Один-два раза в неделю, и обязательно в выходные, когда тренеров на базе минимальное количество, я проходил науку работать в коллективе. Вела ее особый тренер, практику отрабатывал вначале с Сестренками, затем и с остальными членами взвода. Бег в одном темпе, зеркальное повторение того, что делает напарница, выполнение специальных упражнений, которые нельзя выполнить, не понимая друг друга на расстоянии. То есть, когда нет связи, находишься в режиме молчания. Как ни странно, лучше всего у меня получалось работать с Кассандрой, а хуже всего - с Мией и Розой. Почему - не знаю.
Постепенно вырисовалось отдельное занятие - тактические приемы современного боя. Обнаружение противника, окружение, схема обездвиживания и захвата. Пока на примитивном уровне, все-таки главное на этом этапе лишь уметь понимать друг друга, но я вживую видел, для чего именно это нужно. Потоком полилась информация о жестикуляции бойцов спецподразделений, что чего означает, о имеющихся схемах на тот или иной случай, о сильных и слабых сторонах каждой, о том, кого куда и с какой силой нужно ударить, чтоб получить тот или иной результат. И многое-многое-многое другое.
Стрельба - отдельная тема. И снова наука включения и выключения боевого режима, перемежающаяся с наукой использовать тело в пространстве с максимальной эффективностью. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего поворота - такой у них тут девиз. Я не успевал, катастрофически не успевал, совершал ошибки, но пока не дотягивал до уровня своего коэффициента погружения.
К обеду после всех этих передряг я был как выжатый лимон, до столовой еле доползал. После начинались новые круги ада, теперь уже теоретические. После них вновь шла разминка, закрепление пройденного, и сон. Перед сном я все-таки выуживал часок для повторения теоретических занятий, которые записывались и сбрасывались мне в навигатор в конце каждого. И о чудо, в этот момент мне никто не мешал и ничего от меня не требовал! Времени, чтобы общаться с остальными обитателями базы, не оставалось.
Девчонки... Они относились ко мне, как к игрушке, как к собственности. Я принадлежал их взводу, они несли за меня ответственность, но на этом всё. Я не стал частью взвода, они не пускали меня в свой круг. Я чувствовал, что я для них лишь мостик, их собственная лестница в небо. Они будут сдувать с меня пылинки, но только из за этого. На таком фоне мои тайные занятия с Маркизой казались хорошим знаком - хоть с кем-то я надеялся подружиться на самом деле, но тайные, разумеется, они были только для Маркизы. Катарина внимательно следила за ними, чтобы я не наделал ошибок, и у меня пока получалось. Как быть с остальными - не знал, но был полон уверенности, что это знание придет.
По вышеупомянутой причине отсутствия контактов с другими обитателями базы занятия с Катариной так же были сугубо теоретическими. Пока. Но я уже примерно знал, что от меня хотят и как правильно действовать в подобной ситуации. А опыт... По ее словам он придет.
- Ты не понимаешь, Хуан, - улыбалась она мне, - они проходят почти то же самое, только относительно мальчиков. По программе банальной подготовки ко взрослой жизни, даже не на уровне потенциальных агентов-соблазнительниц. И для них эти занятия так же сугубо теоретические. Так что ты, выйдя к ним и попытавшись испробовать изученное, первым делом нарвешься на зеркальную методику. Тебе надо не только уметь самому, но и уметь распознавать. И защищаться.
- Не вижу проблемы в "защищаться", - ответил я.
- Зря. - Она покачала головой. - У тебя гормоны. А они все молодые и сексапильные. Делай поправку.
Иногда Катарина оставалась за дежурного офицера. Тогда в моей жизни наступал праздник - я ходил ночевать к ней, в их дежурную каморку. Они тайно используют одну из кладовок, оборудовав в ней нечто наподобие очень уютной лежанки, куда ходят спать, если все спокойно. Я имею в виду дежурных офицеров. Их четверо, это таинственные личности, обладающие большими полномочиями, и с ними надо дружить. И я пытаюсь. Помещения с диваном для них не предусмотрено по уставу, ибо дежурят сутками, потому эти сеньоры выкруживаются, как могут, и комнатка считается тайной, хотя о ней знают абсолютно все.
