Да тут еще из водительской и пассажирской двери машины лихача вышли рослые мужчины восточной внешности, одетые в не по зимнему легкие ало-золотые одежды, и зашагали к водителю.
Тот резво рванул дверь и вышел тоже – идиоты могли повредить арендованную машину, а на улице разбираться проще. В сжатый кулак легла связка ключей.
И тут же отшатнулся, завидев в руках впереди идущего маленький топор с алой краской на лезвии.
«Только бы зеркало не срубил» – тоскливо пронеслась мысль, руки сами собой опустились, и водитель отшагнул в сторону, оборачиваясь в поисках помощи у притормозивших на светофоре машин.
Но соседи в потоке тоже видели топор, и рисковать не спешили.
– Эй, ты куда! – Все же грозно рявкнул водитель, стоило первому подошедшему открыть переднюю дверь машины и нагнуться к рулевой колонке.
Однако не успел он всерьез испугаться угона и уже от отчаяния напрыгнуть на неприятеля, как тот щелкнул кнопкой открывания багажника, выпрямился и в прежнем неспешном ритме к концу длинной машины – вслед за вторым, что успел его опередить.
– Вы чего, мужики. Там же покойный.
– Вы чего! – Уже лепетал он, стоило одному из странных мужиков выдвинуть гроб.
Тот поддел крышку гроба лезвием, откинул крышку. Оглянулся на стоящего подле него господина, дождался короткого кивка.
Коротко рубанул топор.
Мимо остолбенело стоящего водителя прошел мужчина, удерживая в одной руке топор, а в другой – за волосы, голову мертвого человека.
Кровь давно спустили медики, но сам вид…
К слову, голову перед машиной аккуратно убрали в плотный черный пакет и с поклоном передали невооруженному пассажиру.
Глава клана Аймара вернулся на свое место в машине. С добычей, как оно и должно быть.
– Поехали. – распорядился он на английском, стоило бойцу клана устроится за рулем.
Дождавшись, когда машина резко рванет с места, проносясь на ярко-красный под звуки клаксонов и визг чужих шин, а потом свернет на более спокойную улочку вечерней Москвы, Аймара Катари переложил пакет с головой бывшего советника князя Черниговского на колени сидевшего рядом переводчика.
– Это тебе. – Прокомментировал он оторопь и непонимание в глазах молодого белорусского специалиста.
Юноша сдуру заглянул внутрь и резко отшатнулся, чуть не отбросив пакет со всем его скорбным содержимым – но поймал взгляд Аймара и замер, испугавшись живого гораздо больше незнакомого ему мертвеца.
Как оно и должно быть.
– И ч-чо я должен с этим делать? – Переводчика от увиденного ощутимо затрясло.
Взгляд его уперся в потолочную обивку машины, но колени чувствовали ледяной холод, растекающийся от содержимого пакета по ногам. А руки так и вовсе свела судорога на сжатых у горловины пакета ладонях.
В ответ на панический вопрос последовал вполне спокойный и даже несколько недоуменный ответ – с ощутимым акцентом небольшого племени, оседлавшего все горы Южной Америки.
– Переводить.
Глава 6
Звук сообщения на телефоне резанул по нервам, в одно мгновение вырвав из объятий сна. Мало кто знал этот номер, и еще меньше из их числа стало бы беспокоить в момент первого за четыре дня отдыха. В темноте, созданной поздним вечером и зашторенными шторами, подсветка включившегося аппарата выделялась достаточно, чтобы не тратить время на поиски. Чуть большее время понадобилось, чтобы взгляд привык к яркости экрана и сфокусировался на тексте послания.
«Подо мной сломался стул. Что делать?». Артем.
Понимание написанного кое-как пробирались через волну адреналина и разогнанного сердцебиения, проталкиваясь сквозь строй надуманных мной предположений с неловкой грацией медведя, познакомившегося с мебелями Большого театра.
«Не подавай виду» – Я сосредоточенно набил ответное послание.
«И, кажется, слегка продавливается основание ложи».
А вот уже это сообщение было наполнено легкой паникой, хотя черный на белом шрифт вряд ли мог передавать эмоции. Но у Артема с ненадежными конструкциями особые отношения – начиная от льда на реке, который после восьмого класса отказался его выдерживать, завершая иными постройками без капитальных фундаментов. Оттого, собственно, он и предпочитает селиться на первых этажах – во всяком случае, не высоко падать. Вот уж у кого действительно кость широкая.
