— Подумать только, имея всего лишь одно орудие, они сумели захватить такого красавца, — не без восхищения произнесла Катя, рассматривая два винтовых парусника, пристроившиеся у причала.
— Ладное суденышко, — окинув «Газель» придирчивым взглядом, произнесла Москаленко.
Поднесла к глазам бинокль и начала рассматривать его. Причем не просто так, а по поводу. Как впрочем и в гавани Линьола они оказались вовсе не случайно, хотя все вроде бы и выглядело именно так.
Ее привлекла статья о смелом и решительном русском судовладельце, профессоре Проскурине. Переживая сложные жизненные перипетии он приобрел шхуну и отправился в морское путешествие. Оказавшись гостем баронессы Линьолы, как и подобает настоящему дворянину он принял деятельное участие в обороне ее владений от нападения пиратов. Не остановившись на этом, он оформил каперский патент и нанес ответный удар, захватив американского капера.
Правда, больше всего ее привлекло не это, а то обстоятельство, что капитаном «Газели» был не безызвестный в их краях Рыченков. В бытность свою лихой разбойник Гвоздь. А еще капитан небольшого пароходика, на котором Борис служил кочегаром. Ну и такая деталь, как очередной вернисаж неизвестного одаренного Некто, на острове Гранада.
Все сходилось в одной точке. Поэтому она приказала капитану брать курс в эти края. Чему тот ничуть не удивился. В конце концов они ведь просто путешествуют. Ну надоела барышням экзотика тропиков, так чему тут удивляться.
Осмотр обоих судов с помощью оптики результатов не дал. Среди снующих по палубам она не заметила ни одной знакомой фигуры. Единственно отметила, что «Газель» приспособлена для перевозки пассажиров или длительных путешествий. Об этом свидетельствовала надстройка занимавшая практически на всю палубу.
— Ну, я бы не назвала пушку Дубинина орудием. Скорее уж пушченка. Но со своей задачей она справляется. И кстати, для каперов куда предпочтительней, чем те семидесятипятимиллиметровые орудия, что установлены на «Диане», — после краткого осмотра произнесла Москаленко, передавая театральный бинокль служанке.
— Отчего же? Большая дальность и мощный заряд в снаряде.
— Какова цель капера, дорогая?
— Это очевидно. Захват судов.
— И чем меньше пострадает приз, тем выше его цена. Снаряды пушки Дубинина зачастую не в состоянии справиться с досками палубы, а значит не наносят разрушений, зато дают осколки, которые поражают команду. Орудия Армстронга уже больше годятся для разрушения. А потому куда предпочтительней для торговцев, желающих защититься от нападения, — делая приглашающий жест в сторону трапа, произнесла Москаленко.
— Хм. Пожалуй ты права, — согласилась девушка.
Прием у баронессы не отличался ничем необычным. Она выразила искреннюю надежду, что посещение ее острова оставит у путешественниц самое благоприятное впечатление. Сообщила о том, что у нее гостят их соотечественники, с которыми у них сложились самые благоприятные отношения, и к взаимной выгоде. А так же выразила надежду, что вечером они непременно почтут своим присутствием ее вечерний прием.
Так как Екатерина Георгиевна являлась боярышней, Эмилия не могла не предложить ей остановиться в своем доме. Однако та предпочла отказаться, решив остаться на своей яхте, где все было привычно и устроено к ее удобству.
Простившись с баронессой девушки направились в гости к своим соотечественникам. В их планы не входило сваливаться как снег на голову. Поэтому Москаленко предварительно отправила на «Газель» слугу, с тем чтобы тот узнал, будет ли готов господин Проскурин принять гостей на борту своей яхты. Тот конечно же ответил согласием. Тем более, что был знаком с ней знаком.
— Елизавета Петровна, сколько лет, — распростер он объятия своей старой знакомой, встречая гостей у трапа.
— Ах, не напоминайте мне об этом. Страшно подумать, — игриво произнесла Москаленко, протягивая ручку для поцелуя.
— Вы как всегда неотразимы, и весьма помолодели.
— А вы, как я погляжу не торопитесь. Но и выглядите молодцом.
— Это все благодаря моей Капитолине Сергеевне, — и не подумал замалчивать профессор.