Почему так? С Катариной? В этом не обремененном моралью женском монастыре?
Потому, что с ней просто. Голый перепих, никаких обязательств, никаких чувств и эмоций. Никакой привязанности. Мне это нужно, чтобы не сойти с ума прежде, чем я разберусь, с кем тут можно мутить, чтоб не было последствий, а с кем нельзя. Ей же... Ей для того же самого. Как я выяснил из посторонних источников, ее Адальберто погиб, так и не помирившись с нею, и серьезных отношений после разрыва с ним у нее не было. Точно такие же перепихи, как со мной, на один раз. А тут я, паренек молодой и горячий, в любое угодное время...
Бэль. Эта девочка вспоминалась все реже и реже. Я начал подзабывать, как она выглядит, ее черты лица. Я уже не был уверен, что она действительно существовала, но это не пугало. Я не искал себе девочек здесь совсем не из-за нее - в конце концов, мы взрослые люди, и наши отношения не успели зайти так далеко, чтобы что-то друг другу обещать и в чем-то клясться. Я больше чем уверен, даже если она меня еще и помнит, вряд ли соблюдает целибат, особенно если учитывать ее поведение в день нашего знакомства, то зажигательное представление в воде перед первым встречным. Я все еще что-то чувствовал к ней, но понимал, что это не серьезно, у этого нет будущего. Я найду ее, позже, и стану тем самым "мальчиком на ночь", обязательно - возьму свое. Но раз будущего нет - зачем что-то строить и пыжиться? Надо жить будущим, а она, какой бы ни была, прошлое.
Если же судьба вновь выкинет фокус и приведет меня к ней, и если она до сих пор будет что-то ко мне испытывать... Я скажу судьбе "спасибо". Если же нет... Я огорчусь. Но включу свое обаяние, активирую знания, вложенные Катариной, и у нас с нею будет совсем иной разговор. Что будет после этого - ведают только Древние, отчего-то очень почитаемые здесь, в корпусе. Пока же единственное, о чем я жалел, это то, что отказался от помощи девчонок по ее поиску. Глупая ненужная сентиментальность, слабость, боязнь... Теперь уже не важно. Сейчас, безвылазно сидя на базе, я не буду их просить. Просить и брать то, что предлагают - разные вещи, а я не хочу выглядеть слабым. Будь что будет!
* * *
- Следующая картинка. Внимание!
Голос Очень Важной Сеньоры звучал ровно, четко, будто со мной разговаривает робот. Я находился в полутрансе, и окружающее воспринималось немного искаженно, через эхо. Кроме ее голоса.
На визоре передо мной завихрилась картинка со следующим заданием. Детский сад, детская площадка. Дети, девочки и мальчики, лет четырех - пяти. Сразу пошла мысленная разбивка картинки на сектора. Вот песочница, в которой играют пятеро детей. Мозг выделил примерное количество игрушек, сосчитать которые точно возможным не представлялось. Их цвета и форму, яркие пятна среди общего натюрморта. Вот зона подвижных игр - ровная площадка, покрытая специальной резиной. Дети играют в догонялки, носятся друг за другом. Память зафиксировала разбивку детей по полу и по цветам одежды. Чуть дальше качели, на которых катаются две девочки, и еще трое детей стоят рядом. А здесь куклы и велосипеды.
Картинка схлопнулась. Я закрыл глаза и произвел мысленную ревизию, удерживая в памяти все зоны картинки, мысленно раскидывая по ним детей по цветам одежды и иным броским признакам. Здесь два желтых пятна, там три фиолетовых. Здесь зеленое и два красных. Фоном в моей модели за площадкой встали два дерева и забор светло-серого цвета.
- Хуан? - потянула сеньора. Я открыл глаза.
- Я готов.
- Хорошо. Сколько на площадке было детей в кепочках?