«Постарайся лечь и распределить нагрузку».
Некоторое время подождал развития ситуации, но потом все же с силой выдохнул и отложил сотовый в сторону. Неприятностей не случилось – а это одна из самых счастливых новостей.
Обернулся на другую сторону широкой кровати. Ники рядом не было.
Наверное, с этим Веней. Делает ему МРТ. Или УЗДГ.
Волна ревности поднялась из глубины души, подзуживая на агрессивные действия.
– Ты обещал рассказать, чем все закончится. – Тихо произнесли голосом Ники из темного угла комнаты, противоположного окну и постели.
Эмоции мигом унялись, сменившись толикой вины и признательности. А привыкший к полумраку взгляд выхватил силуэт девушки, сидящей в кресле.
Я молча потянулся за одеждой.
– Конечно, мы можем и дальше жить в больнице. Сойдем за пациентов, – последовал горький смешок. – Но как долго нам скрываться?
Дома ее ждала полиция, равно как и меня. Мачеха и сестра находились под охраной, но всякий раз задаваясь вопросом – а достаточно ли та надежна, чтобы противостоять возможностям имперского клана, Ника не могла не загонять себя в ловушку бесконечных сомнений и переживаний. И даже если защиты достаточно – то сколько им с нею жить?
Раньше она задавала эти вопросы себе. Сегодня не выдержала и спросила меня.
Вопросы и рассуждения продолжались все то время, пока я одевался. Иногда она срывались на обвинения, иногда сама выступала мне адвокатом, защищая, убеждая себя, что иначе быть не могло. Под конец винила во всем себя лично, запутавшись в причинах и следствиях. Все эмоции, до того скрывавшиеся в ней, сжатые самообладанием и волей до огромного напряжения, сейчас рванули во вне, обращенные в слова, тон голоса и тихий плач.
– Пойдем, – завершив одеваться, протянул я к ней открытую руку.
– Куда? – Тихо и бесцветно спросила Ника.
Еще немного – и что-то определенно надломилось бы внутри нее.
– Завершать. – Был я доброжелателен и уверен.
И мне поверили и не сорвались.
Суматоха, вызов машин, организация передвижения по городу, который в одночасье перестал быть дружелюбным и открытым, заняли около часа времени.
Но уже на исходе восьмого часа вечера мы стояли подле пустыря на Воскресенской улице – полкилометра в длину и полторы сотни метров в ширину ценнейшей земли в самом центре города, без единой постройки на ней.
За двадцать лет, прошедших со времен падения рода Борецких, пустырь успел разрастись кустарником, черные ветви которого выглядывали из-под снега. Более ничего не росло на мертвой земле.
Разве что рекламные баннеры вдоль дорог, сорняками возникающие на каждом незанятом пятачке столицы, пятнали своим присутствием усыпальницу и одно из последних напоминаний о великом роде Борецких, башня которых стояла тут – и была уничтожена, срыта до фундамента так, что ныне в ровном заснеженном рельефе не видно и напоминания о былом.
Рядом сжал ладони в кулаки Пашка – он тоже был тут. Нельзя, неуважительно не спросить хозяина и явиться на его территорию без спроса. Я это понимал, а вот владельцы рекламных конструкций и даже пара отчаянных людей, возведших на чужой земле гаражи – нет.
Пашка резко дернул ладонью, и порыв вечернего ветра резко взвыл до штормовых высот и обрушился на никем не званый самострой. В рев ветра вплелся стон металла и тревожное гудение бетонированой арматуры, шелест сметаемого снега и скрежет срываемых с места гаражей. То, что было рассчитано на борьбу со своенравной стихией, не справилось с волей человека – и рухнуло гнилыми деревьями, было сметено прочь с родовой земли.
Отчаянно засигналили с дороги; кто-то пораженно вскрикнул с пешеходных тротуаров от зрелища многотонных конструкций, убранных хозяином своих земель в сторону.
– Спасибо, что показал мне это. – Коротко кивнул мне Пашка, развернулся и злым шагом последовал к ожидавшим его машинам.