Такой уж человек. Горевать, так до дна, радоваться так до небес, любить, так всем сердцем и нараспашку.
— И где же дама вашего сердца? — гостья повела взором вокруг.
— Стесняется. Забаррикадировалась на камбузе и твердит что это не ей встречать господ, — беззаботно произнес профессор.
— Весьма занятная особа. Непременно познакомлюсь с ней. Та, что вернула к жизни такого человека как вы, Павел Александрович достойна всяческого уважения, невзирая на происхождение.
— Не стоит преувеличивать мою значимость, Елизавета Петровна.
— Скромность вам к лицу, только не переусердствуйте в этом. Позвольте представить мою подопечную, боярышню Яковенкову Екатерину Георгиевну.
— Очень приятно, — протягивая ручку, произнесла девушка.
При этом Катя вся лучилась, словно это она повстречала своего давнего знакомого. Ее ничуть не задело и не смутило то, что о ней на какое-то время попросту забыли. Всегда приятно наблюдать за подобными теплыми встречами.
Обрести второе возрождение возможно только с получением высшего образования и никак иначе. Поэтому дворянские девушки неизменно поступают в институты благородных девиц. Это, так сказать, жизненная необходимость.
Так уж вышло, что Москаленко проходила обучение в Голубицке и одним из преподавателей был как раз Проскурин. Если судить по рассказам самой Елизаветы Петровны, она, как и многие воспитанницы, была влюблена в своего учителя. Они даже оспаривали его друг у друга, ссорились и строили козни. А тот даже не подозревал об этом, будучи влюбленным в свою супругу.
Встречались они и после ее выпуска и тогда она призналась ему во всем. Не преминула предупредить и его жену, что пока тот преподает в женском заведении, та рискует проиграть соперничество с молодыми козочками. Разумеется шутя. Но судя по тому, как та тогда вцепилась в руку мужа, сама того не желая, задела ее за живое. Потом в приватной беседе пришлось рассыпаться в извинениях, уж больно не хотелось расстраивать достойную женщину.
Обед был великолепен. Москаленко не желая слушать никаких возражений потребовала, чтобы один из матросов проводил ее на камбуз. Она желала лично засвидетельствовать свою благодарность той, кто приготовил все эти яства. Проскурин пытался было возразить, но та, в привычной совей манере, ничего не желала слушать.
— Так вот вы какая, Капитолина Сергеевна, — встав в дверях, произнесла Москаленко.
Миловидная, в теле, но не толстая, что говорится, кровь с молоком, открытое лицо с виноватым и растерянным выражением. Не молода, но все еще в соку. Испытывая неловкость женщина мяла фартук, своими натруженными и сильными руками.
— Здравия вам, барыня, — поздоровалась женщина, не зная как себя вести.
— Не стоит меня так смущаться, Капитолина Сергеевна. Многие пытались вытянуть Павла Александровича из той пропасти в которую он сам себя загонял. И я не исключение. Но удалось это только вам. И я пришла сюда только ради того, чтобы поблагодарить вас за это.
— Так, за что благодарить-то. Я ить ничего и не сделала, — растеряно произнесла женщина.
— За то, что вы есть, Капитолина Сергеевна. И да, неужели этот бирюк не позвал вас замуж.
— Как же, звал. Только, я не схотела.
— Почему?
— Я готова быть подле него, служить ему, заботиться о нем, но под венец не пойду.
— Отчего так?
— Не могу.
— Ну, как видно у тебя есть на то причины. Еще раз прими мою благодарность и мои искренние пожелания личного счастья.
Москаленко развернулась и направилась на выход. Правда пошла не тем путем, каким ее провел матрос, а обходя судно и удивляясь тому, как тут все устроено. Рядом с кают-компанией находились учебные классы, где сейчас как раз проходили занятия. Что было видно через окна.
Ничего удивительного в том, что на обед не пригласили преподавателей. Общество сословное и если те не дворяне, то и удивляться нечему. Как вполне объяснимо и отсутствие за столом капитана с офицерами, которые на подобных судах вовсе не обязательно должны быть благородного сословия. Хозяин мог сидеть с ними за одним столом, но усаживая их вместе с гостями, он тем самым проявлял неуважение к ним. Это не было проблемой, если они были давними знакомыми и у тех не возникало по этому поводу предубеждений.