Снова закрыл. Мысленно пробежался по своей модели еще раз. Первое время в голове набатом гудело: "Двадцать секунд! Двадцать секунд!.." Я торопился, нервничал, и, как правило, получал в итоге удар током. Теперь сознание привыкло и больше не обращало внимание на такие вещи. "Времени всегда мало" - это тоже один из главных постулатов, который мне вбивали.
На мысленном, неосознанном счете "четырнадцать" я знал ответ и запустил тестовый режим, проверяя определенное мною количество. Вновь передо мной пронеслась вся картинка, все цветовые сполохи. Вроде несоответствий нет. Хорошо. На счете "девятнадцать" глаза мои открылись.
- Пять. В кепочках было пять детей.
- Месторасположение?
- Мальчик возле качели. Девочка в песочнице, что справа. Двое на резиновой площадке и один на заднем плане, около дерева.
Молчание. Она сверялась. На самом деле могла и не делать этого, но так положено, чтобы устранить погрешность человеческого фактора. На данном этапе обучения произвол с мотиваторами не приветствовался, это не учебка.
- Да, правильно. - Где-то глубоко-глубоко в душе я облегченно выдохнул. Все-таки к боли нельзя привыкнуть, ее нельзя не бояться, кто бы что ни говорил. И это правильно - как только мне будет наплевать на боль, на мне можно будет ставить крест.
- Сколько из них в желтых? - последовал ее новый вопрос. Я прикрыл глаза и вновь пробежался по модели.
- Две.
- А зеленых?
Пауза.
- Одна.
- Правильно. Можешь взять конфетку.
Про конфетку это такая шутка. Нечто из арсенала юмора их конторы. Для нее обучаемый вроде собаки академика Павлова, открывшего и научно описавшего условный рефлекс. Никакой конфетки в помине нет, разумеется, но я молчу.
- Следующая картинка.
Я прогнал из головы все лишние мысли и снова ощутил подобие транса. Визор завихрился, и передо мной предстало изображение строительной площадки. Хаотичное нагромождение различных конструкций, приспособлений и гор строительных материалов. Снующие люди в униформе, едущие по делам дроиды. Двое рабочих в сервокомплексах без шлемов, несущие на руках блок весом в пару тонн.
Через три секунды я начал раскадровку по зонам, определяемым или видом рабочих, или фоном, или тем, что они в этот момент делают. Секторов получилось пять, но один из них - те самые рабочие в сервах. Мысленный таймер отщелкунул: "Шесть", и я принялся за подробное изучение каждого из секторов, разбивая их на цвета и формы. Любой массив данных можно запомнить только так, разбивая, анализируя и нумеруя образы. "Десять секунд..."
- На последний слог ударение, Хуанито, на последний! - возмущалась сеньора Гонзалес. Как всегда, одетая в неизменно короткую юбку, сверкающая коленками. Сегодня она надела чулки на подвязках, и это, скажу вам, что-то! Возбуждает! Но причиной шандарахнувшего меня только что удара током были, естественно, не они. А ошибка, которую я допустил. В старой школе, и даже в частной, я имел право хоть раз ошибиться. Ошибся, понял ошибку, поправился - что здесь такого? Сейчас же я этого права не имел.
- Разведчик, как и сапер, не может ошибаться дважды, - любила говорить она. - Если на условно вражеской территории, на задании, ты всего один раз поставишь ударение не на тот слог, и это заметят... Считай, ты раскрыт. Самое умное, что ты сможешь после этого сделать - принять яд или активировать комплект самоуничтожения. Ибо нет такой информации, которую можно было бы скрыть, сидя в современном допросном кресле. Если попадаешь туда - это с концами.
- Агентов готовят для работы в определенной стране, сеньора, - как-то возразил я ей. - Они знают язык этой страны в совершенстве, но это язык конкретной страны, а не всего мира! Вы же гоняете меня мало того, что по всей Латинской Америке, так еще и по всему Земному шару! Представляете, какой объем информации?
Она усмехнулась.
