, чего они ожидают от нас и ожидают ли они от нас вообще чего-то. Пока непонятно, следует ли прогнозировать снятие «Спина». Мы не можем узнать этого, пока не получим достаточно информации о гипотетиках.
К счастью, — камера дала лицо Вана крупным планом, — существует способ сбора информации в межгалактическом масштабе. Я прибыл на вашу планету с конкретным предложением, которое уже обсуждал с президентом Гарландом, с избранным президентом Ломаксом и с рядом глав других государств Земли. — И Ван кратко остановился на сути проекта применения репликаторов. — Если повезет, мы узнаем, установили ли гипотетики контроль над другими мирами, узнаем о реакции этих миров, узнаем, что ожидает Землю.
Далее Ван развил репликаторный план несколько подробнее. Когда он упомянул облако Оорта и «автокаталитическую технологию с обратной связью», глаза Кэрол остекленели, она замотала головой.
Ван под аплодисменты ошеломленной публики покинул трибуну, медиагуру телевизионной сети тут же принялись кромсать, пережевывать, глотать, отрыгивать и снова пережевывать текст выступления гостя с Марса.
— Бррр, — Кэрол замотала головой. — Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Джейсон, что ты скажешь? Неужели это все правда?
— Как минимум, почти все. Насчет погоды на Марсе я в деталях не осведомлен.
— И мы действительно на грани катастрофы?
— Мы на грани катастрофы с того момента, как погасли звезды.
— Я имею в виду нефть и все такое. Если бы не «Спин», то народ бы с голоду вымер?
— Народ уже вымирает. Народ вымирает, потому что мы не в состоянии поддерживать семь миллиардов человек на уровне жизни Северной Америки без совершенного истощения ресурсов планеты. С цифрами не поспоришь. Да, все верно. Если «Спин» нас не убьет, то мы убьем себя сами.
— И… это как-то связано со «Спином»?
— Возможно. Но этого не знаем ни я, ни этот марсианин.
— Джейсон, ты надо мной потешаешься.
— Ничего подобного.
— Еще как потешаешься. Но я не обижаюсь. Я и вправду отстала от жизни. В газеты не заглядывала уж лет десять. Там того и гляди на твоего папашу нарвешься, глаза б мои на него не глядели. А по телевизору я только вечернюю драму смотрю. А там никаких марсиан. Я как Рип ван Винкль. Слишком долго проспала. И мир, в котором я проснулась, мне не нравится. Те его части, которые меня не пугают, — она махнула рукой на телеэкран, — поражают абсурдностью.
— Мы все Рип ван Винкли, — утешил ее Джейсон. — Всем нам пора бы проснуться.
Настроение Кэрол улучшалось одновременно с улучшением состояния Джейсона, она с интересом вникала в его историю, интересовалась прогнозом.
Я рассказал ей о его недуге, об атипичном рассеянном склерозе, в котором во времена, когда Кэрол получила диплом врача, еще никто толком не разобрался. Я вдавался в детали болезни Джейсона, чтобы увильнуть от описания цели процедур, свидетельницей которых она стала. Она этот мой маневр поняла и приняла. Главным для нее оставалось то, что кожные покровы Джейсона постепенно приходили в норму, что он чувствовал себя все лучше, а анализы крови, проведенные в лаборатории в Вашингтоне, не давали поводов для беспокойства.
О «Спине» она отказывалась говорить с каким-то религиозным упорством, очень не любила, когда мы с Джейсоном обсуждали всякие космические темы в ее присутствии. Я снова вспомнил рассказанный мне Дианой давнишний стишок о младенце, который не заметил, как его сожрал медведь.
Кэрол пожирало целое медвежье семейство, начиная с самого большого — «Спина», и кончая крохотным — молекулой этилового спирта. Похоже, что она могла бы позавидовать младенцу из стишка.
