— Извините, не вполне.
— Спасибо за откровенность. Я объясню. Пастором я здесь стал уже после шума вокруг красной телицы, но в общине состою уже давно. Диану и Саймона тоже давно знаю. Я мог назвать их своими друзьями.
— А теперь?
— Хотелось бы верить, что мы по-прежнему друзья. Но лучше спросите об этом у них. Видите ли, доктор Дюпре, община нашей церкви немногочисленна, но история ее весьма неспокойна. Начали мы как дворовая община старомодных христиан Произволения Божия, к которым присоединилась горстка хиппи, осколков «Нового царства». Объединяющим мотивом служила истовая вера в неизбежность конца времен и искреннее стремление к христианскому братскому единению. Можете себе представить, как нелегко все эти люди притирались. Постоянные противоречия, раскол, поиски своих уголков в христианском учении, и доктринированность… Двое спорят до хрипоты, а остальным непонятно, из-за чего сыр-бор вспыхнул… Саймон же с Дианой объединились с группой закоренелых посттрибуляционистов, решивших подчинить себе общину. Это привело к политическим осложнениям, которые с мирской точки зрения можно было бы назвать и борьбой за власть.
— И в этой борьбе они потерпели поражение?
— Ни в коей мере. Они этой власти добились. На некоторое время, по крайней мере. Они радикализировали «Табернакл», постепенно превращая его в неудобную для большинства институцию. Один из наиболее активных оппонентов — Дэн Кондон. Он и установил связь с течением, споспешествующим Второму Пришествию с помощью всесожжения рыжей телицы. Что лично мне кажется явной натяжкой. Как будто Господь Саваоф, царь воинств небесных, станет дожидаться успеха каких-то ветеринаров, чтобы призвать верных под знамена веры.
Пастор Кобел поднес к губам чашку с кофе.
— Ну, в вопросах веры я не компетентен, — заверил его я.
— По телефону вы сказали, что Диана не контактирует с семьей.
— Да.
— У нее могут быть на это свои причины. Я раз видел ее отца по телевидению. Мне он показался устрашающим господином, резким и жестким.
— Но я не собираюсь ее похищать. Хочу лишь убедиться, что с ней все в порядке.
Снова чашка поднялась к губам. Глоток кофе. Задумчивый взгляд.
— Мне кажется, что с ней все в порядке. Надеюсь, что это так, во всяком случае. Но после скандала вся группа сочла за лучшее удалиться, замести следы.
Некоторых из них еще разыскивает ФБР, так что гостей они не любят.
— Но могут сделать исключение?
— Для некоторых делают исключение, но я не знаю, доктор Дюпре, входите ли вы в число этих некоторых.
— А если вы за меня походатайствуете?
Пастор Кобел заморгал. Оставил чашку и задумался.
Но вот он улыбнулся, подтянул к себе листок бумаги и написал на нем адрес, разъяснение пути.
— Почему бы и нет. Скажите им, что вы от пастора Боба. Но будьте осторожны.
Указания пастора Кобела оказались толковыми, и через несколько часов я уже подъезжал к ферме Дэна Кондона. Аккуратный двухэтажный дом возвышался среди поросшей кустарником долины. Рядом с домом я заметил большой амбар, или бывший амбар, ныне полуразвалившийся, и больше никаких построек не припомню. На лугу паслись какие-то не то коровы, не то быки.
Как только я остановился перед домом, с крыльца спустился крупный мужчина в комбинезоне, весом фунтов в двести пятьдесят, ступени под ним крякали. На физиономии окладистая борода и траурное выражение. Я опустил стекло.
— Частная собственность, шеф.
— Я приехал повидаться с Саймоном и Дианой.
К такому заявлению он явно оказался не готов.
— Они меня не ждут, но они меня знают.
— Приглашали, что ли? Мы тут гостей не очень жалуем.
— Пастор Боб Кобел не возражает против моего визита.
— Кгхм… Ы-ы…
— Он мне сказал, чтобы я заверил вас в своей полной безвредности.
— Кх… Пастор Боб… А-а… Кто вы такой?
Я сунул ему свою визитку. Он зажал ее в шарнирной лопате ладони и потопал обратно в дом.
Не вылезая из машины, я открыл окно напротив, позволив горячему ветру продуть машину. Солнце опустилось достаточно, чтобы изобразить солнечные часы с помощью столбов крыльца, тени которых заметно удлинились, прежде чем бородач-тяжеловес вернулся. Он вернул мне почти не помятую карточку.
