— Вероятно, она сбежала из дома, — сказала мама, — как девочки иногда делают. Скорее всего, вернется через день-другой.
Мае сказала, что надо постараться запастись «пикардо» на дорогу домой, поскольку на нашем пути вряд ли попадутся места, где он продается. Состав «пикардо» (изготовители тщательно оберегали тайну его ингредиентов) помогал нам обходиться без крови.
Мы прошли пешком несколько кварталов до винного магазина. Продавец обтер поданную ему мае бутылку.
— На этот напиток спрос невелик, — сказал он. — Вот что я вам скажу… Я сделаю вам скидку, если вы возьмете две.
— Спасибо. — Мае положила деньги на прилавок.
Он обтер от пыли вторую бутылку.
— Повезло вам сегодня, — сказал он.
— Мы невезучие, — сказала я.
Слова и тревога постепенно поднимались во мне. Я могла бы брякнуть еще что-нибудь, но мае сказала:
— Может, подождешь на улице?
Поэтому я стояла у дверей магазина, пока она переговаривалась с владельцем. В припаркованной машине сидели трое подростков, споря, кто из них пойдет внутрь и попробует купить бутылку водки. Я отметила их краем глаза, просто как незначащую деталь пейзажа. Один из них вылез из машины, хлопнув дверью.
Я вспоминала голос Мисти по телефону в тот вечер, легкую протяжность, отличавшую слова длиной более одного слога и пропадавшую, когда она оживлялась. Почему она не сказала мне, если собиралась сбежать?
— Ари?
Один из сидевших в машине мальчиков дважды произнес мое имя.
Я узнала этот голос.
— Майкл?
Он вылез из машины. Он был тоньше, чем я помнила, но в остальном такой же: длинные волосы, темные глаза, темная одежда. Я смотрела на его губы и думала о нашем первом поцелуе. Это случалось прошлым летом, на фейерверке. Я видела отражение фонтана красных хризантем в его глазах, когда он целовал меня.
— Не верится, что это ты, — сказал он.
— Это я.
— Как давно ты в городе?
У него за спиной кто-то открыл дверцу машины и вышел — высокое создание с короткой стрижкой. Я затруднилась определить, мальчик это или девочка.
— Два дня. Мы завтра уезжаем.
— Что ж ты мне не сказала?
С минуту мы молчали. Потом я сказала:
— Ты не изменился.
— Изменился, — возразил он, — Я теперь вампир. — На фигуру у него за спиной упал свет витрины. Это была девушка, и она ревновала.
Из магазина с большим бумажным пакетом вышла мае.
— Это моя мама, — сказала я и сообщила мае: — Это мой друг Майкл.
Все это время я думала, является ли он одним из нас.
Вам наверное интересно, как вампиры узнают друг друга.
Имеется несколько показателей. Отбрасывает ли он тень? Подвержен ли солнечным ожогам? (Ультрафиолетовые лучи обжигают нашу кожу в тысячу раз быстрее, чем кожу смертных.)
Разумеется, ни один из этих пунктов не проверишь ночью. Прочие более субъективны. Я упоминала выше, что у вампиров прохладная кожа, они не потеют и не пахнут. Смертные, особенно те, кто ест мясо, обладают отчетливым сладковато-соленым запахом, которые не заглушить никаким дезодорантом. Поскольку мы тщательно следим за своим питанием, большинство из наших отличаются стройностью. Ходят байки про колонистов, которые обжираются красным мясом, но, по-моему, это пустые россказни.
Многие вампиры, в том числе и мой отец, страдают от периодического синдрома сенсорной перегрузки (ССП). Искусственный и солнечный свет, а также сложные узоры, чрезмерно раздражающие зрительный нерв, могут вызвать головокружение, панику и тошноту.
Поскольку большинству вампиров известно о ССП, они из уважения к остальным стараются избегать одежды с узорами, особенно в пейсли, гусиную лапку и горошек. И большинство из нас отличается повышенной чувствительностью к звукам, запахам и фактуре. Вот почему мы избегаем оп-арта[4], не включаем музыку громко, ходим на рок-концерты с затычками в ушах, не пользуемся духами, а наждачная бумага и ковры с грубым ворсом нас нервируют.