Диана позвонила мне на мобильник, пренебрегая домашним телефоном Кэрол. Произошло это через несколько дней после выступления Вана в Генассамблее ООН. Я очень удачно оказался в своей спальне, за Джейсоном присматривала Кэрол. Ноябрь выдался дождливым, разговор проходил под перестук капель дождя по оконным стеклам.
— Ты в «большом доме», — сообщила мне Диана.
— Кэрол сказала?
— Да. Я ей звоню раз в месяц. Образцовая дочь. Не всегда она, правда, достаточно трезва, чтобы говорить. Что с Джейсоном?
— Длинная история. Но ему намного лучше, беспокоиться не о чем.
— Мне такие заверения никогда не нравились.
— Понимаю. Но это правда. Опасность миновала.
— И это все, что ты мне можешь сказать?
— Пока что все, — подтвердил я и сменил тему: — Как там у вас с Саймоном? В прошлый раз ты говорила, что вас по судам таскают.
— Ничего хорошего. Мы уезжаем.
— Куда?
— Во всяком случае, из Финикса. Храм закрыт. Пока что временно закрыт. Ты об этом не слышал?
— Нет. — Откуда бы я узнал о каких-то неурядицах какого-то захолустного храма какой-то мелкой секты на Юго-Западе? Диана пообещала сообщить мне новый адрес, мы поговорили еще о чем-то, распрощались.
И в тот же вечер я услышал об их «Иорданском табернакле».
К нашему удивлению, Кэрол вдруг захотелось посмотреть последние новости. Джейсон, несмотря на общую слабость и усталость, тоже бодро глядел на экран, и мы высидели сорок минут международного бряцания оружием и дежурных улыбок высокопоставленных слуг разных народов. Сообщили и о том, что Ван Нго Вен прибыл в Бельгию для встреч в Брюсселе с важными шишками Евросоюза, отрадная новость прилетела из Узбекистана, где, наконец, удалось освободить от кольца блокады передовую базу морской пехоты США.
Затем программа перешла к СПАССА и израильскому молочному животноводству. Последовали драматические картины захоронения отбракованного скота. Бульдозеры заваливали землей громадные траншеи, заполненные убитыми животными и густо посыпанные негашеной известью.
Пять лет назад подобный сокрушительный удар получила японская мясоконсервная промышленность. Коровий СПАССА — синдром прогрессирующей атипичной сердечно-сосудистой атрофии — или, иначе, СПАССА копытных — поразил дюжину стран от Бразилии до Эфиопии. СПАССА представлял угрозу и для человека, но современными средствами его успешно лечили, и он представлял угрозу, по сути, лишь для населения стран третьего мира.
От израильских фермеров естественно было бы ожидать строгого соблюдения всех санитарных норм, поэтому вспышка Эпидемии застала всех врасплох. Еще более возмутительным выглядел тот факт, что первый случай заболевания указывал на источник из Соединенных Штатов, откуда нелегально поставили в Израиль оплодотворенные яйцеклетки.
В Штатах след привел к религиозному благотворительному фонду под названием «Слово ко всем сословиям» (СквС) со штаб-квартирой в промышленном парке под Цинциннати, в Огайо. Для какой надобности СквС занялся контрабандой коровьего семенного фонда в Израиль? Как выяснилось, с благотворительностью цели фонда не имели ничего общего. Через десяток подставных фирм следствие вышло на странный конгломерат церквей Судного Дня, Промысла Божия, Армагеддона и тому подобного, а также разномастных полумафиозных общественно-политических группировок. Одна из разделяемых ими библейских доктрин проистекала из книги Чисел (глава 19) и намеков в текстах от Матфея и к Тимофею. Согласно их верованию рождение в Израиле «рыжей телицы без порока и недостатка» станет предвестием Второго Пришествия Иисуса Христа и воцарения Его на земле.
Идея не нова. Иудеи-экстремисты в Израиле полагали, что «всесожжение» все той же телицы на Храмовой горе в Иерусалиме ознаменует пришествие Мессии. Последовали нападения на храм Скалы, одно из них нанесло ущерб мечети аль-Акса и чуть не развязало очередную полномасштабную войну на Ближнем Востоке. Израильское правительство вроде бы пыталось справиться с экстремистами, но смогло лишь загнать их в подполье.