— Саймон и Диана вас ждут. Извините за подозрительность. Меня зовут Сорли. — Я вылез из машины, и он сжал мою ладонь в своей лапе. — Аарон Сорли. Или просто брат Аарон.
Он распахнул вставленную в дверной проем скрипучую раму, затянутую сеткой от мух, провел меня в коридор. В доме, несмотря на жару, жизнь била ключом. Мимо нас, смеясь, пробежал ребенок в длинной рубашонке. Миновал дверь в кухню, где готовилась еда на немалое количество едоков: галлонные кастрюли на плите, гора наструганной капусты на разделочной доске, хлопочут две кухарки.
— Саймон и Диана наверху, в последней спальне, по коридору справа. Найдете.
Но искать не пришлось. Саймон встретил меня, едва я взошел на второй этаж.
Бывший богатый наследник осунулся, исхудал, выглядел изможденным. Неудивительно, ведь столько лет прошло со дня китайской атаки на станции гипотетиков, когда я видел его в последний раз. Конечно же, и он отметил произошедшие со мной изменения. Улыбка его осталась широкой и щедрой, такую мог бы использовать Голливуд, если бы Саймон поклонялся мамоне, а не Богу. Брат Саймон, в отличие от брата Аарона, рукопожатием не удовлетворился, а полез обниматься.
— Тайлер! Тайлер Дюпре! Добро пожаловать. Прошу прощения за брата Аарона, за его резкость. Гости к нам нечасто заворачивают, но в нашем гостеприимстве ты убедишься. Мы пригласили бы тебя, если бы знали, что есть у тебя возможность посетить нас.
— Чисто случайно. Я попал в Аризону…
— О, знаю, знаю. Новости до нас доходят. Ты сопровождаешь морщинистого черного человека. Ты его врач.
Он провел меня по коридору, довел до последней двери кремового цвета и открыл ее.
Комната оказалась обставленной удобно, хотя и несколько старомодно. В углу кровать под стеганым одеялом, большая и тоже с виду удобная, на окне желтые полосатые шторы, на дощатом полу небольшой ковер. У окна стул. На стуле Диана.
Рада тебя видеть, — сообщила она мне, как только я вошел. — Спасибо за то, что смог выкроить время для посещения. Надеюсь, на работе твое отсутствие не скажется.
— Да черт бы с ней, с работой. Никуда не убежит.
Как у вас дела?
Саймон пересек комнату, остановился рядом с Дианой, положил руку ей на плечо и застыл в таком положении.
— У нас все хорошо, — так же спокойно продолжила Диана. — Не процветаем, но перебиваемся. Для теперешних времен вовсе не плохо. Жаль, что мы не смогли поддерживать контакт, Тайлер. После скандала с церковью доверять миру вне нашего круга сложно. Ты, наверное, слышал о наших невзгодах.
— Хорошенькая каша заварилась, — вступил Саймон. — Агенты забрали компьютер и копир и не вернули. А ведь мы ничего общего с этой телячьей историей не имели. Мы лишь распространяли брошюры, а уж дело читающего, верить изложенному там или нет. Из-за этого нас таскали на допросы. Очевидно, в Америке Престона Ломакса это считается преступлением.
— Надеюсь, никого не арестовали?
— Нет, даже не угрожали.
— Но нервов истрепали достаточно, — добавила Диана.
— Понимаю, понимаю, — посочувствовал я. — Тут задумаешься о вещах, которые раньше считались обычными. Звонки, письма… Вам все еще приходится соблюдать осторожность, так?
— Да, конечно… Конечно… — закивали оба, ответив мне в один голос.
На Диане простое свободное платье, стянутое на поясе, на голове красно-белый платок, напоминающий домашний хиджаб. Лицо без косметики — да она в косметике и не нуждалась. Одевать ее в лохмотья — все равно что прятать прожектор под соломенной шляпой.
Я вдруг почувствовал острый голод, возбужденный одним ее видом. Нерациональный, неразумный голод. Удовольствие, которое я ощущал, глядя на нее, вызвало у меня стыд. Она просто сидела на обычном деревянном стуле, отводила глаза в сторону, глядела на меня, когда взгляды наши встречались, слегка розовела — а я как будто взмывал над полом.
Нелогично и несправедливо, подумал я. Несправедливо по отношению к ней, по отношению ко мне самому. Не стоило мне сюда приезжать.
