Когда мы оба оказались по ту сторону занавеса, девочка продолжила демонстрировать светские манеры. Она стала спрашивать, как меня зовут и где я живу. Я давал исчерпывающие ответы на все ее вопросы (даже зачем-то назвал номер дома), как если бы ко мне обращался строгий учитель, заставший меня за каким-нибудь не слишком благовидным занятием.
— Мы совершенно случайно тут оказались. У нас и в мыслях не было тревожить вас. И мы совсем не воры, — зачем-то оправдывался я.
Девочка слушала меня, склонив голову, и иногда почему-то хмурилась, как будто старалась что-то припомнить. Потом она вдруг улыбнулась и сказала:
— Смотри, сколько у меня тут игрушек! Я их все нашла.
И она стала показывать мне своих кукол. Их было и правда очень много, однако в комнате стояла такая темнота, что я не мог их как следует рассмотреть. Девочка присела и принялась брать кукол в руки по одной и показывать мне, но я все еще плохо соображал и не слишком активно участвовал в игре. Потом она протянула мне какого-то изрядно потрепанного грязного зверька с вытертым мехом и большими черными стежками вместо глаз. Уши у него отсутствовали, а лапы были непропорционально длинными. Мне показалось, что маленькая голова этой странной игрушки все время поворачивается в мою сторону, как будто наблюдает за мной, — не самое приятное ощущение, скажу я вам.
За занавесом было совсем темно — только где-то дальше за сценой смутно белела стена. Я все пытался придумать, как мне сбежать, косился на окна, но тяжелые ставни на них были наглухо закрыты. И вдруг в углу комнаты я заметил балконную дверь — она была снаружи заколочена фанерой, но между листами фанеры виднелась довольно большая щель — оттуда веяло свежим воздухом, оттуда в комнату проникал солнечный свет. Наверное, оттуда же в дом когда-то проникли какие-нибудь сумасшедшие вроде нас.
— Извини, мне пора, — сказал я девочке.
Впрочем, я мог бы и не прощаться — малышка не слышала меня: она о чем-то шепталась со своими ненаглядными куклами и зверюшками. Но только я собрался выбраться из-за занавеса, как в коридоре раздался ужасный шум: шарканье ног, стук костылей и палок, скрип колес, дикий смех, — по коридору с ревом и криками неслась толпа наших с Пикерингом преследователей. И не было им конца. Слава богу, что в тот момент я их всех не видел.
Вдруг дверь в нашу комнату распахнулась и внутрь скользнуло какое-то странное существо. Я отпрянул от занавеса вглубь сцены и замер. Девочка продолжала как ни в чем не бывало возиться со своими отвратительными игрушками. Ее бормотание выводило меня из себя. Я словно обезумел от ужаса — в какой-то миг мне вдруг даже захотелось выйти из-за занавеса и сдаться этой твари, которая кружила возле сцены и принюхивалась. Не иначе чуяла меня. Сквозь изъеденный молью занавес я видел на голове этого страшилища огромную старую шляпу с белой вуалью, видел, как оно быстро, словно на невидимых колесах, движется по комнате. На миг из-под шляпы показался острый подбородок, по цвету напоминавший корку рисового пудинга. Если бы в тот момент в моих легких было хоть немного воздуха, я закричал бы.
Тут я понял, что привычного бормотания девочки больше не слышно. Я оглянулся — "маленькая леди" куда-то пропала. На полу, на том месте, где она сидела, извивалось какое-то непонятное существо. Я уже вообще ничего не соображал. Перед глазами все плыло — мне вдруг показалось, что игрушки ожили и стали двигаться. Я отыскал взглядом в их толпе девочкиного любимца — непонятный лысеющий зверек лежал неподвижно на том самом месте, где его оставила хозяйка. Я так и не понял, зачем девочка позвала меня и решила здесь спрятать. Как бы то ни было, я был ей за это благодарен. А еще я был чрезвычайно рад, что она ушла.
Вдруг из коридора раздался истошный вопль — самый ужасный и горестный, какой я когда-либо слышал. Страшилище в белой шляпе со всех своих невидимых ног кинулось на крик.