Мама рассказывала мне, что приступы головокружения возникают у вампиров не только от высоты или потери равновесия, но и в замкнутых пространствах, где присутствуют спиральные или лабиринтоподобные конструкции.
Не имея возможности проверить восприимчивость к этим факторам, мы полагаемся на интуицию и наблюдение. Насколько тщательно построены фразы? Присущ ли объекту негромкий, музыкальный голос? Поскольку эти особенности ассоциируются у нас с собратьями-вампирами, мы совершаем ту же ошибку, что и смертные: судим друг о друге по стереотипам, набору устойчивых параметров.
Мае пригласила Майкла выпить с нами в отеле, и, когда он согласился, у меня отлегло от сердца. Таким образом, мне представлялся шанс выяснить, что он собой представляет.
Бармен терял от мамы голову.
Мы с Майклом сидели в плетеных креслах с высокими спинками на застекленной веранде бара — прелестном месте с высокими фикусами и мерцающими на каждом столике свечами. Мае задержалась у стойки, пытаясь сделать заказ, но бармену хотелось флиртовать с ней. И она его не останавливала.
Половина моего внимания была прикована к ней, половина к Майклу. Насколько я могла судить, вампиром он не был. Голос у него был достаточно низкий, и он думал, прежде чем высказаться. Но фактура его мыслей отличалась от той, что была присуща мыслям мамы, папы и Дашай — вампиров, которых я знала лучше всего. У него мысли были редкие, растрепанные и мягкие, а у них более плотные, даже в момент возбуждения или растерянности.
— Я все собирался тебе позвонить. — Майкл тоже наблюдал за моей мамой и думал, какая она красивая.
«Почему она не носит обручального кольца? — вдруг подумала я. — В конце концов, она до сих пор замужем».
Майкл посмотрел на меня. В его карих глазах появилось незнакомое, покорное выражение.
— Ты принимаешь наркотики? — спросила я, радуясь, что никто не сидит с нами рядом.
— Ну да. — Он улыбнулся. — Я ж говорил тебе, я теперь вампир.
Я заметила, что он слегка вспотел. «Нет, ты не вампир», — подумала я.
— Ты не пробовала «В»? — Голос у него слегка дрожал.
— «В» — это?..
— Валланиум. Наркотик, который делает тебя вампиром. — Майкл обеими руками откинул за спину длинные волосы. — Ари, это потрясающе. Принимаешь по две в день и живешь вечно.
— Оно в таблетках?
Он сунул руку в карман рубашки и извлек черную коробочку, как из-под фотопленки. Затем отщелкнул крышку и вытряхнул на ладонь две темно-красные таблетки.
— Хочешь попробовать? Приход классный, как от травы, но если с водкой — такие глюки ловишь… — Он покачал головой. — Трудно объяснить.
— Они дорогие? — Я смотрела на капсулы. На каждой красовалась крохотная буковка «В».
— Ага. Но я теперь работаю. В школу больше не хожу, работаю на складе в «Олмарте»[5].
Бармен наконец принялся разливать напитки.
— Может, и попробую, попозже, — ответила я. — Если хочешь, я куплю их у тебя.
Он замотал головой.
— Нет, они классные. Ты обязательно должна их попробовать. — Он протянул мне две таблетки, которые я сунула в карман джинсов. — Уверен, ты сможешь найти дилера во Флориде, — продолжал он. — Все мои знакомые сидят на «В».
— Убери их, пока мама не вернулась. — Она уже расплачивалась.
Он сунул коробочку обратно в карман рубашки.
Мама поставила поднос с напитками на столик: два стакана «пикардо» и один с колой. Майкл был разочарован.
— Что ты пьешь?
— Это называется «пикардо». Хочешь попробовать?
Мае бросила на меня вопросительный взгляд. «Потом расскажу», — мысленно ответила ей я.
Красный стакан сиял в свете свечей. Майкл поднес его к губам, пригубил и закашлялся.
«Извини, друг, — подумала я, — но ты напрочь не один из нас».
Мама все говорила правильно. Вопрос о Кэтлин она подняла настолько тактично, что Майкл не расстроился. А может, это «В» помогал ему держать эмоции под контролем.
— Маме пришлось тяжелее всех, — рассказывал он. — Она сидит на антидепрессантах и от этого как пришибленная. По крайней мере, теперь она хоть из дому выходит. А то месяцами лежала в постели.