— А как у тебя дела? — участливо справилась Диана. — Все еще с Джейсоном, как я понимаю. У него, надеюсь, все в порядке?
— У него все наилучшим образом. И от него большой привет.
Она улыбнулась:
— Ой, не верю. Не похоже на него.
— Он изменился.
— Неужто?
— О Джейсоне много толков, — снова ожил Саймон, по-прежнему державший свою мозолистую темную руку поверх светлой ткани ее платья. — О Джейсоне и о морщинистом человечке, который якобы прибыл с Марса.
— Не якобы. Он родился и вырос на Марсе.
Саймон несколько озадачился:
— Ну хорошо, я верю, раз ты это утверждаешь. Однако народ, как я уже сказал, толкует. Антихрист уже среди нас, он обладает влиянием, присматривается, выжидает, готовит заведомо обреченную войну. Поэтому ко всем заметным фигурам у нас пристально присматриваются. Я не разделяю мнения, что Ван Нго Вен Антихрист, но оно достаточно распространено. Ты с ним близко знаком, Тайлер?
— Иногда разговариваем. Насколько могу судить, для Антихриста у него амбиций не хватает.
Этот бы аргумент И-Ди Лоутону взять на вооружение, подумал я.
— Поэтому мы постоянно настороже, — продолжал Саймон. — Поэтому Диана остерегается поддерживать контакт с семьей.
— Из-за того, что Ван Нго Вен может оказаться Антихристом?
— Из-за того, что не хотим привлекать к себе внимания облеченных властью. В свете приближающегося конца времен.
Ну что на такое ответить? Я промолчал.
— Тайлер не один час провел за рулем, — вдруг вспомнила Диана. — Наверное, в горле пересохло.
Саймон вновь распространил улыбку на всю физиономию:
— О, да, освежить горло перед трапезой. У нас запасы газировки. «Горная роса»…
— Не откажусь.
Он снял, наконец, руку с Дианы и вышел. Диана настороженно прислушивалась, пока его шаги не затихли на лестнице, затем слегка склонила голову к плечу и всмотрелась в меня:
— Дальний путь проделал, Тайлер.
— Ну а как бы я иначе сюда попал.
— Да мог бы и не беспокоиться. Я здорова и счастлива, располагаю всем необходимым для жизни. Можешь передать это Джейсону. И Кэрол. И И-Ди, если его это интересует. В присмотре не нуждаюсь.
— Да я, в общем-то, вовсе не с надзорным визитом.
— Завернул по случаю, привет от родни передать?
— Что-то вроде этого. Рядом оказался.
— Мы не присоединились ни к какому культу. И я не в заточении.
— Что ж, рад за тебя.
— Но ты предполагал что-то подобное?
— Я же говорю: рад за тебя.
Она слегка повернула голову. В глазах заиграло закатное солнце.
— Извини. Ты меня застал врасплох. Раз — и вот вдруг ты перед глазами. Хорошо, что у тебя все ладится там, на востоке. У тебя ведь все нормально?
Меня понесло:
— Какое там нормально! Я в параличе! Во всяком случае, такой диагноз поставил твой почтенный папочка. И не только для меня, для тебя тоже. Все наше поколение в постспиновом параличе. Как только звезды погасли, так нас и разбил паралич. Мы так и не нашли себя после этого.
— Думаешь, он прав?
— Может быть, в его словах больше истины, чем любой из нас готов допустить. — В общем-то я вовсе не собирался этого говорить, но в любой момент мог впереться Саймон с бутылкой приторной пепсикольной замазки и задавить все своею стопудовой улыбкой. — Я смотрю на тебя и вижу все ту же девицу на ночной лужайке, в момент, когда погасли звезды. Никаких изменений, никакого развития. Так что И-Ди, пожалуй, прав. Двадцать пять лет коту под хвост. Пролетели — и никаких следов.
Диана реагировала молчанием. Теплый воздух играл прикрывавшей окно тканью, в комнате становилось темнее. Потом, тихо-тихо:
— Закрой дверь.
— Но это… покажется необычным.
— Закрой дверь, Тайлер. Я не хочу, чтобы меня услышали.
Что ж, я осторожно закрыл дверь. Она встала, подошла ко мне, взяла мои руки в свои. От ее рук исходила прохлада.
— Конец света слишком близок, чтобы лгать друг другу. Я, конечно, обязательно звонила бы, но здесь четыре семьи в доме и один стационарный телефон, так что всем сразу ясно, кто с кем перезванивается.