Я осторожно выбрался из своего убежища. Издали доносился непонятный шум. Он постепенно нарастал, эхом отдаваясь в пустых коридорах. Дикий рев ужасных тварей заглушил крики и рыдания Пикеринга. Его вопли становились все более отчаянными, — похоже, случилось то, чего я больше всего боялся: им удалось окружить бедолагу.
Я понял, что нельзя терять ни секунды. Спустившись со сцены, я бросился к балконной двери и изо всех сил рванул на себя лист фанеры, преграждавший мне путь к свободе. Фанера подалась, и сквозь разбитое стекло я увидел поросшую травой лужайку перед домом, залитую ярким солнечным светом.
В тот момент у меня появилась робкая надежда на то, что я смогу выбраться из этого дома живым, — я перестал надеяться на это, когда первое попавшееся нам ужасное существо заботливо прикрыло за нами парадную дверь. А тут я вдруг понял, что легко сумею пролезть в эту щель между листами фанеры, представил, как потом обогну дом и побегу обратно к воротам. Вряд ли кто-нибудь погонится за мной, — скорее всего, им сейчас не до меня, у них есть Пикеринг. Я вздохнул с облегчением и совсем было поверил в собственное спасение, как вдруг позади меня раздался странный звук, словно что-то упало на пол со сцены. Это что-то, невидимое и ужасное, двигалось в моем направлении — я слышал, как оно ползет, чувствовал, что оно уже совсем рядом.
Я решил не оглядываться и двумя руками изо всех сил потянул на себя неприколоченный конец фанерного щита. Образовалась щель, в которую я стал бешено протискиваться, — моя правая нога, рука, а потом и голова оказались на улице. Наконец-то я снова увидел солнце, вдохнул свежий воздух.
Я уже почти выбрался, когда эта тварь вцепилась в меня. Левую руку обожгло холодом. В глазах потемнело, голова закружилась, словно я перегрелся на солнце. Меня тошнило. Я изо всех сил попытался вырваться, но левая половина тела как-то обмякла и ослабла. Все мышцы свело.
Я рванулся из последних сил и буквально выпал из щели на траву — фанерная мышеловка захлопнулась. Ледяные пальцы, не удержавшие меня, с клацаньем хватали пустоту. Я отполз подальше от дома. Тварь, упустившая меня, издала ужасный рев, полный бессильной злобы и разочарования, — от этого рева я оглох на целую неделю.
Я сидел на траве и тяжело дышал. Потом меня стошнило какой-то отвратительной белой слизью прямо на свитер. У меня все плыло перед глазами. Последнее, что я успел рассмотреть, была ужасная костлявая рука, торчавшая между кусками фанеры. Усилием воли я заставил себя подняться.
Я знал, что мне нужно осторожно обойти дом и отыскать аллею, по которой мы сюда пришли. Левая половина тела болела все сильнее и сильнее. Меня словно разбил паралич. Я едва мог двигаться. Мне казалось, у меня переломаны все кости левой руки и левой ноги. Меня знобило. Больше всего на свете мне тогда хотелось опуститься на траву и лежать бесконечно. Но я заставил себя идти. Меня еще раз стошнило. На этот раз одной желчью.
Кое-как добравшись до лужайки перед фасадом, я лег на здоровый бок и пополз. Трава была очень высокая, так что полз я медленно. Я полз вниз по склону холма, в сторону ворот, стараясь не удаляться от аллеи, чтобы не заблудиться. Оказавшись на безопасном расстоянии от дома, я в последний раз взглянул на него. Лучше бы я этого не делал.
Одна створка парадных дверей была открыта, видимо, еще с тех самых пор, как Пикеринг по-хозяйски распахнул ее передо мной и предложил войти в дом. Через открытую дверь я увидел в холле толпу беснующихся тварей в саванах и лохмотьях. Они кричали и дрались. Предметом их ссоры было нечто бесформенное и ужасное. Костлявые, грязные руки неустанно рвали это нечто на части.
Кроме нас с няней Элис, в комнате никого. Няня устало прикрывает глаза, но я точно знаю, что она не спит. Она может просидеть так всю ночь, время от времени поглаживая свою кукольную руку, словно это самое дорогое, что есть у нее в жизни.