В одной из них ожидала его некая Го Дейю – и, как мне показалось, прибыл Пашка вовсе не посмотреть на пустырь Борецких и разрешить мне тут поиски. Скорее, он хотел кое-кого вернуть мне обратно – судя по страдальческой мине на его лице и толике скрытой обиды – словно у Артема, взявшего как-то на пару дней мою Брунгильду себе домой. И ведь каждый из них, в общем-то, не возражал по началу – скорее, наоборот… Но каждый узнал, что у кое-кого есть весьма суровый и непростой характер, который они изволят проявлять, когда меня нет рядом…
Во всяком случае, Пашка цел и не покусан.
– Куда сейчас? – Ежилась в куртке от недавнего ветра Ника, пряча ладони в рукава и глядя в темноту пустыря.
– Вниз. – Обозначил я направление.
– То есть, как – вниз?
– Надо копать. – Пожал я плечами.
– Опять копать! – Ворохнулось в девушке неожиданное и крайне агрессивное неприятие.
А взгляд, обращенный на меня, был весьма недобр.
– Не хочешь копать – не надо, – примирительно улыбнулся я. – Тогда копать буду я.
Сделал знак своей машине, тут же подъехавшей ближе, чтобы обеспечить доступ к багажнику.
Лопата там действительно была – добротная, с заточенной кромкой и эргономичным черенком.
– Недели за три справлюсь. – оценил я ее по весу и оглядел фронт работ.
– Хватит паясничать. – Буркнула Ника. – Что тебе от меня нужно?
– Да так, использую столичную фишку, – признался я. – Ничего не просить и ждать, пока мне сами захотят помочь.
– Я тут дольше живу, не выйдет. А еще холодно, – потопталась Ника с места на место.
– Хочешь, пальто свою дам? – Потянулся я к пуговицам.
– Говорю же – дольше, – хмыкнула она, отмахнувшись и, вроде как, перестав мерзнуть. – Говори, и мы обсудим, сколько это тебе будет стоить.
– Там, под слоем почвы, песок. – Сделал я паузу, чтобы девушка догадалась сама, а потом уже продолжил. – Было бы здорово, если бы его там не оказалось.
– «Пожалуйста».
– Пожалуйста, – вздохнул я.
– «Буду должен».
– Десять рублей за куб. И тут много кубов! Может, даже штрафы за сломанное метро оплатишь.
Хотя думал я вовсе не о торге. Равно, как полагаю, за легкой перебранкой прятала неуверенность в своем следующем шаге сама Ника.
Там, под землей, бывает много разного – забытого и того, что нужно было забыть. А когда речь заходит о месте, с падения которого начался обратный отсчет жизни целого клана…
Проблема в том, что у любой ценности есть хозяин. А все ценности Борецких принадлежали юноше в машине, что все еще стояла по другую сторону дороги.
– Там то, за что нам все простят? – Отвечая моим мыслям, Ника воровато оглянулась на кортеж с Борецким.
– Нет, – положил я лопату обратно, обернулся к девушке и добавил абсолютно честно. – Мы не станем оттуда ничего забирать. Кое-что оставлю я. Может, оставишь ты – тебе решать. И еще кое-что – для тех, кто приедет после того, как все начнется. – Посмотрел я на часы.
Ника внимательно смотрелась в мое лицо, сделав какие-то выводы для себя, и коротко кивнула, принимая решение.
Обернулась через левое плечо к пустырю и замерла. Просто замерла – без напряжения и призыва силы воли, что отразились бы гримасой и суровым прищуром взгляда. Словно в самом деле на прогулке, подустав от долгого маршрута, отдыхала, глядя в сумеречную темноту пустыря, и прислушивалась к шорохам снега, основательно растревоженного Павлом. Будто еще пара секунд – и мы пойдем дальше, в сторону от мрачноватого места, которому совсем не место в залитой светом столице.
Но мы оставались на месте, уже вместе вслушиваясь в шорохи – будто в звуки волн, необоримо налетающих на берег, к нашим ногам, а потом и дальше – чтобы забрать до рассвета часть суши. В шорохи вплелся мягкий шелест – то снежинки закружились небольшим вихрем, поднимаясь и опадая вновь, создавая все шире и шире кольца из танцующего снега на ветру.