- Чико, тот, кого готовят для определенной страны, изучает не только язык. Но и историю, и социокультурные особенности аборигенов, и их национальные привычки. Крылатые слова и выражения, принятые там. Сленг. Поверь, Чико, это не меньший объем данных, от которых так же зависит их жизнь и успех задания. Тебя же я гоняю всего лишь по акцентам, и поверь, это не так много.
Отчего-то я ей верил.
- Следующая установочная фраза. - Она сделала паузу, достаточную лишь для того, чтобы сделать вдох. Или для того, чтобы очистить "временные файлы памяти", как я прозвал их про себя, и войти в трансовый режим запоминания. С каждым днем установочные фразы становились все сложнее и сложнее, и получить разряд только за то, что не запомнил правильно цитату, мне не улыбалось.
- "Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, - начала она. - Каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе. Джон Донн"...
Каждая установочная фраза с первого дня несла скрытый смысл, воспринимаемый подсознанием. Это были цитаты и афоризмы великих людей, благодаря которым человек, подспудно заучивавший их (в данном случае я), знакомится с их идеями. Декарт, Макиавелли, Бэкон, Кант, Вольтер... И даже Фрейд и Маркс! То есть воздействие здесь осуществляется на всех возможных уровнях, что говорит о серьезности методик, и о том, что корпус всегда был не только игрушкой для императоров. Просто кто-то должен быть "мясом", куклами, ряжеными девочками, отвлекающими внимание, а кто-то изначально сюда берется для серьезной работы. И для тех, и для других, у службы вербовки есть свои многоступенчатые тесты, исключающие ошибку, а сама она по стоимости содержания сравнима со всем остальным корпусом телохранителей. И во взводах, кстати, разное количество людей по этой же причине.
- А теперь повтори это на диалекте, принятом в Мату-Гроссу и других провинциях Центрально-Западного региона Бразилии, - улыбнулась сеньора Гонзалес...
Ноги были ватные, в глазах мелькали искры. Не помешал бы впрыск в дыхательную систему глотка чистого кислорода, но с этим у меня проблемы: тренировочный скафандр настраивается так, чтобы создать максимальное число проблем, а не облегчать жизнь его носителю. Я почувствовал, что ноги заплетаются, и долго не вытяну.
Сколько я пробежал? Пять километров? Десять? Пятьдесят? Интерфейс, услужливо подсчитывающий такие мелочи, молчал. Это вообще странное задание, сравнимое с легендарным армейским афоризмом: "Копай отсюда и до обеда". Только существенное отличие: грозит ли мне обед - неизвестно. Пока никто такой команды не давал.
Началось все с утяжелений. Двадцать килограмм сменились тридцатью, затем сорока, и, наконец, половиной центнера. Каждый вес я отрабатывал неделю - медслужба страховалась на случай, если будут проблемы с ногой. На пятой неделе мне начали удлинять трассу. По чуть-чуть, но каждый день. Как-то я справился с этим, хотя до финиша в прямом смысле слова доползал. И, наконец, сегодня, в первый день шестой недели, ограничители сняли совсем.
То есть, я должен просто бежать. Или идти. Или ползти. Без цели. Без сроков. Без нормы километража. Тупо двигаться и двигаться вперед, пока мучителям, пардон, инструкторам, не надоест издеваться.
И я бежал. Потом шел. И, наконец, поплелся вперед. И такое чувство, скоро буду ползти.
"Скоро" настало раньше, чем мог предположить. Нога подвернулась, и я свалился на землю. Растянулся пузом, а балласт придавил, не давая пошевелиться.
Выругался. Затем из последних сил собрался и дополз до стены тоннеля. Привалился к ней спиной. Откинул забрало, вдохнул гнилостный сырой запах дворцовых подземелий. В них нет времени, нет пространства - без интерфейса их не ощущаешь совсем. Есть только вот этот сыростный запах, необходимость идти и воля шевелиться. И с последним у меня назрели проблемы. Я был готов, чтобы меня пристрелили, но двигаться дальше не собирался. Пусть расстреляют, пусть посадят в карцер, пусть, наконец, выгонят - плевать! Я не двинусь с места! Так и буду сидеть до скончания времен!