— А кто это сделал, так и не выяснили? — Мамин голос звучал умиротворяюще.
— Нет, хотя некоторое время думали, что к этому могли быть причастны Ари с отцом. — Он взглянул на меня. — Ты знала об этом.
— Агент ФБР даже до Флориды добрался, — сказала я.
— Люди по-прежнему считают странным, что ты покинула город после убийства. — В голове у него роились смутные подозрения.
— Я бы никогда ничего подобного не сделала, — сказала я. — И он тоже.
— Я знаю. Да, мне было грустно узнать, что он умер.
Мае резко сменила тему. Она спросила Майкла о его планах по части колледжа, а он пространно и в самых расплывчатых выражениях объяснил, почему таковых у него не имеется.
Когда Майкл ушел, рассыпавшись в обещаниях оставаться на связи, которые, как мы все понимали, так и останутся невыполненными, мы с мамой сидели за столиком и говорили о вещах, которых раньше касаться было нельзя.
— Разве он не заслужил знать правду? — спросила я.
— А где правда? — Мае допила свою порцию и шевельнула пальцами над пустым бокалом.
Бармен не сводил с нее глаз и наполнил бокал в мгновение ока. Он хотел задержаться, но она осадила его одним взглядом, и он ретировался. Я сообразила, что она затеяла флирт, чтобы дать нам с Майклом возможность поболтать наедине.
— Нам известно только то, что рассказал Малкольм в Сарасоте, — сказала она. — Он мог солгать — это он умеет, как никто.
Но я слышала его признание и помнила подробности — он говорил о том, как убил ее. Он сделал это потому, что она была помехой, — так он сказал.
— Даже если Малкольм убил ее, что толку рассказывать об этом Майклу? — Глаза у мае потемнели. — Мы не знаем, где Малкольм. У нас нет доказательств. Поверь мне, Ариэлла, лучше ничего не говорить.
Я верила ей. Но чувствовала тяжесть знания, словно какую-то болезнь внутри.
ГЛАВА 6
Наутро мы покинули Саратога-Спрингс, коробки и прочий багаж бултыхались в кузове у нас за спиной.
На выезде из города я попросила маму остановиться у кладбища. Имя Кэтлин было выгравировано на большом камне, а рядом стоял еще один, поменьше, с именами ее родителей. Под каждым именем стояло по дате, но только у Кэтлин их значилось две. Я положила на ее могилу один из подаренных ею дисков — не знаю почему.
— И на этом мы простимся с Саратога-Спрингс. — Мае повернула к выезду на 1-87. Она вздохнула и покосилась на меня. — Извини.
— За что?
— Я думала, возвращение сюда пойдет тебе на пользу, в смысле, даст ощущение завершения…
— Ненавижу это слово. — Я извинилась, что перебила ее.
— Ну, тогда катарсиса. — Она нажала на педаль газа, но грузовичок придерживался собственного темпа, едва превышавшего скоростные ограничения. — Ненавижу автоматические коробки передач.
— «Катарсис» значит «очищение». — Я провожала взглядом пологие зеленые холмы. — Я не чувствую себя особенно чистой.
— Ты не виновата, что Кэтлин умерла. — Мае перестроилась в правый ряд. — И что Мисти пропала, тоже не виновата.
Не успели мы пересечь границу Нью-Джерси, как у меня зазвонил мобильник. Служба шерифа округа Ситрэс выследила меня.
Инспектор сначала сказал мне, что у них «есть зацепки», но Мисти еще не нашли. Тошнотворное ощущение усилилось.
— Она говорила тебе что-нибудь насчет отъезда из города? — спросил он.
— Нет. — Я дважды пересказала основную часть нашего с ней телефонного разговора. Но в нем не было ничего особенного. — Да, голос у нее был веселый. Она сказала, что в тот вечер у нее было назначено свидание с Джессом. Джессом Весником. Это брат Осени. Нет, я не очень хорошо его знаю.
Инспектор спросил, где я находилась в ночь ее исчезновения, и я сказала, что дома. Мне хватило ума не рассказывать ему о приступе головокружения и ощущении присутствия какого-то зла. Я согласилась явиться в офис шерифа по возвращении.
— Мае, когда мы будем дома?