Согласно новостям на Среднем Западе и Юго-Западе США СквС держал несколько скотоводческих хозяйств, телки которых рассматривались как воины предстоящего Армагеддона. Целью ставилось выведение кроваво-красной коровы, телицы из телиц, превосходящей все достигнутое в многочисленных прежних опытах.
Конспирация — основной закон всяких заговорщиков, и эти фермы успешно уклонялись как от федерального надзора, так и от соблюдения утвержденных правил содержания и кормления скота. Не сообщили они и о вспышке коровьего СПАССА, случившейся сразу через границу, в Ногалесе. Зараженные яйцеклетки отправились в Израиль, на одной из ферм Негев развились в особей сочной красно-рыжести, которые, однако, дружно пали жертвами респираторных расстройств чуть ли не сразу после рождения. Трупы тихонько закопали, однако избежать заражения не удалось. Инфекция распространилась на взрослое поголовье, не пощадив и нескольких работников ферм.
Новость для американской администрации, что и говорить, не сахарная. Федеральная администрация по контролю за лекарствами оповестила о пересмотре и ужесточении политики, департамент национальной безопасности арестовал счета СквС и устроил настоящую охоту на все замешанные в афере церкви и иные организации, группы, фирмы. Экран демонстрировал нам федеральных агентов, выносящих из разных помещений ящики с конфискованными документами, опечатывающих кабинеты и целые здания — в том числе и церковные.
Модератор упомянул ряд преступных группировок по именам.
Прозвучало и наименование «Иорданский табернакл».
Четыре миллиарда лет от Рождества Христова
На подъезде к Падангу мы сменили карету скорой помощи Ниджона на легковой автомобиль с водителем минанг и скоро оказались во дворе складской базы, зажатой между шоссе и побережьем. На обширной огороженной гравийной пустыне возвышались пять здоровенных ангаров, крытых листовым железом. Между ними под навесами серели укрытые полиэтиленовой пленкой горы цемента. С краю на подъездном пути ржавела одинокая железнодорожная цистерна. У самых ворот, в дощатом бараке, украшенном вывеской «Байюр форвардинг», разместилась контора.
Ина объяснила, что здесь находится одно из предприятий ее бывшего мужа. Его мы почти тут же увидели в приемной. Корпулентный господин, щеки-яблочки, канареечного цвета пиджачная пара — Джала смахивал на пивную кружку, оформленную в виде сидящего толстопуза. Бывшие супруги дружески обнялись, как и положено разведенной по взаимному согласию паре, после чего Джала пожал руку мне и нагнулся, чтобы обменяться с Эном солидным рукопожатием двух настоящих мужчин. Присутствующему персоналу Джала представил меня как импортера пальмового масла из Саффолка, вероятно, предназначая эту информацию для возможной передачи в какие-либо инстанции новых реформазов. Затем мы уселись в его семилетний BMW на топливном элементе и отправились на юг, к Телук-Байюру. Джала и Ина сидели впереди, мы с Эном сзади.
Телук-Байюр — порт к югу от Паданга, принимающий глубокосидящие морские суда. Здесь Джала делал деньги. Тридцать лет назад, рассказал он, Телук-Байюр был сонным перевалочным пунктом на берегу грязной мелкой лужи со скромными портовыми мощностями и вполне предсказуемым оборотом угля, нерафинированного пальмового масла и удобрений. Благодаря экономическому буму, вызванному реставрацией «нагари», и росту населения в Эпоху Арки, Телук-Байюр превратился в глубоководный порт с расширенным бассейном, современными причалами и таким множеством полагающихся подобному порту атрибутов, что даже столь живой и интересующийся новинками бизнесмен, как Джала, потерял счет всем здешним буксирам, пакгаузам, кранам, погрузчикам.