— Ну да, Саймон этого бы не допустил.
— Ничего подобного. Саймон бы это принял. Саймон принимает большинство моих привычек, даже капризов. Но лгать ему я не хочу. Не хочу нести такую ношу. И все же мне этих звонков не хватает, Тайлер. Эти звонки были отдушиной, связью с жизнью. Когда не было ни гроша, когда церковь трещала по швам, когда без видимой причины меня терзало одиночество… Звук твоего голоса был… как глоток свежего воздуха.
— Что ж, теперь обходишься без свежего воздуха?
— Теперь это было бы актом предательства. Проявлением неверности. — Она покачала головой, как бы пытаясь передать мне важную мысль. — Я знаю, что ты думаешь о «Спине». Я тоже об этом много думала. Иногда я представляю себе, что произошло бы с нами, если бы не нагрянул «Спин», как бы мы тогда жили. Мы, ты и я. — Она судорожно вздохнула, густо покраснела. — И если уж в том мире мне жить не суждено, то я хотя бы бросала в него взгляд раз-другой в месяц, звонила тебе, по-дружески беседовала о чем угодно, кроме конца света.
— Ты считаешь это предательством?
— Это и есть предательство. Я отдалась Саймону. Он муж мне в глазах Господа и мирского закона. Если выбор этот и не отличается мудростью, все же это мой выбор. Пусть я не такая добрая христианка, какой бы мне следовало быть, но я не утратила чувства долга, сознаю необходимость его выполнения, необходимость нести свой крест, даже если…
— Даже если что, Диана?
— Даже если это неприятно. И лучше бы нам не всматриваться в наши жизни слишком пристально.
— Я вовсе не хотел причинить тебе боль своим приездом.
— Понимаю. Но…
— Тогда я не буду задерживаться.
— Останься на ужин. Ради вежливости. — Она опустила руки и уперлась взглядом в пол под ногами. — Пока есть возможность, я тебе скажу еще кое-что. Объясню, что к чему. Я не разделяю всех убеждений Саймона. Если честно, то я не верю, что, когда миру придет конец, праведники поднимутся на небеса. Прости меня Господь, но мне это кажется полной ахинеей. Но что миру придет конец — в этом я не сомневаюсь. И конец этот близок. Конец нашим жизням. И…
— Диана…
— Нет, дай мне закончить. Дай признаться. Исповедаться. Значит, я верю в то, что миру конец. Я верю тому, что Джейсон сказал давным-давно, что однажды утром солнце вспухнет, запылает и сожрет нас всех. И я не хочу быть одинокой в то утро.
— Никто не хочет.
Кроме, может быть, Молли Сиграм, подумал я. Молли на пляже с бутылочкой пилюль. Молли и ей подобные. Что они, зря, что ли, бутылочками запасались…
— И я не останусь одна. Со мной будет Саймон. В чем я тебе признаюсь, Тайлер, за что я хочу попросить прощения… Когда я представляю себе тот день, я вижу себя с Саймоном.
Дверь шумно распахнулась. Саймон. С пустыми руками.
— Ужин уже на столе. И большой кувшин ледяного чая для жаждуших странников. Прошу вниз, присоединимся к трапезе.
— Спасибо, с удовольствием. — Я непринужденно улыбнулся.
В доме восемь взрослых. Пара Сорли, Дэн Кондон с женой, пара МакАйзеков, Саймон с Дианой. У Сорли трое детей, у МакАйзеков пятеро, так что за большим столом в комнате рядом с кухней уселось семнадцать человек. Рассаживались шумно, весело. Гул висел до того мгновения, когда «дядя Дэн» произнес благословение. В этот момент все ладони попарно сложились, все головы смиренно склонились.
Правил бал «дядя Дэн». Высокий, вида чуть не похоронного, чернобородый, некрасивый на декоративный линкольновский манер. Благословением своим он как-то умудрился напомнить присутствующим, что накормить странника — дело добродетельное, даже если странник этот приперся незваным, аминь.
По ходу застольного общения я выяснил, что брат Аарон Сорли второй в местной иерархии, возможно, решающий аргумент руководства в случае споров и недоразумений. Как Тедди МакАйзек, так и Саймон во всем уступали Сорли, но в рот при этом смотрели Кондону. Не пересолен ли суп? «Нет, как раз в меру», — выносил судьбоносное решение не кто-нибудь, а брат Кондон. А погода-то как разгулялась… «Ничего необычного для этих мест», — объявлял патриарх.