Грузовик выезжал на скоростное шоссе Нью-Джерси.
— Завтра к ночи, полагаю. Нам все-таки надо есть и спать.
Я обещала инспектору прийти во вторник утром и повесила трубку.
— Ума не приложу, где она. — В кабине было холодно, и я обхватила себя руками за плечи.
— Ты не думаешь, что она сбежала? — Мае вела машину так же, как танцевала, — плавно и ритмично. Тормозами почти не пользовалась.
— Нет. — Я не могла представить, чтобы у Мисти хватило духу сбежать. — Ей было в некотором роде скучно, но она была влюблена. Или думала, что влюблена.
— А как насчет тебя?
У мамы голова работала не так, как у папы. Она импульсивно перескакивала с одной мысли на другую, тогда как его ум отличала методичность, даже при попытке связать несопоставимые понятия.
— Ты спрашиваешь, не влюблена ли я?
Мае вскинула бровь. (Я так не умею — я проверяла.) Это означало: «Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду».
— Нет, — ответила я решительно. Чувства, испытанные мною при виде Майкла, не были любовью. Скорее, сожалением о том, что могло бы получиться, будь Кэтлин жива.
Одно я усвоила: смерть любимого человека меняет для оставшихся весь мир.
Позднее в тот же день я заметила бугорки таблеток в кармане джинсов и вынула их. Мае спросила, что это, и я рассказала.
— Таблетки, превращающие людей в вампиров? — хмыкнула она. — Исключено.
— Я подумала, не сдать ли их на анализ. — Интересно, кто торгует этим зельем.
— Дельная мысль. — Она включила поворотники. — Мы уже в Мэриленде. Предлагаю остановиться и пообедать. Здесь можно найти неплохой рыбный ресторан.
Я согласилась, хотя особого аппетита не чувствовала.
На ночь мы остановились в гостинице в Южной Каролине и наутро, спозаранку, продолжили путь. В Хомосасса-Спрингс мы въехали на закате. Неистово-яркий мандариново-оранжевый шар опускался за горизонт между купами деревьев.
Фургон остановился на светофоре, и я увидела первое объявление, пришпиленное к фонарному столбу: «ПРОПАЛА» — гласил заголовок. С помещенной ниже фотографии улыбалась Мисти (более юная и без косметики). От увиденного мне сделалось холодно, ее исчезновение превратилось из абстракции в жуткую конкретику.
Зажегся зеленый, и мы тронулись. Объявления висели на каждом третьем столбе.
Когда мы наконец свернули на нашу дорогу, а потом на проселок, я испытала усталое облегчение. Дом был здесь, а не в Саратога-Спрингс. Окна светились желтым (настоящие окна — стекла уже вставили). С тех пор и навсегда желтые огни на фоне темноты означают для меня дом, а дом всегда означает любовь и тайну.
Дашай с Грэйс на руках вышла нас встречать, не дожидаясь, пока мае выключит мотор.
— Ну, — сказала она, — вам какую новость сначала — плохую или очень плохую?
В гостиной мы услышали плохую новость: Дашай получила отчет от специалистов из Департамента сельского хозяйства, которые проводили экспертизу наших погибших пчел. Они обнаружили множественные патологии, вероятно вызванные пестицидами или вирусом, наряду с признаками клещевого заражения.
— Эта часть тебе понравится, — обратилась ко мне Дашай. Она уселась на подлокотник кресла, поправив тюрбан из полотенца. Она завела привычку мыть голову каждый вечер, что, по словам мае, «типично для покинутых женщин». — Эти клещи называются «варроа», мелкие паразиты, высасывающие из пчел жизнь. По прозвищу «клещи-вампиры». Мило, а?
Мае, сцепив пальцы, вытянула руки над головой и хрустнула костяшками.
— Очаровательно, — сказала она.
— Откуда они взялись? — спросила я.
— Из Азии, много лет назад. Наверное, какой-нибудь фанат пчеловодства завез в чемодане. Большую часть зараженных пчел уже уничтожили. Лекарства паразитов не берут.
— Клещи и пестициды существуют давно. — Мае устремила взгляд вдаль. — Здоровые ульи, как у нас, прекрасно им сопротивлялись. Наверное, это перевозка во время урагана сделала пчел уязвимыми.