Терри Лэмсли
Добро пожаловать на больничную) койку!
Терри Лэмсли родился на юге Англии, но большую часть жизни провел на севере. Сейчас он живет в Голландии, в Амстердаме.
Первый сборник писателя "Под коркой" ("Under the Crust", 1993), выпущенный в мягкой обложке небольшим тиражом, изначально предназначался для туристического рынка родного города Лэмсли Бакстона, графство Дербишир (действие всех шести произведений разворачивается в самом городе или в его окрестностях). Популярность книги быстро росла, рассказы из нее вошли в состав двух ежегодных антологий ужасов.
Сборник выдвинули на Всемирную премию фэнтези в трех номинациях, заглавная повесть "Под коркой" была признана лучшей повестью года, и за автором прочно закрепилась репутация мастера мистической прозы.
В 1997 году канадское издательство "Ash-Tree Press" осуществило переиздание сборника "Под коркой". На этот раз книга вышла в твердом переплете ограниченным тиражом в пятьсот экземпляров, и теперь коллекционеры гоняются за этим изданием не меньше, чем за первым. Годом раньше "Ash-Tree Press" выпустило второй, не менее замечательный сборник рассказов Лэмси "Встреча с мертвецом. Страшные истории" ("Conference with the Dead: Tales of Supernatural Terror"), а в 2000 году появился третий сборник "Темные дела" ("Dark Matters").
Не так давно "Night Shade Books" переиздало сборник "Встреча с мертвецом. Страшные истории", включив в него ранее не публиковавшийся рассказ. A "Subterranean Press" выпустило книгу Лэмсли "Подготовленный и Корыстная любовь" ("Made Ready & Cupboard Love") — две повести с иллюстрациями Тленна Чадборна. Произведения Терри Лэмсли, Саймона Кларка, Тима Леббона и Марка Морриса представлены в антологии Питера Краутера "Четыре темные истории" ("Fourbodings: A Quartet of Uneasy Tales from Four Members of the Macabre").
О нижеследующем рассказе автор говорит так: "Я работал в нескольких больницах и вдоволь насмотрелся, как людям, вследствие болезни или несчастного случая вырванным из привычной среды и попавшим в зависимость от медицинского персонала, приходится разрабатывать стратегию, помогающую им справиться со своей беспомощностью. Они, прикованные к постели, вынуждены отдаваться на милость эскулапов-незнакомцев, принимая на веру чистоту их намерений. Однако в последнее время я обращаю внимание на то, что далеко не всегда обстоятельства складываются подобным образом".
— Пожалуйста, повторите имя.
— Джаспер Джонетт.
Регистратор еще раз просмотрела бумаги на своем столе, затем перевела взгляд на монитор компьютера. Пальцы застучали по клавиатуре, на лице застыло выражение озадаченного сосредоточения.
— И вы точно не знаете, когда он поступил?
Она повернулась к Эрику и взглянула на него поверх крошечных очков. Маленький шрам в правом уголке рта изгибал нижнюю губу женщины, придавая лицу слегка скептическое выражение.
— В последний раз мы виделись месяц назад. Следовательно, поступить к вам он мог в любой день в течение месяца.
— Извините, что заставляю вас ждать. Я болела, а за это время поменяли компьютерную программу, с новой я пока не очень освоилась. — Она опять принялась жать на клавиши. — Нашла, на четвертом этаже. Человек, которого вы ищете, находится в палате Д-двенадцать на отделении Сэмюеля Тейлора.
— Что, в новом здании? С куполом? Которое недавно открылось? Видел репортаж по телевидению. Выглядит весьма внушительно.
— Полагаю, там все по последнему слову техники. Хотя пока у меня не было возможности побывать там.
Регистратор откинулась на спинку кресла и вся как-то обмякла, словно поиски Джаспера Джонетта чрезвычайно утомили ее.
— Можно пойти туда прямо сейчас? — поинтересовался Эрик.
— Только поторопитесь. Время посещения истекает в три, осталось сорок пять минут.
— Долго идти?