Два окна привлекли внимание Москаленко, так как оказались наглухо занавешены. С чего бы это? Оно конечно можно и не задаваться этим вопросом, ну мало ли на то причин. Если бы она не желал найти одного молодого человека, который непременно должен был быть тут. Не мог не быть.
Влекомая любопытством она открыла дверь и вошла в помещение, ярко освещенное множеством ацетиленовых фонарей с зеркальными отражателями. Два мольберта, стены увешанные картинами. Причем написанными искусной рукой. И мало того, весьма поднаторевшей в своем мастерстве. Она не побоится сказать, эти работы превосходили приобретенную ею на голову.
— Здравствуй Боренька, — продолжая рассматривать картины, непринужденно поздоровалась она.
С момент ее появления, Измайлов замер как соляной столб, с палитрой и кистью в руках. На его лице замерло выражение удивления и растерянности.
— Здравствуйте, Елизавета Петровна, — все еще пребывая в раздрае, поздоровался он.
— Если хотел спрятаться, нужно было запирать двери.
— Вообще-то, воспитанные девушки не позволяют себе вламываться в помещения, где занавешены окна, — наконец совладал с собой он.
— Забыл о чем я тебе говорила? Первая моя молодость была достаточно бурной. Нет, не, да аукнется. Вот и сую свой нос, порой куда не следует.
— Это точно.
— Боря, не дерзи, — подходя к нему и бросая взгляд на мольберт произнесла она. — Господи, жуть какая.
Это было только самое начало. Наносился только первый слой красок. Но даже сейчас уже проступали ужас и напряжение подводной схватки человека и большой белой акулы. Акваланг, Борис конечно же рисовать не стал.
— Надеюсь, что мне удастся передать все мои чувства, — набрасывая на холст покрывало произнес он.
— А я в это верю, Боря. Итак, моя догадка была верной и ты одаренный. Скажи дружок, это твоя шхуна?
— Моя.
— Почему-то я так и думала. Проскурин тоже твоя работа?
— Рыченкова и Носова.
— Носов?
— Наш механик.
— Вы вместе ходили на «Стриже».
— Да.
— А Капитолина Сергеевна?
— На сегодняшний день она смысл жизни Павла Александровича. Это все, что нужно знать.
— Согласна. Тогда поговорим о тебе.
— Обо мне?
— Боря, тот факт, что ты одаренный, меняет многое.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул он.
— Дурак ты, и уши у тебя холодные, — покачала она головой. — Я имею ввиду тебя и Катю.
— Вот оно что. Стало быть, теперь дворняга может себе позволить приблизиться к пудельку, — хмыкнув, заметил он.
— А вот язвить не надо. Если бы ты мне в прошлый раз сказал, что являешься одаренным, то все было бы иначе. Я не стала бы противиться вашему общению, потому что в этом случае у них есть будущее.
— Хотите заполучить меня для вашего боярина.
— Не хочу, чтобы Катя страдала. Она теперь не просто моя воспитанница. Так уж вышло, что мы стали подругами. А еще, она тебе не равнодушна, иначе ты не прятался бы по темным углам.
— И что теперь? Рассказали ей, как вы во мне ошибались и на самом деле я весь из себя хороший?
— Тут тебе придется разбираться самому. Единственно, я могу помочь.
— Как?
— Я тебя усыновлю. И тогда разделяющая вас пропасть попросту исчезнет. Ну, а дальше уже сам.
— Усыновите? Вы?
— Да. А что такого? Тебе претит столь молоденькая мачеха? — кокетливо поправив прическу под шляпкой, произнесла она.
— Просто поражаюсь вашей наглости. То есть, я тут как заяц закладываю петли, чтобы не угодить ни в чьи лапы. И тут появляетесь вы и я весело повизгивая позволю посадить себя на цепь. Вы действительно полагаете, что я не понимал всего того, что вы мне тут рассказали. Только и клетка, она и рядом с Катей клетка и есть.
— Ты сейчас о чем? — легонько тряхнув головой, недоумевающе поинтересовалась она.
— Я не собираюсь становиться вассалом Яковенкова, даже если он при этом станет моим тестем.
— А разве я тебе предлагала это?