Покуда земля ощутимо не дрогнула, и в новосозданный вихрь не вплелись целые ленты бледно-желтого песка, резко взметнувшиеся сразу на несколько метров ввысь.
Кажется, рядом взвыла полицейская сирена – художества Пашки не остались не замеченными стражами порядка. Может быть, прибыли сразу несколько солидного вида машин – у рекламных баннеров были владельцы.
Но и наше, и внимание всех людей вокруг занимал стремительно растущий смерч, в котором от снега остались только редкие белые полоски – и шорох с шелестом, поглотивший все звуки вокруг.
Сложно сказать, через какое время последняя песчинка, лежавшая над уцелевшими катакомбами Борецких, поднялась от земли. Но в огромном столбе над нами отчего-то виделся силуэт необоримой клановой башни, сегодня напомнившей о себе всей Москве.
Песок рассыпался над городом где-то на высоте в несколько сотен метров, безопасно разлетевшись над значительной площадью. Хотя, если представить, что власть над песком можно получить обратно, а в тот миг он был буквально на всем в многокилометровом радиусе – то на вопросы безопасности стоит взглянуть совсем иначе…
Отряхнув ворот от налипшего песка, я расстегнул пальто и выудил пустой прямоугольник бумаги. Как-то не подобрал еще правильных слов…
Подошел к молчаливо стоящим возле патрульной машины представителям закона. Вежливо попросил ручку. А получив искомое, задумался вновь. Огляделся вокруг, отметив неуверенно перетаптывающихся господ – владельцев сломанных щитов, у которых наверняка был солидный блат и крыша в префектуре. Обернулся на Нику, что вновь дрожала в своей курточке – то ли все-таки от холода, то ли от вида черного провала в земле, что наверняка напомнил ей место собственного плена. Бросил взгляд на машину с Пашкой, род которого разорили и растоптали, скинув на него собственную вину и обернув в рабов.
Черкнул одну строчку и сложил листок два раза, закрепив клипом ручки.
– Скоро приедут те, кто уполномочен с этим разбираться. Передадите им. – Оставил я его полиции.
После чего вернулся к невесте, аккуратно обнял и держал так, пока в ней не утихла дрожь.
– Нам идти туда? – Глухо уточнила Ника.
– Они оставили лестницу. – Указал я на ближнюю к нам сторону провала. – До того, как все засыпать. Хорошую, каменную. Не беспокойся, я хорошо подготовился.
И подтверждая это, вернулся к багажнику и выудил плотно набитый туристический рюкзак, из горловины которого выглядывал скатанный в валик теплый плед.
– Вот, на случай, если похолодает. – продемонстрировал я и с деловым видом накинул лямку на плечо.
Содержимое рюкзака предательски звякнуло стеклом о стекло.
– Та-ак, – протянула Ника тем тоном, который обычно бывал у нашего учителя по химии при сходном рюкзаке, принесенным на его урок, и аналогичном звуке.
– Емкости, – попытался отмахнуться я и пройти мимо.
– Что там у тебя? – Заступила она дорогу.
– Припасы. Вон, смотри, там Пашка вышел с бизнесменами пообщаться.
У Пашки было действительно много вопросов, а те отчего-то напрасно не боялись юношу и не спешили убегать.
– Открывай.
– Спустимся – откроем. Там и фонарик есть.
Затем оценил степень упрямства и аккуратно положил рюкзак на землю, ослабив завязки.
Ника мигом присела рядом и заглянула внутрь.
– Две бутылки вина, – констатировала она и мрачно посмотрела на меня.
– Для обеззараживания проточной и талой воды. Рецепт еще с древнего Рима! Вдруг мы там застрянем. – Постарался быть я убедителен.
– Сыр, нарезанный. – Быстро перебирала она содержимое.
– С долгим сроком хранения.
– Шоколад.
– Высококалорийный продукт.
– Свечи.
– Это для определения угарного газа в тоннелях и шахтах. Потухнет свеча – дышать нельзя. – Бодро отвечал я.
– Канделябр.
– Оружие ближнего боя.
– Спальный мешок. Один.
– Первый спит, второй – дежурит.
– Так, мы туда зачем вообще идем, а? – Смотрела на меня невеста с подозрением.