Женщина кивнула:
— Далековато. Поднимитесь на четвертый этаж и следуйте указателям "Отделение экзотологии". Когда доберетесь туда, то увидите указатели, на которых значится нужное вам отделение. Вам лучше спросить кого-нибудь, где находится Д-двенадцать, потому что я точно не знаю, как туда попасть.
— Понятно. А лифт?..
— Там. — Женщина махнула рукой на указатель прямо над головой Эрика и приветливо улыбнулась следующему посетителю.
Эрик быстро зашагал в указанном направлении. Три-четыре минуты он безуспешно пытался разыскать лифт, и даже рабочий, толкающий перед собой тележку, нагруженную медикаментами, не смог ему помочь.
— Отсюда вам никак не удастся подняться. Насколько мне известно, в этом отсеке больше нет лифта для посетителей. А служебным лифтом пользоваться запрещено. Лучше поднимитесь по лестнице.
Первый пролет дался легко, Эрик преодолел его бегом, но вскоре выдохся, потому что в этом отсеке больницы, построенном в Викторианскую эпоху, потолки были непомерно высоки. Добравшись до четвертого этажа, он изрядно запыхался, но вздохнул с облегчением, когда среди дюжины похожих указателей увидел нужный: ярко-голубая стрелка указывала путь к отделению экзотологии.
В указателях недостатка не было: на каждом углу непременно встречался новый, а поворачивать Эрику пришлось немало. Следуя за голубыми стрелками, он долго плутал по больничным коридорам и был весьма рад, когда наконец добрался до маленьких, неброских и малочисленных указателей с надписью "Сэмюель Тейлор". Редкие стрелки привели его в очень тихую и малолюдную часть больницы.
По пути к отделению экзотологии Эрик видел много больших палат, и во всех не было недостатка в пациентах, которые сидели, спали или стонали на кроватях, стоящих рядышком с максимальной экономией пространства. Большинство коек окружали смущенные посетители, в коридорах воздух благоухал ароматом цветов. Медсестер было немного, но все же они попадались тут и там, готовые ответить на вопросы, выслушать благодарности и жалобы посетителей, принести больному судно или вазу с водой для цветов.
Но как только Эрик прошел в отделение экзотологии, он словно попал в другой, более упорядоченный мир: палаты здесь оказались гораздо меньше, в каждой было не больше двух-трех кроватей, причем большинство из них пустовало. Очевидно, что в старом здании предприняли слабую попытку придать коридорам веселенький вид с помощью яркой краски и постеров, но в новой части больничного комплекса стены оказались лишены каких-либо украшений, кроме тонкого слоя матовой эмульсии мышино-серого цвета. У помещений был незаконченный вид.
Добравшись до надписи "Отделение Сэмюеля Тейлора" без стрелки-указателя, Эрик решил, что наконец-то попал туда, куда нужно, или недалек от этого. Он оказался в широком дугообразном коридоре со множеством дверей. Эрик помнил о совете регистраторши и оглянулся в поисках медперсонала, чтобы спросить о палате Д. Но никого не было ни видно, ни слышно, все словно под землю провалились. Чтобы удостовериться, что тут все-таки кто-то есть, Эрик подошел к стеклянной двери одной из палат. На ближней к входу кровати на боку лежал и смотрел на него пожилой, коротко остриженный мужчина с тусклыми глазами, одетый в нечто напоминающее огромный подгузник, хотя было отнюдь не жарко. Мужчина и виду не подал, что заметил разглядывающего его Эрика. Разноцветные трубки и капельницы тянулись от его тела к аппарату над кроватью. Поза мужчины казалась крайне неудобной: ноги сильно согнуты, а спина противоестественно прямая. Чтобы оставаться в таком положении, ему, скорее всего, приходилось прикладывать немалые усилия. На другой кровати кто-то спал, вытянувшись на животе.
Интересно, откроется ли дверь? Подалась. Эрик просунул голову в палату и спросил:
— Извините за беспокойство. Я ищу палату Д-двенадцать. Это где-то здесь?
Лежащий на боку мужчина ничего не ответил. Он вообще никак не дал понять, что заметил Эрика, и тот уже собирался уйти прочь, когда из-под одеял на другой кровати послышался голос:
— Вы почти у цели. Это палата Д-двадцать четыре.