— А что же тогда?
— Если я решу тебя усыновить, то Георгий Иванович не станет противится этому. На том простом основании, что слишком давно знает меня и доверяет мне. Мало того, если вдруг возникнут сложности при дворе, он еще и будет отстаивать это мое право. А что до вассалитета. Даю тебе слово чести, что став родовичем ты получишь права вольного дворянина. Разумеется это наложит на тебя некоторые обязанности. Дворяне не могут жить на особицу. Ты будешь проходить по мобилизационным спискам Яковенковского и в случае войны явишься на сборный пункт, дабы получить назначение.
— И это все?
— Налоги. Десятая часть от всей прибыли, избыточного и свободного опыта.
Что касается финансов, то тут есть разные варианты. До уровня современников Бориса им еще далеко, так что укрыть доходы не так чтобы и сложно. Если конечно есть желание рисковать. Все же спрос тут куда серьезней и местные чиновники не проявляют особой охоты иди на сговор. Чревато, серьезными неприятностями. Опять же, многие из них дают вассальную присягу. А тут уж юлить, себе дороже.
А вот с опытом вообще никаких вариантов. Весь он проходит по Сути и его движение проверяется на раз-два. Борис и не знал бы этого. Но когда хотел было залить весь опыт в Проскурина, тот сразу предупредил, что должен будет отдать десятину боярину Голубицкому. Что в планы Измайлова совершенно не входило. Поэтому распределяли его между Рыченковым и Носовым. А перед их первым посещением Альборана все залили в механика.
— То есть вот так просто, только чтобы окрутить меня Екатериной Георгиевной ради нашего счастья? — хмыкнул Борис.
— Ну зачем же просто. Будет еще условие.
Глава 15
Диверсия
Опять Альборан. Только на этот раз компанию ему составляет не Рыченков, а Травкин и один из матросов, неизменный Ганин. Григорий не на шутку возбудился, когда узнал о планах Бориса. Что и говорить, общего у них было предостаточно. У обоих шило в известном месте. Поэтому намерение изрядно пощипать американских каперов, да еще и при столь оригинальном подходе не могла его не заинтересовать.
— Ну и как тебе? — поинтересовался Измайлов, поведя рукой вокруг.
— Впечатляет. Вот так сразу и не скажешь, что это по сути всего лишь клочок суши.
Что и говорить, остров и впрямь не впечатлял, всего лишь два с половиной на полтора километра по самым отдаленным точкам. Зато гавань могла соперничать если не с крупными, то со средними портами. Один и два на километр. Для того чтобы замкнуть периметр использовались несколько скал возвышающихся из моря, и насыпной мол. Вообще-то непосильная задача для барона одиночки. Так что, британские ушки торчали тут с самого начала.
В дальней, северной части гавани на якоре стоят два новейших британских крейсера, несущих службу стационеров. Остальные находятся в море. Всего же тут базируется отряд из шести крейсеров. Отряд не постоянный, его состав все время претерпевает ротацию. Но число боевых вымпелов всегда неизменно. Этого вполне достаточно, для демонстрации присутствия. Да и сила серьезная, чего уж там.
В остальном хватает разномастных кораблей, как деревянных, так и стальных. Каперы их призы, торговцы. Немалую часть острова занимают склады, где хранятся изъятые грузы самого различного назначения. Каперы ведь хватают и тащат в свое логово все подряд. К слову, вот этот островок серьезно парализует торговый операции Испанских архипелагов, действуя не только на окраинах, но порой забираясь и в их глубину.
У причальных стенок мест практически нет. Но там стоят только суда под погрузкой, разгрузкой или для принятия на борт необходимых припасов. Иной причины попросту нет. Все остальные суда стоят прямо на рейде. Причем ни как придется. Во всем чувствуется определенная упорядоченность.
Имеется и небольшая отдельная марина для маломерных судов. Баронство не лишено постоянного населения, а они тяги к морским прогулкам в прибрежных водах. Захаживают сюда и путешественники.
Стараниями британских писателей и публицистов облик корсаров и каперов овеян ореолом славы и романтики. Молодое поколение зачитывается похождениями бравого капитана Блада, Черной Бороды и иже с ними. Головокружительными приключениями их современника бравого капера, капитана Плюма.